Герр Шнитке схватился сначала за кошелек, потом за голову, а потом за старую, времен второй мировой, потертую на сгибах карту, доставшуюся ему в наследство от герра Шнитке-старшего, закончившего войну в чине оберста, то есть, говоря по-русски, полковника, и сохранившего сладостные воспоминания о тысячах гектаров пропадающей попусту земли, ждущей только рачительного хозяина, чтобы заколоситься рейхсмарками.

На карте были подробно изображены ближние подступы к Москве, как раз те места, где герр оберет Шнитке отморозил себе правое ухо и получил первое и единственное за всю войну ранение в ягодицу. Не то чтобы Шнитке-младший не имел доступа к другим географическим картам, но в названиях мест, которые он привык слышать с детства из уст отца, ему чудилось что-то ностальгическое:

Мокрое, Крапивино, Крапивка… Крапивкой называлась речка, словно специально созданная для того, чтобы в нее сливали отходы химической промышленности, и герр Шнитке, решительно хлопнув по карте ладонью, взялся за дело с истинно немецким усердием и основательностью.

Поначалу дело двигалось вполне удовлетворительно: при хрусте банкнот русские впадали в транс, и герр Шнитке только диву давался, зачем этому шизофренику Шикльгруберу понадобилось идти на Россию войной, в то время как ее можно было за два года скупить оптом и в розницу, но потом дело дошло до согласования с областной администрацией, и вот тут, по меткому выражению все тех же русских, нашла коса на камень.

Глава областной администрации герр Орлов и главный эколог области герр Спицын, узнав, что на их землях будет построен не какой-нибудь дурацкий Диснейленд, а производящее полезную и нужную людям продукцию предприятие герра Шнитке, встали насмерть, словно герр Шнитке прибыл к ним во главе танковой колонны прорыва. Это были странные русские, на деньги герра Шнитке они плевать хотели, а герр Спицын дважды в присутствии герра Шнитке произносил слова, которые герр Шнитке знал от отца, любившего иногда щегольнуть знанием иностранного языка, особенно после двух-трех рюмок шнапса. Там было что-то такое про матушку герра Шнитке, чего тот не понял, и то же самое про самого герра Шнитке. Испробовав все мыслимые и немыслимые подходы, герр Шнитке начал в чем-то понимать бесноватого Адольфа: да, тут нужны были танки. Эти пьяные медведи не хотели понимать собственной пользы и сопротивлялись так, словно герр Шнитке завинчивал им карандаш в задний проход, в то время как во вверенной им области было столько безработных, что хватило бы на пятьдесят заводов и сотню мелких фабрик.

Герр Шнитке совсем было отчаялся, но тут на горизонте возник герр Лесных. Откуда он возник, немец так до конца и не понял, но после долгого взаимного прощупывания и хождения вокруг да около они достигли полного взаимопонимания.

«Да, – говорил герр Лесных, – с этой администрацией вам не договориться. Значит, нужно сменить администрацию, – говорил он, подливая герру Шнитке дорогой коньяк. – Что вы скажете, если я обеспечу вам лояльную администрацию в своем лице и полную поддержку общественного мнения?»

«Да, – сказал герр Лесных, – общественное мнение я беру на себя. Дайте мне два-три года, и ваше Крапивино будет у вас в кармане, и не только оно.»

«Три года, – в ужасе воскликнул герр Шнитке, – три года! Доннер веттер!» «Да, – сказал герр Лесных, – три года. Те самые три года, которые вы потратите на хождение по инстанциям и рассовывание взяток направо и налево.., больших взяток, заметьте, и с совершенно неизвестным результатом. Разве это то, о чем должен мечтать истинный ариец? Лучше потратить эти годы на тщательную подготовку, а потом в истинно арийском духе – блиц-криг унд нойе орднунг».

Это было логично. Это было, черт возьми, заманчиво, и герр Шнитке согласился. Вдвоем они разработали план кампании, такой безумный, что он непременно должен был сработать в этой безумной стране, где реки текли вспять, а люди ходили на головах, жили на рельсах и верили в колдунов и экстрасенсов больше, чем в закон и порядок.

Герр Шнитке уехал, а полковник Лесных взялся за дело. Он уже десять лет варился в вонючем болоте сект, ересей и самозваных пророков, так что сочинить новую религию для него не составило никакого труда. Основной девиз был прост: чем безумнее, тем лучше, и за несколько ночей полковник собственноручно составил и отредактировал новое Священное Писание, прочтя окончательный вариант которого чуть не помер со смеху.

Здесь было всего понемногу: чуть-чуть от буддизма, чуть-чуть от ислама, немного больше от язычества и совсем немного от христианства. Все это варево было густо приправлено перчиком сатанизма и колдовства и слегка присыпано идейками, почерпнутыми полковником Лесных из некоторых научно-фантастических романов, старых утопий и бреда одного вшивого проповедника без определенного места жительства, попавшего как-то раз в руки полковника по чистой случайности и почти сразу же переправленного в психушку, где он, по всей видимости, проповедовал и по сей день.

Собственно, смысл здесь был не так уж важен, поскольку на руках у полковника был такой мощный козырь, как живой, действующий святой, способный творить чудеса. То, что святой не отличался святостью, было сущей чепухой: какова религия, таковы и святые. Пусть, мог бы сказать полковник Лесных своим возможным оппонентам, пусть покажут мне хотя бы одного попа, неважно, православного или католического, который мог бы творить чудеса. А? Нету? Ну, так чего вы лезете ко мне с вашей святостью? Сидите и молчите. Посмотрите на вашего хваленого Бога, мог бы сказать он. Семьдесят лет в храмах хранили картошку, а из икон делали прилавки в сельмагах – что, он шарахнул кого-нибудь молнией по затылку? Сказал ли он хоть словечко, когда недоучки с кафедры научного атеизма провозгласили во всеуслышание, что его нет и никогда не было?

Полковник ввел Виктора Дрягина по кличке Волк (она так и прилипла к нему еще с блаженной памяти армейских времен) в курс дела, выправил ему паспорт на имя Александра Волкова, снабдил его начальным капиталом, полученным от герра Шнитке, которого, само собой, не стал посвящать в детали своей самопальной религии, и забросил в Крапивино точно так же, как забрасывают на вражескую территорию резидента.

Дела у Волка пошли как нельзя лучше. Помимо того что он обладал способностью к гипнозу и сотворению всевозможных мелких чудес разной степени поганости (наподобие отыскания самолично притыренных с бельевой веревки порток доверчивых провинциальных граждан), а также сексуальными возможностями выше средних, он был еще и природным оратором и вообще коноводом, стадо шло за ним, как на веревке, мемекая от религиозного экстаза. План полковника претворялся в жизнь такими темпами, что Лесных только за голову хватался, чтобы невзначай не сдуло фуражку. Это было какое-то всеобщее помешательство. К Волкову шли, ехали, а иногда даже летели всевозможные хромые, увечные, убогие и просто изверившиеся. Полковнику навсегда запомнился случай, когда из Владивостока прилетела молодая дама, страдавшая бесплодием. Она провела в Крапивино месяц и улетела обратно счастливая: тест на беременность дал положительный результат. То, что супруг ее все это время просидел в столице Приморского края, даму, похоже, ничуть не смущало.

Кроме того, церковь Вселенской Любви была именно тем, что всю жизнь искали сотни тысяч вконец озлобившихся в борьбе за выживание людей. Христианство объявило гнев одним из семи смертных грехов, закрыв тем самым все пути к вечному блаженству огромной армии стерв и стервецов, представлявших собой, как ни крути, если не наиболее созидательную, то, во всяком случае, наиболее заметную в своих внешних проявлениях часть человечества.

Процесс оболванивания шел даже быстрее, чем ожидали Лесных и его ставленник, создавалось впечатление, что народ только и ждал самозванца, который возьмет его за нос и поведет вокруг нужника к светлому будущему. Все были довольны: народ, полковник Лесных, даже герр Шнитке был доволен.

Слухи о чудотворце из Крапивино проникли даже в западную печать, а уж сам чудотворец вообще себя не помнил от счастья и даже немножечко загордился. Бабы по-прежнему батальонами падали перед ним навзничь, мужики как-то незаметно перестали против этого возражать, а некоторые даже сами приводили своих жен полечиться от бесплодия или холодности, а то и просто так, чтобы отстала и не пилила, когда человек приходит домой на бровях и не способен не то что поиметь супругу, но даже и оказать сопротивление тому, кто пожелал бы поиметь его. Деньги текли рекой, нужда в финансовой поддержке герра Шнитке отпала начисто, хотя никто, конечно же, не потрудился поставить щедрого герра в известность об этом обстоятельстве, так что оба концессионера просто купались в денежном водопаде. Уже вот-вот должен был наступить момент для введения в действие второй части грандиозного плана: несколько замаскированных под несчастные случаи террористических актов должны были обезглавить областную администрацию и спровоцировать внеочередные выборы, которые с запрограммированной неизбежностью закончились бы победой Игоря Леонидовича Лесных, но тут вмешался пьяный истопник, каким-то образом снюхавшийся с писакой. Волков прореагировал, пожалуй, чересчур резко, – и все было в единый миг поставлено под угрозу.