Ему необходимо успокоиться, но как? Что мне сказать? Он всегда любил поэзию и игры. Я попыталась что-нибудь вспомнить, но ничего не приходило на ум. Так что я решила попробовать одну вещь, которую делают все актеры. Я начала сочинять на ходу и молилась, чтобы это сработало.

Когда-то было самое радостное время

Перед самыми плохими временами.

Были только ты и я,

Молодые и глупые возлюбленные.

Никакие матери, отцы, сестры или братья,

Желающие нас разлучить, не могли этого сделать.

Они насмехались над нами, висящими на деревьях.

Мы целовались и обнимались,

А потом упали с этого дерева.

Так что остались только ты и я,

Плоды отравленного дерева.

Он не ответил, по крайней мере, не с помощью слов, но обнял меня еще крепче. И только тогда я поняла, что он перестал дрожать. Отодвинувшись, чтобы увидеть его лицо, я прикоснулась лбом к его, и его сине-зеленые глаза пристально смотрели в мои.

Я чувствую его возбужденный член между нашими телами так же отчетливо, уверена, как и он ощущает мои напряженные соски у своей груди. Воздух между нашими губами становится все горячее и горячее.

И все же ни один из нас не пошевелился.

– Позже не высмеивай мое стихотворение.

Уголки его губ приподнялись. – Обещаю, что не буду… но могу я высмеять его прямо сейчас?

Нахмурившись, я попыталась отодвинуться, но меня сжали в объятьях еще крепче.

– Я все еще дрожу.

– Нет, это не так. Ты лжец! – рассмеялась я, и он тоже.

До этого момента я не осознавала, как сильно скучала по его смеху и улыбке.

Ноа

Боже милостивый, соблазни меня чем-нибудь еще, только не ею.

Сидя в этом положении, я не мог отвести взгляда от нее. Белый шелковый халат, в который она одета, полностью распахнут. Ее ночная сорочка приподнялась, обнажив ее сливочно-белые бедра и изгибы прекрасной задницы. С каждым вдохом ее грудь вздымается снова и снова. Ее темные волосы раскинулись по ней. Она похожа на ангела, упавшего с небес с единственной целью: одарить меня синими яйцами.

Сдвинув одну руку под ее талию, а другую – под колени, я с легкостью поднял ее, изо всех сил стараясь игнорировать мурашки, пронесшиеся по спине. Когда я положил ее спящую в центр своей кровати, она пододвинулась на одну сторону и прижала колени к груди.

– Спасибо, – прошептал я, убрав волосы ей за ухо. – Я буду не в состоянии сказать это позже, но спасибо.

Я хотел поцеловать ее… я хотел намного больше, чем просто поцелуй.

– Черт… – прошипел я, когда член болезненно дернулся. Раздевшись в ванной, я даже не стал ждать, пока вода нагреется, а сразу же шагнул под душ. Моя кожа была такой горячей, что, уверен, пар поднялся от меня.

Я начал медленно поглаживать свой член, а затем увеличил темп, думая о ней, мой рот приоткрылся. Я отдал бы все, что угодно, чтобы прижать ее тело под своим, раскрыть те прекрасные бедра и погрузиться в ее влажную киску. Ее сексуальные ноги обернулись бы вокруг моей талии, продвигая меня еще глубже, пока я трахал бы ее так отчаянно и так тщательно, что ее спина приподнималась бы с гребаной кровати.

Я хотел услышать, как она умоляет меня о большем, когда я остановился бы и привязал ее к спинке кровати, ее гладкая задница была бы выставлена вверх, готовая для моих шлепков, пока не стала бы красной.

– Иисус Христос… – ахнул я, когда кончил, опустив голову под ледяной поток воды. Даже после всех этих лет, Амелия Лондон все еще мой криптонит, и она до сих пор не догадывается об этом.

Я не могу разумно мыслить в ее присутствии. Мое тело отреагировало само по себе рядом с ней. Как и мое сердце. Это мир Амелии, и я просто пытаюсь выжить в нем.

Схватив одно полотенце и обернув вокруг талии, а другое, чтобы вытереть волосы, я услышал, как дверь спальни открылась и закрылась. Я решил, что разбудил ее, и она сбежала. Однако открыв дверь, она все еще стояла в комнате, а ее ночная сорочка едва прикрывала ее тело. Волосы находились в полном беспорядке и были перекинуты за спину. Она выглядела забавно и грешно одновременно.

– Могу я воспользоваться твоей ванной, пожалуйста? – нежно спросила она, ее взгляд пропутешествовал от моего пресса к промежности, а затем обратно вверх.

Усмехнувшись, я скрестил руки и облокотился на дверной косяк. – Конечно, но я не уйду.

– Ах…убирайся, извращенец! – нахмурилась она, ее маленький носик съежился, пока она пыталась вытолкнуть меня.

Смеясь, я отошел с дороги, и она захлопнула за собой дверь.

– Не стоит благодарности! – выкрикнул я, улыбка появилась на моем лице. Я прекрасно знал, что она показывает мне средний палец или гримасничает по ту сторону двери, но это делало ситуацию только еще более забавной.

– Улыбнись еще шире, и твое лицо может сломаться, – сказал Остин, когда мы услышали, как включился душ.

Проигнорировав его, я направился к шкафу, зная, что он последует за мной. – Ты принес?

– Десять миллиграммов клоназепама… – прошептал он, дав мне две таблетки и бутылку воды. Я забросил их в рот и проглотил, не запивая. – Тебе следует умереть пыл, иначе у тебя опять случится приступ.

– Вот почему ты держишь запасную бутылочку, Остин, – ответил я, надев джинсы. – Я выйду покурить. Убедись, что ее не будет здесь, когда вернусь.

– Почему? – спросил Остин.

– Что?

Он пристально посмотрел на меня, а затем спросил. – Почему ты просишь меня сказать ей уйти, когда хочешь, чтобы она осталась?

Ничего не ответив, я схватил куртку и ушел.

Амелия

Я могу отправиться в свой номер. Я должна. Это спасло бы меня от душевного смятения, но все же я не хочу уходить. И теперь из-за принятого мною решения я стою перед менеджером Ноа в его рубашке, поскольку мне не во что было больше переодеться. Я надеялась… не уверена, на что именно я надеялась, но точно не на это.

– Где он?

– Он вышел ненадолго. Увидимся на съемках. Если хочешь, я схожу и принесу что-нибудь из твоего…

Он ушел.

Через силу улыбнувшись, я отрицательно покачала головой в ответ на его предложение, потому что не доверяю своему собственному голосу. То, что его здесь нет, означает, что он хочет, чтобы я ушла. Он не желает меня видеть. Да, это именно тот Ноа, которого я слишком хорошо знаю.

Взяв свою ночную сорочку и халат, я пыталась идти с высоко поднятой головой, возвращаясь в свой номер. Остин молчал, поняв намек. Когда он закрыл дверь, я укусила костяшки пальцев.

Какого черта ты расстраиваешься, Амелия?

Тебе следует быть благоразумнее. Я стала благоразумнее, но все равно знакомое чувство отказа пробудилось в моей груди.

Тук. Тук.

Спустя секунду Олли рывком открыл дверь, держа телефон у уха.

– Где черт…

– Дай мне минутку прежде, чем начнешь кричать на меня, – прошептала я, зайдя в номер и прислонившись к белой двери.

– Амелия?

– Еще одну минутку, – я подняла один палец вверх, смахивая слезы. Я сделала глубокий вдох, а затем повернулась к нему.

Я начала объяснять. – Я не спала с ним или что-либо еще. У него были трудные времена, так что…

– Так что ты пожертвовала своим душевным спокойствием ради его комфорта, – разочарование и печаль на его лице совсем не помогали мне прямо сейчас.

– Пустяки, правда. Он не просил меня приходить. Я пошла, поскольку мне стало любопытно, и должным образом была наказана за свой поступок. Теперь я могу продолжить собираться? – я не стала ждать ответа и обошла его, надеясь, что он не будет больше об этом говорить. Но последнее слово всегда должно оставаться за Олли.

– Амелия, Ноа Слоан есть и всегда будет тем, от кого невозможно ожидать ничего хорошего. Разнюхивание о нем причинит тебе лишь боль.

– Знаю, – но когда дело касается Ноа, по-видимому, я становлюсь мазохисткой.