Вместо ответа Юрий ударил его по лицу тыльной стороной ладони, разбив губы. При этом его передернуло от отвращения: губы у костлявого были безвольные, холодные и липкие от слюны и рвоты, и сквозь их податливую плоть Юрий ощутил крупные твердые зубы.

Удар отбросил костлявого на спинку сиденья, темная кровь побежала по подбородку.

– Уймись, скотина, – невнятно пробормотал он. – У меня сердце…

– Че-го-о?! Сердце? Кто бы мог подумать! – с иронией воскликнул Юрий.

– Уймись, говорю, – повторил костлявый. Он полез дрожащей перепачканной рукой во внутренний карман пиджака, и в висок ему немедленно уперся твердый и холодный ствол “маузера”. Костлявый покосился на Юрия, как на последнего идиота, вынул из кармана клетчатый носовой платок и принялся вытирать подбородок и губы, осторожно прикладывая к ним ткань, которая сразу покрылась темно-красными пятнами. Юрий испытывал сильнейшее искушение нажать на спуск. Такое было с ним впервые в жизни: на войне он убивал в силу необходимости, и чаще всего те, кого он убивал, находились на приличном расстоянии и больше напоминали движущиеся мишени, чем конкретных живых людей. Они были врагами, и он ненавидел их всех вместе, скопом, но этого ему хотелось разорвать в клочья – именно этого, именно здесь и сейчас.

– Короче, – сказал Юрий, убирая “маузер” и снова запуская двигатель, – куда поедем? Учти, от правильного ответа многое зависит.

– Что именно? – спросил костлявый сквозь прижатый к разбитому рту платок.

Юрий снова посмотрел на него, и костлявый ответил ему прямым, почти насмешливым взглядом. Это было так странно, что Юрий немного растерялся.

– Твоя жизнь, например, – угрюмо буркнул он.

– Ладно, – сказал костлявый, – поехали.

– Куда?

– Пока что прямо. Надо поговорить, Юрий Алексеевич.

Обращение по имени-отчеству было настолько неожиданным, что Юрий невольно вздрогнул. Он снова посмотрел на костлявого, и костлявый ответил ему окровавленной улыбкой. Юрий даже испугался, что его “язык” ненароком сошел с ума. Если так, то толку от него теперь не добьешься.

Джип тронулся и неторопливо покатился по прямому, как стрела, проспекту, застроенному огромными циклопическими сооружениями. В ту пору, подумал Юрий, любили и умели строить так, чтобы здания были мощными, а дороги широченными и прямыми. Невелика хитрость, подумал он, пробираясь в третий ряд и увеличивая скорость. Рабочей силы было сколько угодно, а главное, даром.

Он тряхнул головой, отгоняя неуместные мысли.

– Ну, – сказал он, – ты хотел говорить. Говори. И начни с того, куда вы упрятали Алену.

– Какую Алену? Ах, Арцыбашеву… А тебе-то что до нее?

Юрий повернул голову и окинул пленника тяжелым взглядом.

– Не твое собачье дело. Где она?

– Да у Графа. Где ж ей еще быть-то… Но…

– У какого Графа?

– А вот это не твое собачье дело, – мстительно сказал костлявый. – И кто ты такой, что во все влезаешь и все портишь?

Юрий хотел врезать ему еще разок, но сдержался. Костлявый, похоже, уловил его желание, потому что вдруг беспокойно заерзал и отодвинулся к самой дверце. Это движение кое о чем напомнило Юрию, и он, спохватившись, запер центральный замок.

– Поверни налево, – скомандовал костлявый. – Остановись. Я понимаю, что ты торопишься, но поговорить действительно надо.

Юрий остановил машину.

– Слушай, ты, рожа, – сказал он, – мне с тобой разговаривать не о чем. Хочешь жить – показывай дорогу к своему Графу. Не хочешь – неволить не стану. Твой дружок, наверное, до сих пор в лифте отдыхает, так что выбор у меня пока что есть.

– Нет у тебя никакого выбора, инкассатор, – спокойно сказал костлявый. – Выбор твой кончился, когда ты от броневика побежал. Посмотри в зеркало, дурак. У тебя же мишень на лбу. Ты сам ее нарисовал, так что жаловаться не на кого.., товарищ старший лейтенант.

Юрий снова вынул “маузер”.

– Дорогу, – сказал он. – Или я тебя шлепну.

– Да отстань ты от меня со своей бабой! – рявкнул костлявый. – Неужели не понятно, что все гораздо сложнее?

– Нет, – сказал Юрий, – непонятно. И чем дальше, тем непонятнее. Поэтому, если мы пряма сейчас не поедем к Графу, я прострелю тебе колено, понял?

– Понял, – ответил костлявый и без дальнейших проволочек назвал адрес. Юрий включил передачу, машина тронулась. – Ну что, – спросил пленник, – теперь ты можешь меня выслушать?

– Попытаюсь, – ответил Юрий. Он был слегка обескуражен поведением костлявого: тот, казалось, совсем не беспокоился о своей судьбе, что было необычно. Юрию как-то не приходилось слышать о бандитах, действующих из идейных соображений, если не считать всевозможных исламских революционеров и прочих фанатиков, на которых костлявый не тянул. А если он не идейный фанатик, то откуда такое спокойствие? И разговаривает он совсем не так, как вчера вечером… Не только слова и тон, но и сама манера речи изменилась до неузнаваемости.

– Ты знаешь Графа, – начал костлявый. – Виделся с ним сначала у Арцыбашева на даче, а потом еще раз – сегодня утром… Крупнейший авторитет, причем, в отличие от прочих, очень хорошо маскируется. С виду – просто богатый чудак, коллекционер, покровитель искусств с непонятным прошлым. Мы его уже два года разрабатываем…

– Мы? – переспросил Юрий. Переспросил просто на всякий случай, потому что уже начал догадываться, с кем имеет дело. Желание пристрелить костлявого прошло, сменившись другим, не менее сильным: теперь Юрию хотелось вытащить своего пленника из машины и избить до полной неподвижности.

– Майор Разгонов, управление по борьбе с организованной преступностью, – представился костлявый. Во взгляде, которым он теперь смотрел на Юрия, легко читалось снисходительное превосходство: ну что, герой, перетрусил? Будешь знать, как органы по морде бить…

– Майор, – задумчиво повторил Юрий. – Ну, ничего. В прошлый раз это был полковник.

– Что?.. – начал было Разгонов, но Юрий заставил его замолчать, нанеся серию коротких, но сильных ударов кулаком и локтем правой руки. Машина при этом продолжала двигаться ровно и плавно, словно водитель был целиком сосредоточен на управлении. Напоследок Юрий сильно ударил майора Разгонова лицом о переднюю панель. Что-то хрустнуло, и крышка бардачка, негромко задребезжав, упала майору под ноги.

– О, – сказал через некоторое время майор Разгонов сквозь прижатые к лицу ладони. – О, мать твою…

– Ты что-то хотел предложить, – напомнил ему Юрий.

– О-о, – по инерции повторил майор.

– Больно? – участливо поинтересовался Юрий. Разгонов опустил руки. Его лицо теперь сильно напоминало тарелку с винегретом. Он внимательно осмотрел свои окровавленные ладони, брезгливо поморщился и отвернулся к окну.

– Этим ты ничего не докажешь, – глухо сказал он через некоторое время. – Ты можешь забить меня до смерти, но от этого ничего не изменится. У тебя только два выхода: сдохнуть или работать с нами.

– Звучит немного декларативно, – заметил Юрий. Они остановились на светофоре, и он позволил себе немного отвлечься на то, чтобы раскурить сигарету. – Поясни.

– Мне больно говорить, – напомнил Разгонов. Юрий пожал плечами и включил первую передачу. – Хорошо, – продолжал майор, – если ты настаиваешь. На тебе висит обвинение в нескольких убийствах и похищении четырех с половиной миллионов долларов. Каждый, у кого есть хоть капля мозгов, понимает, что ты, скорее всего, просто попал как кур во щи, но для того, чтобы закрыть дело, сгодится даже такой хилый подозреваемый, как ты. Особенно если ты будешь мертв и не сможешь оправдаться. А мертвым ты станешь очень скоро. Ты проходишь по категории “вооружен и очень опасен”, так что для любого мента ты просто удобная мишень, чтобы попрактиковаться в стрельбе. Я уж не говорю о блатных, беспределыциках и даже “зверях”.,. Это первая возможность. Вторая заключается в том, что ты сдаешь нам Графа вместе с деньгами, и мы про тебя забываем…

– И надолго? – насмешливо спросил Юрий. Разгонов не ответил, возобновив свои манипуляции с носовым платком.