Изменить стиль страницы

– Принял на грудь. Сами знаете, чем в военных условиях стрессы снимают. Ну и вот.., почувствовал необходимость.

– Ну, а потом? Если вы считаете возможным меня посвятить…

– На здоровье. Даже если у вас диктофон в кармане. Стали их сами допрашивать. Вторая ошибка – следовало доставить в комендатуру.

Там была ванна с водой, ну и окунали голову, первый раз он сам. Потом начальство из Грозного затребовало на связь. Ушел, оставил двоих сержантов. Обещал скоро вернуться. «Продыху не давайте этим сучкам». Ну и не дали в прямом смысле.

Пока вернулся обе уже захлебнулись в этой чертовой ванной. Пытались откачивать, отвезли среди ночи в госпиталь. Ничего не помогло.

– Так сам он, значит, не убивал?

– Нет. Эти подробности я узнал по своим каналам. Один из сержантов по пьянке проболтался.

Но Тарасов уперся рогом. С самого начала следствия показывает, что все было наоборот: это он отпустил на время подчиненных. Даже мне ничего не говорит. Наверное, считает, что с него, как со старшего по званию, в любом случае не снимут ответственность. Так незачем еще и подчиненных за собой тянуть.

– Ас сержантом вы не контачили?

– Не хочет сознаваться. Вообще, никто в части не показывает ничего, что шло бы вразрез с показаниями Тарасова. Это его работа, он, видать, научил.

– Рассчитывает, что оправдают?

– В этом смысле он, может, и прав. Простого солдата или сержанта упекли бы без разговоров.

Только он других моментов не учел.

– Кто-то из начальства к нему неровно дышит?

– Неспроста дело получило такую огласку.

Так и не могу выяснить, кто его раскручивает, концы хитро спрятаны. Проблема ведь не только в приговоре. Видели, сколько журналистов вьется вокруг? Такими уж черными красками его расписали…

– Сволочив – Кормильцев с досады погнул вилку.

– Их-то я как раз не виню. Каждый делает свою работу. Дело могли решить в закрытом порядке, а в зал запустили людей с камерами. Теперь вся история приобретает принципиальное значение. Боевики уже объявили, что готовы отпустить двадцать пленных, если получат Тарасова для шариатского суда. Никто, конечно, Анатолия Алексеевича не выдаст, об этом речи не идет.

Но как он будет чувствовать себя потом, если окажется на свободе? В Штатах есть специальный закон о защите свидетелей, на это выделяются огромные деньги.

Вытерев руки салфеткой, адвокат стал загибать пальцы:

– Изменение паспортных данных, дом или квартира в другом городе, переобучение и переквалификация. Негласная охрана в течение длительного срока. Пластическая операция, наконец.

– У меня как раз есть один знакомый, ему только что сделали третью по счету. Надеюсь, последнюю.

Тут Кормильцев спохватился: вдруг контрактнику тоже есть что скрывать? Не стоит болтать, когда не спрашивают.

– У нас, во-первых, нет закона, – продолжил адвокат. – Во-вторых, нет денег. Честно говоря, я удивляюсь людям, которые в нашей стране сотрудничают с ФСБ и правоохранительными органами, делятся информацией. Выгода в лучшем случае одноразовая, а риск очень велик.

– Ну, если на каждого стукача тратить бюджетные средства…

– О каждом речи нет. В криминальном мире пятьдесят процентов стучат, иначе бы раскрываемость колебалась около нуля. Но если дело серьезное… И ведь не только осведомителей, не только свидетелей нужно бывает брать под защиту. Вы не считаете, что Тарасов заслуживает такой программы? Я знаю несколько конкретных случаев, когда чеченцы выслеживали людей в российской глубинке. Одного корректировщика огня они вывезли на Кавказ аж из Приморского края. Человек афганскую войну прошел, в Чечне отпахал два года. А залетел, когда демобилизовался. Оказалось мудак-начальник однажды назвал его в эфире по фамилии. Всего только один раз, и этого вполне хватило. Сгинул мужик. С Тарасовым, конечно, другой случай. Сплоховал замкомполка, но…

– Никто не спорит. Может, он и допустил ошибку, но войны не ведутся и никогда не велись по рецептам от юристов и докторов. Копнуть тех же америкосов, такие вещи вылезут, что челюсть отвиснет. Просто они сейчас научились от нас военной цензуре.

– Честно говоря, я уже не знаю, что для него лучше – отсидеть лет пять-семь или выйти на свободу прямо из зала суда? Как адвокат, я, конечно, обязан добиваться оправдательного приговора…