– Это там, где ожидается прибытие следственной группы и экспертов, – возразил Юрий. – А сюда, насколько я понял, никто, кроме нас, не прибудет.

Капитан открыл рот, чтобы что-то ответить, но ему помешал вдруг раздавшийся негромкий стук, как будто на деревянный пол упал средних размеров камень. Они посмотрели вниз и увидели то, что поначалу и в самом деле показалось им камнем. Камень был странный: овальной формы, ребристый, словно поделенный на квадратные дольки, с каким-то металлическим штырьком сбоку и почему-то зеленого цвета…

– Ой-е… – сказал Юрий, разглядев “лимонку”, и рыбкой нырнул в угол, успев заметить, что капитан тоже плашмя бросился на пол.

«Слишком близко, – успел подумать Юрий. – И я слишком близко, а уж про капитана и речи нет… Это как британские коммандос во время Второй мировой тренировались: надевали каски и ложились в круг, головами к середине, а в центре круга клали гранату без чеки… Кто струсил, вскочил, тому хана. Только тут и вскакивать не надо, потому что касок нет, а граната слишком близко. Слишком…»

Все это пронеслось у него в голове за какую-то долю секунды, а в следующее мгновение граната глухо и коротко кашлянула – как-то слишком глухо и чересчур коротко. “Протухла, – подумал Юрий, еще не до конца поверив в то, что его даже не задело. – Неужели протухла? Господи, да неужто ты и вправду есть?"

Он не стал вскакивать, потому что где-то рядом все еще находился человек, явно привыкший решать все свои проблемы самым простым и радикальным способом. У него могла найтись еще одна граната, на сей раз исправная, и что-нибудь еще помимо гранаты. Судя по щедрости, с которой этот неизвестный разбрасывал по округе пистолеты и ножи, недостатка в оружии он не испытывал.

Юрий осторожно повернул голову, приоткрыл зажмуренные в ожидании грохота и шквала осколков глаза и посмотрел на капитана.

– Ч-черт, – с чувством прошептал он.

Граната и не думала протухать.

Невозможно было угадать, о чем думал и что чувствовал вечно невыбритый капитан с лошадиной физиономией в последние мгновения своей жизни. Да это, пожалуй, и не имело значения, “То, что мы думаем, и то, что мы говорим, не имеет никакого значения, – подумал Юрий. – Значение имеют поступки. Уж о чем наш бравый капитан наверняка не успел подумать, так это о своей семье. Интересно, есть ли у него дети? Жена есть, это он мне сказал…

«Черт бы тебя побрал, капитан, – мысленно сказал Юрий истерзанному, разорванному на куски телу. – Девяносто девять человек из ста вслух назовут тебя героем, а про себя подумают, что ты просто дурак. Либо дурак, либо просто поскользнулся и упал как раз туда, куда падать не следовало, – прямо на гранату, готовую шарахнуть… И я тоже думал, что ты дурак и бездарь, капитан. А у тебя, оказывается, была светлая голова, мгновенная реакция и редкая способность принимать решения без раздумий и колебаний, Если бы не это, мы оба сейчас лежали бы здесь, истекая кровью, как свиньи, и ждали бы того, кто явится нас добить… Интересно, а я – смог бы я так? Ох, не знаю… Ведь прыгнул-то я не на гранату, а в самый дальний угол…»

Продолжая мысленно адресоваться к капитану, Юрий посмотрел на наган, все еще зажатый у него в руке. “Вот интересно, – подумал он, – а есть ли там хоть один патрон? Если сюда сейчас войдут, а барабан пустой, геройская смерть нашего капитана окажется напрасной. А ведь он, наверное, на меня рассчитывал…"

Он осторожно взвел большим пальцем курок, медленно, без единого звука перевернулся на живот и стал подтягивать под себя руки и ноги, чтобы, когда наступит время, вскочить и открыть огонь. В это мгновение возле двери послышался едва уловимый шорох, неожиданно заныли ржавые петли, и дверь с грохотом захлопнулась. Снаружи что-то глухо стукнуло, и, когда вскочивший Юрий с разгона ударился в дверь плечом, та не подалась даже на миллиметр – видимо, снаружи ее надежно подперли. Юрий ударил еще раз, отлично понимая, что это бесполезно, и ответ последовал сразу же: на улице коротко простучала автоматная очередь, пули с сухим треском ударили в старое дерево, полетели щепки, обнажая светлую древесину, и в дыры потянуло сквознячком.

Юрий отскочил от двери, прижавшись спиной к бревенчатой стене, а потом, подумав, тихо лег на пол: ему приходилось видеть железнодорожные шпалы, насквозь прошитые выпущенными из “Калашникова” пулями.

Неизвестный больше не стрелял. Юрий услышал снаружи осторожные шаги, а потом раздался негромкий плеск, и в щель под дверью потянуло бензином. Это было поражение – настоящее, по полной программе. Задурили голову Васькой, заманили в ловушку, заперли, как крысу, а сейчас чиркнут зажигалкой, и останется только сидеть снаружи с автоматом на коленях и ждать, не выскочит ли из какой-нибудь не замеченной заранее щели охваченный пламенем воющий ком, чтобы срезать его одной короткой очередью… Застрелиться, что ли, подумал Юрий с безнадежной тоской. Он поднял руку с наганом и выстрелил в дверь – вернее, хотел выстрелить, поскольку древний револьвер, как и следовало ожидать, оказался разряженным.

Он отшвырнул бесполезную железку в угол, встал и, больше не прячась, подошел к тому, что осталось от капитана. Это было трудно назвать даже трупом. Смотреть на это тоже было нелегко, но Юрий заставил себя наклониться и, прежде чем взять отлетевший в сторону пистолет, закрыл широко открытые изумленные глаза, смотревшие прямо на него сквозь прорези кровавой маски. Он понятия не имел, зачем ему оружие, – разве что и вправду застрелиться, – но пистолет все-таки поднял, проверил обойму и передернул затвор. Искать запасную обойму он не стал – кобура осталась под телом, смешавшись с ним в одну вязкую, сочащуюся кровью, тяжело пахнущую массу, и копаться в этой массе ради дополнительных восьми патронов было выше его сил. Да и вряд ли это имело смысл, поскольку снаружи уже вовсю трещало пламя, и заимка постепенно начала наполняться удушливым серым дымом.

Юрий огляделся, пряча лицо в сгибе руки, и только теперь заметил стоявший в углу рядом с дверью топор. Обух топора был слегка тронут ржавчиной, но отточенное лезвие блестело опасным ртутным блеском. Юрий сунул пистолет в карман и схватил топор. Он уже занес сверкающую сталь над плечом, готовясь обрушить ее на дверь, но тут перед его мысленным взором предстала неприятная картина: вот он, задыхаясь и кашляя, из последних сил рубит толстенные плахи, откалывает от них щепки, работая с бешеной энергией обреченного, и наконец прорубается наружу только для того, чтобы получить пулю в живот.

Топор опустился. В избе становилось жарко, дым разъедал глаза и огнем жег легкие. Бросив взгляд в узкое окно, Юрий не увидел леса – теперь там билось туго натянутое оранжевое полотнище набиравшего силу огня. Юрий опустился на колени, словно собираясь помолиться, примерился и с силой вогнал лезвие топора между досками пола.

Директор грузового автопарка номер два раздраженно бросил трубку телефона на рычаги, вполголоса выругался матом и привычно прикинул в уме, сколько еще осталось до пенсии. Получалось не так чтобы очень много – один год, четыре месяца и два дня, – но бывали моменты, когда директору парка казалось, что до пенсии ему не дотянуть. Не дадут, кровососы… Живьем в гроб загонят и спляшут на могиле, мерзавцы.

Он покачал головой, вспомнив некоторых своих знакомых, которые продолжали работать после наступления пенсионного возраста. Ему были известны их резоны: деньги, неумение сидеть без дела, необходимость общаться с людьми, – но все это звучало для него неубедительно. Конечно, должность у него сейчас собачья, и после ухода на пенсию можно будет устроиться каким-нибудь сторожем – хотя бы и здесь же, в родном автопарке, – но пока что он такого желания не испытывал. “Дотянуть бы до пенсии, – думал он, массируя под пиджаком ноющую грудь. – Дня не задержусь, минуты лишней не просижу в этом кресле…"

Телефон снова зазвонил. Директор парка бросил на него свирепый взгляд и притворился, что не слышит. Телефон звонил минуты три и наконец разочарованно умолк, коротко звякнув напоследок.