Орм словно спиной чувствовал коварные намерения шутников. Даже не оглядываясь, умудрялся уклониться от каждого неожиданного нападения. Будто мысли читал. Одно неуловимое движение – и противник летел в сугроб, а Орм, как ни в чем не бывало, улыбаясь, шел дальше. Он не суетился, не пытался отогнать мороз, пробирающийся под тканую рубашку. Даже добравшись до полыньи на пруду и окунувшись в ледяную воду, он не спешил вернуться под защиту печного тепла или хотя бы переодеться. Стоял неподвижно, скрестив руки, заблудившись в своих мыслях, а может любуясь пробивающимися сквозь деревья рассветными лучами. На него удивленно смотрели, перешептывались, а кто-то лишь посмеивался в усы – помнили, каков этот человек в воинском искусстве. Куда там морозу его сломить!
Этим днем предстояло молодцам показать все, на что они способны. Юный Царь-Солнце начал извечную битву с зимними тенями на небе, а на земле люди поддерживали его своими умениями. На широком поле за городищем давно расчистили от снега поляну, нанесли бревен и деревянных щитов. Сейчас там собрался народ посмотреть на воинскую удаль и похвалиться своим мастерством.
Рыжий Анлав, который грозил вчера драконова золота раздобыть, сегодня, видимо, решил показать себя героем во всем, в чем только можно было. И в противники заприметил не кого-нибудь, а именно невозмутимого Орма. Умело пел меч в его руках. Немногие способны были бы оборониться от точных, стремительных ударов, без устали летящих то сверху, то неожиданно разящих в бок. Но не зря чужестранец стаптывал сапоги в дальних краях. Видать, многому там научился. Ни разу меч не коснулся его тела, ни разу не удалось ему обманным приемом достичь цели. Уже давно распались остальные пары соперников, и только их поединком любовались зрители, им одним летели одобрительные крики... И никто не заметил, как и почему Анлав вдруг оказался лежащим на снегу с приставленным к сердцу мечом. Толпа ликовала. Давно такого не видывала: поединок умелых бойцов – это и страшно, и красиво.
Множество испытаний еще было припасено на этот день. Метали копья и ножи в деревянные щиты. Разили стрелами летящие тарелочки-цели, сходились в кулачном бою до первой крови. Менялись участники, каждый мог выбрать себе по душе то, в чем лучше других может умениями похвалиться. Неизменными оставались двое. Анлав упорно выкликал в соперники Орма. Все с большим ожесточением пытался его превзойти. Спокойствие и неутомимость противника выбивали землю из-под ног, заставляли упрямо сжимать зубы и до крови прикусывать губы. Впрочем, эта боль ничтожна, а позор побежденного становился все ощутимее. Как теперь сесть за княжеский стол? Как теперь в шуточном, но все же споре, он будет отстаивать право получить свой кусок сочного праздничного кабана? Да на все его прошлые заслуги найдут попрек в сегодняшнем дне и со смехом скажут не лезть в герои, а сидеть тихо. Другому поднесет Анника первое почетное угощение. И все из-за этого проклятого чужеземца.
Наконец настало время для последнего испытания. Поставили друг напротив друга два нешироких деревянных чурбана так, чтоб расстояние между ними было не длинней вытянутой руки с мечом. Забава-то была больше для смеха. Вместо оружия – палки. Нужно, стоя на шатких опорах, отражать удары, пытаться сбить соперника, но как можно дольше самому устоять. Задача не из легких. Для некоторых взобраться на неустойчивую деревяшку и не упасть уже было подвигом, а уж если кто умудрялся устоять, отбивая атаку – тот вообще герой. Потому была та забава для ребятни и юнцов безусых. Кому ж из воинов охота себя на смех выставлять? Анлав и тут полез сражаться, указывая на Орма. Как и следовало ожидать, под дружный хохот и свист толпы, после нескольких взмахов палки отчаянный боец полетел носом вниз, а Орм спокойно стоял на своем чурбане и даже не шатался. Казалось, сам воздух служит надежной опорой его чуть расставленным в стороны рукам.
Поднимался Анлав багровый лицом и по-настоящему злой, а едва поднял голову, наткнулся на протянутую в дружеском жесте руку и близкий зеленый взгляд чужака. Тихий его голос рядом с ухом произнес:
– Не таи обиду, храбрый воин. Просто на своем веку я многих повидал, много у них перенял. Разве обрадовался бы ты уступкам? Да и проигрывать мне никак нельзя.
А потом и совсем чудное случилось. Анлав даже обиду свою на миг позабыл. Вложил Орм ему в руку тяжелый темный перстень с ярким камнем-янтарем.
– На добрую память обо мне, – добавил чужак и, отвернувшись, зашагал с поляны.
Растерялся парень, а потом вскипел еще больше. Что это? Вроде как плата за позор причиненный? Хотел было тут же закинуть подарок в дальний сугроб, но таким теплом и светом полыхнуло от камня, словно луч самого солнца спрятан в нем. Передумал. Спрятал за пазуху, решил все же оставить себе. Сам не понял зачем. Может, чтобы и правда обиду не забыть и при случае поквитаться.
И снова шумно в княжеских палатах. Снова накрытый стол ломится от угощений разных. Огни множества свечей разогнали тени по углам и плясали, словно вторя людскому веселью. Могучий гусляр уже принялся за дело, и задорные слова недавно сочиненной песни смешили собравшихся мужчин. Настало время для главного блюда всего праздника. Посреди стола уже дожидался едоков отменно зажаренный кабан, и снова женская рука должна поднести угощение гостям. Самую большую и лакомую вырезку подала Анника, как водится, князю-родителю, а дальше началось сравнение героев. Кто-то предлагал себя или другого храбреца. Друзья вспоминали его заслуги, соперники пытались их опровергнуть. Веселое то было и любимое развлечение. Колкие шутки летели отовсюду, но обижаться никто и не думал.
– Костяная нога, да какой из тебя мореход? – кричал краснолицый детина. – Видел я, как ты на девичий подол засмотрелся, да чуть в луже не утоп!
– Да не утоп ведь! – ничуть не смутившись, ответил тот, кого Костяной ногой назвали. – Девица такая была, что не грех и засмотреться. Только вот мне интересно, почему это тебе охото было на меня тогда пялиться, а не на нее?
И снова взрыв хохота. Краснолицый смеялся чуть ли не громче всех.
Вот так и определялся герой, первенство которого не удалось оспорить. Ему Анника и подала один из самых сочных кусков.
Вторым свою очередь отвоевал охотник, что кабана этого добыл. Претендентом на третью порцию выкрикнули Орма, вспомнив его утренние победы. Оспорить это право никому не удалось, и Анника, чуть смущаясь, поднесла ему блюдо с дивно пахнущей свининой, а потом вдруг смело подняла глаза, в лицо глянула.
– А ведь ты, Орм, не все нам про земли дальние рассказал, – заметил кто-то громким голосом. – Вот помнится, про тамошних девиц ни словом не обмолвился. Неужели краше они наших? Или наоборот страшны и не чесаны, как моя борода?
– Да были бы краше, ходил бы он бобылем? – Засмеялись в ответ.
Эйнар слегка нахмурил брови, покосился на дочь. Княжна все так же внимательно вглядывалась в зеленые глаза, а глаза эти тепло смотрели в ответ. «Неужели улыбнется мне? – подумалось девушке. – Вот прямо сейчас…»
Не улыбнулся. Лишь поклонился почтительно.
– Красавиц везде хватает, да только мне другая красота привычнее, – и тише уже добавил: – Цветы, они лишь в поле цветут, а в моих руках им только гибнуть.
Наверное, только князь и заметил, как выполнив обязанности хозяйки, поспешила его дочь подняться к себе в горницу.
Не спалось девушке в ту ночь. Растревоженные мысли перегоняли одна другую, не давая ни обдумать их, ни заснуть спокойно. Воздух в комнате казался то прохладным, то душным. Меховое одеяло вдруг стало ужасно тяжелым и колючим. Когда небо на востоке начало, наконец, светлеть, уставшая от бессонницы, Анника подошла к окну. Наверное, и вправду чувствует все живое самое первое дыхание тепла. Или может только чудилось то, но воздух за окном казался прозрачнее и легче. Княжеские палаты стояли на холме, и девушка могла видеть и большое озеро, и поле за ним. А за полем, насколько хватало взгляда, стоял стеной дремучий лес. Скоро первые лучи восхода окрасят в алый цвет темные верхушки голых веток. Ну а пока только утренняя дымка клубилась среди корней и стволов. По широкой тропе через замерзшее озеро шел человек. Шел он к лесу и издали казался лишь темным силуэтом, но Анника узнала, кто сейчас покидал дом ее отца. Он и в прошлый раз не стал дожидаться окончания праздничных дней. Ушел, пока все вокруг досматривало свои сны. Куда он направлялся сейчас? Вернется ли когда-нибудь? Когда? Когда она уже станет чьей-то просватанной невестой? Ох, лучше бы не приводила его больше сюда ни одна дорога.