Но, впрочем, все. Времени нет. Пока, пиши мне тоже, не ленись. Звонки писем никогда не заменят.

Твой Банда".

Алина возвращалась теперь домой почти ночью.

Она была студенткой шестого курса юридического факультета МГУ, специализировалась на государственном праве, и ее дипломная работа по реформированию судебной системы в Российской Федерации требовала слишком много сил и огромное количество специальной литературы. Ей приходилось засиживаться в библиотеках допоздна, изучая то опыт США в этой сфере, то традиции европейского суда, снова и снова углубляясь в Римское публичное право в поисках истоков традиций и истины, перекапывая десятки судебных дел современной России в области уголовного, экономического, межгосударственного законодательства.

Ее куратор, профессор Гайворонский, был необычайно доволен своей подопечной, поражаясь ее работоспособности и умению вылавливать самые важные штрихи, подмечать и анализировать самые типичные и определяющие черты. Он всячески помогал Алине, предрекая колоссальный успех ее дипломной работе и намекая на то, что впоследствии из нее получилась бы неплохая кандидатская диссертация.

Гайворонский был уже стар и иногда, глядя на Алину по-отечески добрыми глазами, любил приговаривать:

– Эх, Алинушка, ну чего тебе сдалась эта юриспруденция? Ты такая красавица, к чему тебе свою молодую головку над этими талмудами засушивать!

Нашла бы лучше парня, достойного тебя, влюбилась бы по уши. Меня бы на свадьбу пригласили...

Куда между прочим более приятное времяпрепровождение, нежели корпение над трудами таких же старых маразматиков, как я сам!

– Да полно вам, Евгений Эммануилович! Еще тысячу раз погулять на свадьбе успеем, – отшучивалась в таких случаях Алина, скромно улыбаясь. – Кому скажи – вы, мой преподаватель, меня от учебы отговариваете. Где ж это видано такое?

И девушка с удвоенной энергией хваталась за работу, погружаясь в море бесконечных терминов, положений, указов и постановлений правительств и судов всех времен и народов.

Этим вечером она поработала совсем неплохо, и закончив, слава Богу, сбор материала для той части своей работы, в которой обобщался опыт человеческой цивилизации в судебном праве, и возвращалась домой в отличном настроении, решив в остаток вечера полностью отдаться во власть музыки, восстанавливая силы и отгоняя накопившуюся усталость.

Последний февральский морозец заставлял утоптанный снег под ногами звонко поскрипывать, тысячами искорок блестели в свете фонарей сугробы, и Алина зябко передернула плечами, повыше поднимая воротник шубки и искренне сожалея, что не послушалась утром маму и выбежала в университет без шапки, распустив по плечам свои темные густые волосы.

Ей самой нравились собственные волосы – длинные, чуть волнистые, того неопределенного каштаново-пепельного цвета, какой только и бывает у натуральных волос. Что скрывать – ей нравилось и собственное лицо. Она находила его довольно милым и привлекательным – задорно вздернутый носик, маленькие пухлые губки и выразительные карие глаза. Она любила рассматривать себя в зеркале и с удовольствием замечала, какие красивые у нее бедра, какая тонкая талия, нежные плечи... ну, и все такое.

К сожалению, с парнями ей действительно не везло. Многие искали ее расположения, еще с детских лет, с той спецшколы, в которой она училась, где сынки высокопоставленных родителей, подражая своим папашкам, с нарочитой небрежностью и откровенным цинизмом предлагали ей прийти послушать на квартире музыку, посмотреть новые фильмы и вообще поразвлечься, пока предков дома нету. Теперь, в университете, к этим отпрыскам добавились еще одни "хозяева жизни", не имевшие папочек-начальников, но умевшие шуршать баксами в карманах. Многие ее подруги с головой ныряли в омут удовольствий и веселого времяпрепровождения, влюбляясь в очередной раз чуть ли не ежемесячно, а через пару-тройку недель, после нескольких интимных свиданий, бурно переживая очередную жестокую катастрофу на любовном фронте.

Алина была другой. Даже мечтая о любви и о прекрасном принце, она ни разу не заметила среди своего окружения ни одного парня, который хотя бы отдаленно напоминал ее идеал. Не отдавая себе в том отчета, она мечтала о парне умном и надежном, сильном и красивом, а главное – о благородном и честном, за широкой спиной которого можно смело и безбедно прожить всю жизнь, – словом, о таком, каким был ее отец, Владимир Александрович Большаков, генерал-лейтенант, известный ученый, физик, доктор наук, крупнейший специалист по ракетным двигателям. Только в нем находила она букет гармонично сочетающихся качеств настоящего мужчины, и только похожего на него парня могла представить рядом с собой.

Она спешила домой и, свернув во дворик их дома на Остоженке, не обратила внимания на то, что следовавшая за ней уже несколько сот метров машина, притушив фары, зарулила во двор и, чуть опередив девушку, остановилась у подъезда. Когда Алина поравнялась с автомобилем, открылись дверцы и из "девятки", как теперь разглядела девушка, вылез Гоша, ее однокурсник, из компании этих денежных и наглых, и какой-то его дружок.

– Привет, киса!

– Гоша? – от удивления Алина даже приостановилась. – Откуда ты знаешь мой адрес? И вообще, что тебе от меня нужно?

– Я же тебе сколько раз говорил, что люблю тебя безумно, – осклабился парень в идиотской улыбке. – Вот сейчас приехал свою любовь украдать. Повезу тебя кататься, Москву покажу, которой ты вовек не видела. По лучшим кабакам проедем, королевой вечера со мной рядом будешь. Поехали?

– Перестань, мне пора домой, – девушка попыталась пройти мимо парня, но тот схватил ее за плечи и толкнул на своего дружка, который тут же обхватил ее сзади и попытался прижать к себе, стараясь поцеловать в щеку.

Алина, рванувшись, выскользнула из его рук и, отпрыгнув в сторону на пару метров, яростно сверкнула на Гошу глазами:

– Ты одурел, что ли? А ну катитесь отсюда, не то хуже будет. Так опозорю, что в универе побоишься появиться!

– Ах ты цыпочка! Какая ретивая попалась, а, Витек? – Гоша, казалось, совсем не испугался и, надвигаясь на Алину, злобно зашипел: