С того времени, как Маша покинула тайную лабораторию пана Рыбчинского, прошло целых полгода, но ей все еще не верилось, что она избежала худшего в жизни. Хотя, хорохорясь, она иногда говорила:

– Все, что могло в этой жизни со мной случиться, уже случилось.

Той ночью в Белостоке, которая свела ее со Смирновым, она, наученная бояться всех и каждого, пробиралась за город глухими улочками, парками. Она старательно обходила одиноких полицейских. Оказавшись возле шоссе, не стала голосовать. Маша Пирогова брела у подошвы откоса, оцарапываясь в колючих кустах, увязая в болотистой почве.

Над ее головой со свистом проносились машины, рассекая ночь фарами. Как ей хотелось оказаться в одном из этих автомобилей, чтобы спокойно, расслабившись, мчаться по дороге к столице Польши, где есть российское посольство. В консульство в Белостоке она не пошла, ведь так ей посоветовал Семен Семенович – человек, которому она была обязана жизнью. У нее не было четкого плана, было лишь желание уйти подальше от Белостока и поближе к Варшаве.

Откос дорожной насыпи круто стал уходить вверх. Впереди в ночном мраке блеснули рельсы железной дороги, прогрохотал тяжелый товарняк. Маша посмотрела вправо. Вдалеке все еще светились огни Белостока.

– Только не туда! – она пошла по шпалам подальше от городских огней. Ветер свистел в ушах.

«Свободна!» – думала она.

Наконец девушка добралась до железнодорожной станции – небольшого стеклянного павильончика. «Денег нет, – подумала она. – Польская электричка – не русская, где можно ездить без билета, попадешься контролерам – арестуют. К тому же я без документов».

Расписание поездов, аккуратно выполненное на белом пластике, висело на наружной стенке здания станции. Маша отыскала дизель, следующий на Варшаву. В сердце человека, доведенного до отчаяния, всегда остается место надежде. Маша скользнула внутрь павильона и поинтересовалась у женщины, сидевшей за окошечком кассы, сколько стоит билет до Варшавы.

В ответ она получила маленькую карточку с расписанием пассажирских поездов и аккуратно проставленными напротив них ценами на билеты.

«Десять долларов!»

Маше захотелось взвыть, когда она перевела злотые в более привычные американские деньги. Но так уж случается – если человеку повезло в одном, то скорее всего повезет и в другом. Удачи и неудачи приходят полосами. Лови удачу, пока везет.

– Чего уставилась? – услышала она у себя за спиной и вздрогнула.

– Ехать надо.

– А денег нет?

Маша испугалась бы в любом случае, а тут к ней обращались по-русски. За руки ее никто не хватал, на пол не валил. Девушка медленно обернулась и увидела уже солидно принявшего на грудь широко улыбающегося парня со спортивной сумкой через плечо.

– Нет, – честно призналась Маша Пирогова, – а ехать надо.

– Тебя каким ветром сюда занесло?

– От своих отстала на рынке. Автобус ушел, а в нем и мой паспорт. Никто не заметил, все пьяные.

– И с тобой та же история, – не к месту засмеялся парень. – Я по пьяни паспорт где-то стоптал, а в консульстве, как назло, выходной. Сел в поезд, думал, проскочу, деньги совал. Так нет же, в Тересполе ссадили, придется в Варшаву ехать. – Два билета до Варшавы, – парень выгреб из кассового углубления два билета, а мелочь – доллара два – щедро пожертвовал кассирше.

Они ехали в вагоне, за окном которого мелькали частые фонари, витрины магазинов. Парень спал, положив Маше голову на плечо. Она не сопротивлялась: если едешь с парнем, значит, меньше шансов, что к тебе кто-то пристанет. Самым обидным было то, что до самой Варшавы никто не проверил билеты.

На Центральном вокзале Пирогова осторожно выскользнула из-под навалившегося на нее парня, имя которого так и не узнала. В конце концов ее заела совесть, уйти просто так она не могла, бросив своего благодетеля в пустом вагоне. Потрясла за плечо:

– Эй, вставай, Варшава. Приехали! Парень открыл глаза, и Маша сообразила, что он не помнит, что произошло на маленькой станции под Белостоком, – алкоголь отбил память.

– Спасибо.

Благодетель поднялся и, пошатываясь, двинулся к выходу. Машу он уже не интересовал.

До рассвета оставалось не так уж много, чувствовалось, что вот-вот город проснется. Потом все произошло до банальности просто. В городе ее случайно остановили двое полицейских, их смутил вид немытой и нечесаной девчонки с синяком под глазом. Документов не оказалось. Отвезли в участок. Маша как на духу рассказала все, что знала о подземном заводе во владениях пана Рыбчинского. Она не знала лишь точного места, где тот находится. «Под Белостоком» – пришлось записать полицейскому в протокол.

Позвонили к коллегам а Белостокское воеводство. Маша упросила звонившего ничего не говорить о заводе, иначе ее убьют.

– Посиди пока здесь, – полицейский пристегнул Машу наручником к подлокотнику длинной, привинченной к полу скамейки и вывел коллегу в коридор покурить.

– Врет она все, Рыбчинского недавно проверяли в Белостоке. Ничем предосудительным он не занимается. Зачем только она врет?

– Проститутка, – глубоко затягиваясь, сказал другой полицейский, – вот и рассказала нам невероятную историю, которую вычитала в желтой газетенке.

– Да, редко мне приходилось видеть баб, которые сходу признавались бы в том, что они проститутки, если, конечно, им не предлагаешь за это занятие деньги. Будем высылать. Свяжись с русскими.

Так Маша Пирогова оказалась с позором выгнанной из Польши. Ее фамилию занесли в компьютер, и теперь въезд в эту страну ей был заказан.

В Смоленске мать участливо выслушала Машу, и по ее глазам дочь поняла, что та не верит ни единому слову, а верит в то, что Маша была проституткой.

– Все равно ты моя дочь, – мать обняла Машу, и той стало так горько, что она расплакалась.

– Я боюсь, – прошептала Маша, – они могут приехать за мной. Найдут – убьют!

Всего два дня прожила Пирогова в квартире матери, больше ей не позволил страх. «Если участковый узнает, что я вернулась, узнают и те, кто меня отправил в Польшу, – справедливо опасалась девушка. – Клин вышибают клином», – решила она, вспомнив о двух ребятах из своего старого двора, где она когда-то жила в центре города в коммуналке.