Водил майор классно, и даже то, что маршрут его то и дело прерывался возле пивных, никак не отражалось на его манере езды. Кроме того, Сердюк, как и всякий по-настоящему хороший водитель, был везуч: гаишники его не видели в упор, светофоры терпеливо моргали зеленым глазом, дожидаясь, пока черный «джип» проедет через перекресток, и даже выхоленные дамочки в каплевидных спортивных тачках не лезли под колеса, предпочитая держаться подальше от мрачноватой громадины с тонированными стеклами – надо полагать, инстинктивно. Висеть у майора на хвосте было трудно, и это доставляло Глебу удовольствие – приятно было для разнообразия посостязаться с профессионалом. Единственное, что беспокоило Глеба – это остановка возле ресторана. Вполне могло оказаться, что встреча, о которой договорился майор, уже состоялась, и теперь Слепой впустую жег бензин, колеся за убивающим время Батей по всей Москве. До трех часов оставалось минут десять, когда «джип» затормозил возле Ваганьковского кладбища.

Майор Сердюк вышел из машины и запер дверцу.

Остановившийся в сторонке Глеб огляделся, но ни одной пивной в поле зрения не было. Слепой вспомнил, что поблизости расположена одна из оперативных квартир ФСБ, которой иногда пользовался генерал Потапчук для встреч со своими агентами. Из окон этой квартиры открывался прекрасный вид на кладбище, если такой вид можно назвать прекрасным.

Тем не менее, оттуда можно было бы не только слышать, но и видеть майора Сердюка и того, с кем он должен был встретиться. Глеб почти не сомневался, что встреча назначена именно здесь: Батя не был похож на человека, посещающего кладбище из сентиментальных побуждений.

В наушниках слышалось только шуршание одежды да скрип снега под тяжелыми неторопливыми шагами. Глебу вдруг захотелось закурить, но он без труда отогнал навязчивое видение дымящейся сигареты: некоторые вещи должны оставаться незыблемыми, иначе мир рухнет. «Да, – подумал Слепой, поправляя наушники, – именно так, и не иначе. Если некто Глеб Петрович Сиверов выкурит на задании сигарету, если водитель троллейбуса хлопнет перед сменой стакан водки, если президент оставит в метро свой ядерный чемоданчик.., если, если, если.., как много этих „если“!» Его размышления были прерваны донесшимися из наушников голосами, один из которых, несомненно, принадлежал Бате.

– Здравствуй, майор,. – сказал незнакомый сытый голос.

Глеб не мог бы объяснить, почему голос показался ему именно сытым, но впечатление от него было именно такое.

– Черт бы драл вашу конспирацию, – вместо приветствия буркнул Батя. – Три дня хожу с важным разговором, дожидаясь этой передолбанной пятницы…

– Тише, тише, майор, – спокойно перебил его незнакомец. – Не расходись. У демократии, знаешь ли, тоже есть границы.

Глеб улыбнулся, поняв, где расположен тот кладезь мудрости, из которого Батя иногда таскает фразочки наподобие только что прозвучавшей.

– Наверху недовольны последней операцией, – продолжал сытый голос. – Слишком много шума, совершенно на тебя не похоже. Ты, наверное, просил о встрече, чтобы объяснить, как вышло, что ты потерял двоих бойцов?

– Нет! – рявкнул майор Сердюк так, что Глеб поморщился. – Я просил о встрече, чтобы узнать, как это вышло, что я потерял троих своих людей!

– Погоди, – немного растерянно сказал сытый. – Как троих? В доме было только два лишних трупа…

– Третьего мы бросили в реку, – буркнул майор. – Но дело не в этом. Дело в том, что нас там ждали и подготовили горячую встречу. Кто-то настучал этому Малахову на нас, ты понимаешь? Кто-то там у вас вконец ссучился и берет деньги от двух хозяев.., а может, и не от двух. Это, часом, не ты, полковник?

– Думай, что говоришь, Сердюк, – отрезал полковник. – Деньги деньгами… С Малахова, между прочим, можно было взять немало, за вас чохом в базарный день и половины не выручишь… Но деньги – деньгами, а жить мне еще не надоело. Сколько человек знало об операции? Да по пальцам можно пересчитать!

Вычислить стукача совсем несложно. Кто же в такой ситуации станет рисковать головой?

– Кто-то рискнул, – буркнул майор. – И, между прочим, чуть было не выиграл.

– А это не мог быть кто-нибудь из твоих людей? – спросил полковник. – У тебя ведь там, кажется, появился новичок?

Глеб насторожился, ожидая ответа майора.

– Очухайся, полковник, – сказал Сердюк, снова преступая узкие границы дозволенной демократии. – Стучать на себя самого? Стреляли там, между прочим, не из хлопушек, а в бою были все.

– И новичок?

Сердюк помолчал.

– Новичок… – повторил он. – Странный парень, но, если бы не он, не знаю, как повернулось бы дело.

Мы увязли у дверей – от неожиданности, наверное, – а он…

– К черту подробности, – оборвал его полковник. – Я уже понял, что вы угодили в засаду. Так ты говоришь, в операции участвовали все?

Глеб удивленно покачал головой – век живи, век учись. Идея свалить свои проделки на Молотка как-то не приходила ему на ум. До Бати, похоже, тоже начало доходить, что имеет в виду его собеседник. «Ну, спасибо, полковник, – подумал Слепой. – Век не забуду. Уж и не знаю, додумался ли бы я до такой подлянки без посторонней помощи.»

– Дежурный, – тихо, словно бы про себя, пробормотал Батя.

– Что? – не расслышал полковник.

– Ничего. Я проверю своих людей, а ты присмотрись там у себя…

– Ты соображаешь, что говоришь? Как это я стану присматриваться к генералам?

– Глазами, полковник, глазами. Не строй из себя ангелочка. Не мне тебя учить, как шпионить за начальством.., и вообще шпионить.

– Да ты, майор, как я вижу, уже успел где-то надраться, – заметил полковник. Голос его утратил добрую половину благодушной сытости. Теперь в нем явственно сквозило раздражение.

– Ты мне не жена, – огрызнулся майор. – Я люблю постройнее.

Глеб поспешно выбрался из машины, быстро оглядевшись, запер дверцу и направился к кладбищенской ограде. Это был очень рискованный шаг, но ему необходимо было как следует рассмотреть собеседника майора Сердюка – это был именно тот человек, ради встречи с которым он три дня подряд преследовал Батю. Приемное устройство лежало у Глеба в кармане, и он продолжал прекрасно слышать каждое слово, произнесенное на кладбище, но определить местоположение говоривших с его помощью, к сожалению, было невозможно.

Слепой осторожно двигался по заснеженным аллеям, стараясь увидеть собеседников раньше, чем те заметят его. Наконец, в отдалении мелькнули две неторопливо прогуливающиеся фигуры, на одной из которых Глеб разглядел длинный, немного старомодный плащ майора Сердюка и его широкополую фетровую шляпу. Спутник майора был пониже ростом и пошире в основании, видимо, от сидячей работы.

Сиверов вздохнул с облегчением: оба эфэсбэшника были повернуты к нему спиной, так что у него была возможность подобраться поближе, не привлекая к своей персоне внимания. Сильно рисковать, однако, вряд ли стоило: разглядеть полковника во всех деталях можно было и попозже, когда они с Батей расстанутся.

Приняв такое решение, Глеб свернул в боковую аллею и, пробурившись через снежную целину, притаился за стволом старой, в два обхвата, липы. Это было сделано вовремя – развернувшись, полковник и Батя двинулись в обратном направлении.

Когда они подошли поближе, осторожно наблюдавший за ними Глеб смог рассмотреть полковника – не слишком подробно, но, во всяком случае, настолько, чтобы узнать при следующей встрече. Холеное моложавое лицо с широкими скулами было почти прямоугольным, что лишний раз подчеркивалось надвинутой почти до самых бровей пыжиковой шапкой того образца, что так любили носить партийные работники во времена не столь отдаленные. Глаза, смотревшие из-под этой шапки, были на таком расстоянии неразличимы. О глазах полковника можно было сказать только одно – они были непропорционально малы по сравнению с этим широким гладким лицом.

Глебу невольно пришли на ум излияния одного подвыпившего американца, встретившегося Сиверову в местах, расположенных на огромном удалении от Ваганьковского кладбища. Дело было в баре, старенький кондиционер гудел и лязгал, пытаясь справиться с жарой, волнами накатывавшей в помещение через распахнутую дверь, и подвыпивший американский турист, поминутно вытирая обильный пот необъятным носовым платком, доверительно объяснял сидевшему рядом за стойкой Глебу: