— То-то, — сказала княгиня. — Гляди, как ты запел! Выходит, знаешь, зачем Огинский-то возле озера отирался?

— Я знал это всегда, сударыня. Более того, я прибыл сюда вовсе не ради княжны, а именно ради того, что лежит на дне Черного озера. Там, сударыня, затонули две повозки, битком набитые золотом, каменьями и иными ценностями, стоимость коих исчисляется десятками, а может быть, и сотнями тысяч. Если вы поможете мне их достать, я готов разделить добычу поровну, не глядя — повозку вам, повозку мне.

— Какая щедрость! — голосом, полным сарказма, воскликнула княгиня. — Подумать только, целая повозка золота! С чего это ты вдруг передумал?

— Буду с вами откровенен, сударыня, — сказал Юсупов, от внимания коего не укрылся жадный огонек, вспыхнувший в глазах Аграфены Антоновны при упоминании о золоте. — Через неделю, самое позднее — через полторы сюда должны прибыть мои молодцы. Будь они у меня под рукою, поверьте, я ни за что не стал бы с вами делиться. Но их нет, и времени, чтобы их дождаться, нет тоже — его украла эта коварная бестия, княжна Вязмитинова.

— Что бестия, то бестия, — с кривой улыбкой согласилась княгиня. — И что же, ты думаешь, что эта бестия будет сидеть сложа ручки и смотреть, как мы вытаскиваем из расположенного на ее земле озера груды золота?

— Сложа ручки, говорите? А что, это мысль. Вот именно, сложа ручки. Только не сидеть, а лежать. Полагаю, мне придется нанести княжне еще один, последний визит и оставить на память о нашем знакомстве еще одну пулю — просто для ровного счета. Ну что, сударыня, по рукам?

— По рукам, — согласилась княгиня таким тоном, как будто речь шла не об убийстве, а о мелкой покупке.

— Старая ворона, — пробормотал Юсупов, когда за княгиней закрылась дверь. — Однако как она меня нашла?

Взяв с табурета бутылку, на дне которой плескалось еще с полстакана вина, он подошел к окну и, прижавшись щекою к стеклу, выглянул наружу. У ворот постоялого двора стоял крытый экипаж, верх которого мокро поблескивал от дождя. Княгиня, подобрав юбки, как раз садилась в карету, когда к ней, скользя по грязи, подбежал какой-то невзрачный человечишка с редкой козлиной бородкой. Юсупову показалось, что он где-то видел этого человека, и притом не единожды, но где именно, припомнить не смог. Ему казалось, что это бледное, болезненно худое лицо мелькало в толпе едва ли не всякий раз, как он выходил на улицу. Впрочем, это могло ему просто чудиться: после войны вокруг появилось очень много таких вот бледных, изможденных, покрытых кустистой растительностью лиц.

Человек перебросился с княгиней парой слов, а затем вскочил на запятки кареты. Кучер хлестнул худую деревенскую клячу по костлявому крупу, и экипаж медленно, с натугой тронулся, вскоре скрывшись за углом улицы. Юсупов допил вино, подумал, не заказать ли еще бутылку, но решил не увлекаться и стал одеваться с тщательностью кавалера, собирающегося на свидание к предмету своих воздыханий.