Тут Скрябин заметил пиво, и его взгляд сразу приобрел осмысленное выражение.

– О, – сказал он оживленно, – пивко – это хорошо!

– Будете, товарищ полковник? – предложил Синица. – У меня в холодильнике есть, холодненькое... Будете?

– Чего спрашиваешь? – благодушно удивился Скрябин. – Мы ж не у меня в кабинете, а у тебя дома! Угощай, хозяин, раз есть чем.

На кухне Синица выглянул в окно и увидел напротив подъезда черный "БМВ" Скрябина. Машина была не служебная, а личная, и водителя за рулем не наблюдалось, из чего следовало, что Скрябин управлял этой немецкой ракетой сам, хотя и был, мягко говоря, не совсем трезв. "А теперь ему пива подавай, – меланхолично подумал Синица, открывая холодильник. – Убьет он сегодня кого-нибудь или сам убьется..."

Резинка у него в трико совсем ослабла, и торчавший из кармана тяжелый пистолет так и норовил оставить Синицу без штанов. Майор вынул его оттуда, вскрыл с его помощью две бутылки пива и положил пистолет в холодильник: тут он, по крайней мере, не мог затеряться, потому что, кроме него, двух сморщенных сосисок и почерневшего кочана капусты, в холодильнике ничего не было.

Вернувшись в комнату, он протянул Скрябину открытую бутылку пива.

– Ничего, что без стакана?

Скрябин только рукой махнул и сразу же присосался к бутылке, как изголодавшийся клоп. Выпитое немедленно проступило у него на лице потом; утолив жажду, полковник вновь извлек на свет божий свой знаменитый носовой платок, снял фуражку и принялся, отдуваясь, вытирать сначала лысину, а потом все остальное, до чего мог дотянуться, не снимая одежды.

Вторую бутылку Синица оставил себе – в той, что стояла на столе, пиво совсем выдохлось, да и оставалось его там всего ничего, какая-нибудь жалкая пара глотков. А от того, что, судя по всему, собирался сообщить ему Скрябин, у майора заранее пересохло во рту.

– Значит, говоришь, ремонт, – сказал Скрябин, убирая платок обратно в карман форменных брюк, которые только что не лопались на его толстенных ляжках. – Ремонт, Синица, дело нужное, да только придется, видно, тебе с ним повременить.

Синица, нисколько этим не удивленный, постарался придать своей унылой, индифферентной физиономии озабоченное выражение.

– Что-то случилось, Петр Иванович?

– Случилось – не то слово, – подумав немного, проворчал Скрябин. – Пока ты тут ремонтом занимаешься и пивко сосешь, в городе такое творится, что у меня голова кругом идет!

– Это чувствуется, – сказал Синица и испугался, поняв, что опять нахамил.

Скрябин не обратил на его выходку внимания, и Синица задумался, с чего бы это. То ли господин полковник и впрямь так озабочен, что просто утратил способность отвлекаться на мелочи, то ли он так нуждается в Синице, что готов простить ему любую чушь, которая так и норовит сорваться с его бескостного языка. Скорее всего верно было и то, и другое; Синица вспомнил то, о чем болтали старухи под окном, и по телу у него прошел знакомый озноб.

– Такие дела творятся, майор, – снова заговорил Скрябин, – такие дела! Прямо чеченская война, и где – у нас в городе! За два дня – полтора десятка трупов. Как тебе это понравится? И ни единого следа, ни одной зацепки!

– Так уж и ни одной? – вежливо усомнился Синица и осторожно, боясь нарушить субординацию, глотнул пива.

Скрябин тоже глотнул из бутылки и протяжно рыгнул в кулак.

– Понимаю, к чему ты клонишь, – сказал он. – Ты у нас вроде Шерлока Холмса – тоже считаешь, что, раз улик нет, значит, их просто плохо искали. Признаться, я с тобой согласен – то есть с вами обоими: с тобой и с Шерлоком Холмсом. Ну, так вот ты пойди и поищи.

– Улики поискать?

– Плевал я на улики, – отмахнулся полковник. – Тут уж, как говорится, было бы алиби, а трупы найдутся... – Он снова рыгнул, на сей раз даже не подумав прикрыть рот. – Мне не улики, мне убийца нужен!

– Убийца? – переспросил Синица, сделав сильное ударение на последнем слоге-. – Или убийцы? Все-таки, товарищ полковник, для одного человека полтора десятка трупов за два дня – это, знаете, как-то многовато...

– Да какая разница – убийца или убийцы? Хотя есть мнение, что работал один человек, профессионал высочайшего уровня.

– Тогда это не профессионал, а маньяк какой-то! Зачем профессионалу наваливать горы трупов? Он кто – каратель?

На этот раз Скрябин молчал почти целую минуту. За это время он успел достать и раскурить сигарету. Синица тоже закурил и терпеливо ждал ответа, прихлебывая, пока суд да дело, из бутылки.

– Есть мнение, – медленно проговорил Скрябин, – что да. Каратель. Что-то в этом роде.

Синица поставил бутылку и сел ровнее. Все-таки такой откровенности он от Скрябина не ожидал. Получалось, что дело зашло уж очень далеко; кое-что припомнив, Синица предположил, что речь в данный момент идет не о каких-то там абстракциях, вроде закона и порядка, а о сохранности драгоценной шкуры господина полковника.

– А можно спросить, – осторожно сказал он, – чье это мнение?

– Чье надо, – ответил Скрябин. – Мое, например. Такой ответ тебя устраивает?

Синица пожал плечами и промолчал.

Немного посверлив его тяжелым, исподлобья, взглядом, полковник начал излагать обстоятельства дела. В целом он почти слово в слово пересказал то, о чем час назад болтали старухи у подъезда. Новым для Синицы оказалось только то, что на маяке был обнаружен труп Гамлета Саакяна, время смерти которого снимало с него подозрения в убийстве Ашота Васгеновича Гаспаряна. Услышав имя Эдика Хачатряна, Синица задумался о нескольких вещах сразу. Разумеется, не назвать этого имени Скрябин не мог, потому что Синица все равно узнал бы об участии Хачатряна в этом деле и непременно задался бы вопросом, почему полковник утаил от него столь важную информацию. Но то, с каким выражением лица Скрябин говорил о вскрывшейся связи Багдасаряна с замешанным в торговле наркотиками Эдиком Хачатряном, наводило на размышления. Теперь Скрябин, а вместе с ним, наверное, и господин мэр, будут всячески открещиваться от покойных совладельцев "Волны" и, пользуясь случаем, навесят на них всех собак. В общем-то, на эту парочку сколько собак ни повесь, все будет мало; но, с другой стороны, теперь получалось, что он, Синица, слишком много знает. А раз так...