У командира встревоженное, суровое лицо. Он дает команду проверить весь личный состав.

Оказалось, во время налета была убита официантка из батальона аэродромного обслуживания. Пройдя долгий военный путь, она погибла незадолго до победы. Несколько техников полка получили ранения. Среди летного состава потерь не было. Летчики дежурного звена успели выскочить из машин, два самолета сгорели. Больше пострадал соседний полк «Яков»: там не придали такого значения маскировке и урон ему был нанесен немалый.

С того дня мы еще в сумерках стали поднимать в воздух самолеты на барражирование, чтобы вовремя перехватить и сковать воздушного противника, который делал тщетные попытки штурмовать наш аэродром.

Потомок барона

Советские войска на Берлинском направлении продолжали с боями переправляться на западный берег Одера, расширять плацдармы.

Враг направлял к району боев большие группы «фоккеров». Сбросив бомбы, они действовали как истребители. Немцы пытались воспользоваться плохими метеорологическими условиями — самолеты маскировались облаками, — шли на все, лишь бы сбросить бомбы на наши войска.

Наш полк усилил активность. Летчики по нескольку раз в день вылетали на боевое задание. Завязывались сильные воздушные бои. На нашем фронте появились модернизированные «Фокке-Вульфы-190», с мотором водяного охлаждения. Но нам еще не доводилось с ними встречаться: мы даже не знали их силуэты. Они развивали большую скорость и в основном предназначались для ведения воздушного боя. Но, несмотря на все свои ухищрения, противник во время налетов на наши плацдармы и переправы нес большие потери и стал уклоняться от боя.

10 февраля Дмитрий Титаренко и я возвращались с охоты без добычи.

Перелетели Одер. Слышу по радио свои позывные. Узнаю голос командира полка. Чувствую — он встревожен. Сообщает, что над аэродромом появились два немецких самолета, как будто «мессеры». Так случилось, что наших самолетов в воздухе не было, а поднять наперехват нельзя: на взлете враг мог сбить. Увеличиваю скорость и вижу два самолета незнакомых очертаний: нос напоминает «Мессершмитт-109», а хвост — «фоккера». Ясно — это и есть немецкая новинка.

С ходу атакую ведущего. Открываю огонь. От «фоккера» что-то отлетело, и за ним потянулся широкий белый шлейф. Очевидно, пробита водосистема. Второй скрылся в облаках.

Подбитый самолет пошел к земле в стороне от аэродрома. Но вдруг снова стал набирать высоту: видимо, летчик рассчитывал дотянуть до своих — ведь линия фронта рядом.

Нет, тебе не уйти! Даю вторую очередь. Вспыхнул мотор. Самолет стал падать. И вдруг от него снова что-то отделилось.

В воздухе появился белый купол парашюта. Его несло к нашему аэродрому.

Первым ко мне на аэродроме подбежал Куманичкин:

— Поздравляю с пятидесятым: сбил, как говорят, с доставкой на дом! Фашист приземлился невдалеке от аэродрома, попытался удрать в лес, да наши техники мигом его поймали.

Мы с Куманичкиным и Титаренко отправились на КП, где командир вел допрос. Белобрысый гитлеровский летчик был в белой замшевой куртке, измазанной грязью, под правым глазом аса красовался внушительный фонарь.

Фашист пытался сдержать дрожь. Поглядывая на нас исподлобья, с важностью сообщил, что он — сын знатного немецкого барона, недавно переброшен в числе других фашистских асов с Западного фронта, где сбил восемь англо-американских самолетов. Сынок барона поинтересовался, кто его сбил. Узнав, вдруг стал заискивающе улыбаться, протянул мне руку и что-то залопотал: оказывается, поздравлял с победой. Его заискивание было мне противно, и я резко повернулся к нему спиной.

За Орлова!

Плацдармы, занятые советскими войсками на западном берегу Одера, не давали противнику покоя. Он пытался наносить по ним массированные удары с воздуха. Тактику гитлеровцев мы уже хорошо знали. Они крались за облаками, затем выскакивали, пытались бомбардировать наши войска и снова уходили в облака.

12 февраля в паре с летчиком Громаковским вылетаю в район плацдарма. С нами в воздух поднимаются Куманичкин в паре с Крамаренко и Орлов с ведомым Стеценко. Погода стоит облачная, лишь в просветах ясное синее небо. Как всегда в таких метеорологических условиях, применяю бреющий полет. Каждая пара ищет врага в разных районах. По опыту знаю, что группу в несколько самолетов целесообразнее разделить на пары: так легче и эффективнее искать врага на большом пространстве. Связь мы поддерживаем по радио: условлено сообщать друг другу о встрече с противником.

Недалеко от линии фронта из-под нижней кромки облаков вываливаются «фокке-вульфы» — самолетов тридцать. Строятся в боевой порядок, готовясь нанести удар по советским войскам.

Осматриваюсь: наших истребителей прикрытия не видно. Сорвать налет противника — наш долг. От успеха зависит жизнь боевых товарищей — советских солдат и офицеров.

Сейчас все внимание воздушного противника направлено на построение боевого порядка. Потом ошеломить его будет труднее — эта я тоже знаю. Медлить нельзя.

Передаю по радио второй и третьей парам:

— Нахожусь в шестом квадрате. Все ко мне!

И Громаковскому:

— Прикрой! Атакую!

Иду на сближение с противником. Прижимаюсь к земле, как бы сливаясь с фоном местности. Под прикрытием Громаковского с ходу снизу врезаюсь во вражеский строй. С дистанции сто метров даю три очереди в «брюхо» «фокке-вульфа». Из пробоины вырвалось пламя, и горящий самолет рухнул на землю.

Тут другой немецкий самолет ринулся на меня сверху сзади. Но Громаковский вовремя заметил опасность. Отвернув вправо, он дал заградительную очередь, а второй, прицельной очередью сбил «фоккера».

Гитлеровцам так и не удалось построиться в боевой порядок. Они заметались. Но некоторые самолеты установили взаимодействие. Обстановка еще напряженная.

Снова перехожу на бреющий полет, собираюсь нанести повторный удар.

Рядом со мной появляется самолет. Это Куманичкин. Кстати подоспел боевой друг. Передаю ему:

— Саша, бей фашистов!

В паре с Крамаренко он идет на сближение с вражеской девяткой. На высоте 150–200 метров атакует ведущего. И с первой же очереди его сбивает.

— Молодец, Саша!

Стремительно атакуем врага. Действуем слаженно, четко. Часть «фокке-вульфов» уходит в облака, часть поворачивает на запад.

Подлетает Орлов. Под прикрытием Стеценко он атакует вражескую машину. Зажигает ее, проскакивает вперед. Но попадает под удар: фашист успевает открыть огонь. Наш боевой товарищ сбит… И его и немецкий самолеты падают на землю.

Атакуем уходящего врага еще яростнее. Последний «фокке-вульф» пытается скрыться в облаках. Сбить его — за Орлова! Под прикрытием Громаковского атакую снизу. Противник спешит облегчить самолет и бросает бомбу в расположение своих войск. Быстро настигаю его. Мой напарник не отстает. Дистанция подходящая. Открываю огонь — «фокке-вульф» врезается в землю. Вот тебе, собака, за Орлова!

Осматриваюсь: вокруг ни одного фашистского самолета. Мы, охотники, вели бой как истребители прикрытия и помешали врагу бомбить наши войска на плацдарме.

В напряженном воздушном бою с противником, который в пять раз превышал нас численностью, наша шестерка сбила восемь вражеских самолетов: один — Куманичкин, один — наш погибший боевой друг, Орлов, один — Стеценко, два — мой напарник Громаковский, три — я.

Когда я докладывал командиру о бое, на КП приняли радиограмму от командующего сухопутной армией генерала Берзарина. Оказывается, он наблюдал за воздушным боем: видел, как наша шестерка отразила вражеский налет, как фашисты сбросили бомбы на свои же войска, как были сбиты восемь «фокке-вульфов» и смертью храбрых погиб наш боевой товарищ. Все это происходило на глазах пехотинцев: они напряженно следили за ходом боя.

Генерал Берзарин прислал на имя нашего командира благодарность за помощь. А благодарность наземных войск была для летчиков-истребителей высокой наградой.