– Давай, размышляй, Глеб, и я буду думать.

Оба закурили. Глеб сидел в кресле, а генерал ходил по кабинету. Его лицо стало предельно сосредоточенным, и генерал показался Сиверову постаревшим.

А ведь когда Глеб пришел, Потапчук был бодр и свеж.

«Вот что делает с человеком работа мысли! Неужели интеллектуальный труд вреден? Хотя, наверное, все зависит от того, над чем думаешь».

– Генерал, вы же не станете спорить, что в подобных делах лучше перестраховаться, чем положиться на авось. И кстати, генерал, откуда у вас фотография Мерцалова?

– Как откуда? –Я же тебе объяснял.

– А вам не приходило в голову, что фотографию Мерцалова подсунули вам специально, чтобы отвлечь все силы на его поиски? А кто-то второй под этот шумок незаметно подберется к нашему Степанычу и нажмет на спусковой крючок.

– Но Мерцалова уже нет.

– Вот именно, на это, может быть, и рассчитывали, затевая всю операцию. Наемный убийца ликвидирован – служба охраны теряет бдительность.

– Глеб, ты прав в том, что так действительно делают. Это обычный прием, и ничего нового в нем нет. Но пораскинь мозгами: Мерцалов – очень ценный агент, это профессионал с большой буквы, такими не разбрасываются.

– Игра стоит свеч. К тому же его могли подставить и по другим причинам.

– По каким?

Глеб пожал плечами.

– Мало ли… Может, он кому-нибудь перешел дорогу, может, тому же человеку, который через посредника заказал убийство. И он решил вот таким способом от Мерцалова избавиться… Но моя версия пока имеет право на существование только на уровне бреда.

– Но в этом бреде присутствует рациональное зерно. Погоди, Глеб, – генерал уселся за стол и принялся рисовать не то снежинку, не то паука. – Значит, по-твоему получается так: послали сразу двух агентов. Одного в Рим, второго в Олен. Один убрал Аль-Рашида, второй убрал Валентина Батулина.

– По-моему, получается именно так. Кстати, генерал, неужели вас не смутило, что два убийства – в Италии и Норвегии – произошли почти одновременно?

А ведь для подобного дела нужна солидная подготовка.

Надо все изучить, тщательно продумать, выбрать место – словом, масса работы. Одному с ней не справиться.

– Угу, угу, – промычал генерал Потапчук. – Но может быть, Мерцалова кто-то вел и для него уже было все подготовлено как в Риме, так и в Олене? Ему надо было в Риме только нажать на спусковой крючок, а в Олене воспользоваться холодным оружием.

– Я так не думаю, – уверенно сказал Глеб. – В Риме действовала женщина. Если бы я, конечно, мог поехать туда…

– Куда туда – в Норвегию?

– Нет, в Италию.

– То что?

– Я изучил бы на месте все обстоятельства и уже знал бы наверняка, кто стрелял.

– К сожалению, Глеб, это невозможно по времени.

Ты не историк, а агент.

– Я понимаю.

Генерал продолжал рассуждать:

– А затем эти оба агента, если, конечно, следовать твоей теории, перебрались в Россию, но не знали о существовании друг друга…

– Именно так.

– И один из них, имя которого мы знали и фотографию которого мы имели, стал как бы приманкой, отвлекающим объектом. А второй сейчас все тщательно готовит.

– Думаю, что да.

– Надо звонить Решетову. И у меня появились недобрые предчувствия.

– Вот видите, генерал, предчувствия – вещь нужная. Интуицию со счетов списывать не стоит.

– Да, нужная, но лучше все-таки полагаться на точные факты.

Генерал подошел к телефону и уже снял трубку, но Глеб его остановил.

– Не горячитесь, Федор Филиппович, не горячитесь. У меня есть одна идея. Не спешите звонить Решетову, может быть, мы обойдемся и без его помощи.

– Рискуем, Глеб.

– Кто не рискует, тот не пьет шампанское.

– Это точно. Но не поставить в известность Андрея Николаевича я не могу.

– Давайте поставим его в известность чуть позже, это всегда успеется, а пока послушайте меня.

Генерал положил трубку на место.

– Тогда говори, что у тебя за идея, я весь внимание.

Глеб вскочил с кресла, подошел к генералу Потапчуку, наклонился к нему через стол и заговорил почти шепотом. Генерал странно улыбнулся, его лицо приобрело интригански-заинтересованное выражение…

Глава 21

Ночью, лежа в своем номере при зажженном свете, Марина размышляла о том, что ей предстоит сделать, и скрупулезно планировала завтрашний день, стараясь ничего не упустить из виду, все просчитать и предугадать. Да, день обещал быть напряженным. А сейчас она чувствовала одновременно и усталость, и сладкое успокоение. Блаженство разливалось по всему телу, а вот мозг продолжал усиленно работать.

"Так-так, – перебирала Марина в мыслях, – обязательно надо купить теплые ботинки на меху, теплую куртку, желательно с капюшоном, а также варежки. Хотя нет, лучше не варежки, а перчатки. А может, все-таки варежки? Да, куплю лучше варежки. Надо подготовиться тщательно. И завтра утром обязательно следует еще раз посетить кладбище. Там все надо вымерить до шага, просчитать до секунды, осмотреть все пути отхода. Если мне не удастся забраться на колокольню церкви, придется действовать по другому варианту.

Придется где-нибудь затаиться, рядом с каким-нибудь дурацким памятником, и стрелять в общем-то в экстремальных условиях. Но я не имею права промахнуться: этот выстрел должен стать золотым в моей карьере, в моей судьбе. Я должна получить за него столько денег, сколько не получила за все предыдущие задания, за всех тех, на ком я уже поставила крест. А ведь их немало".

Марина знала точное число своих жертв, но это число ей не нравилось, потому что убитых ее рукой было двенадцать.

"Значит, следующий выстрел станет тринадцатым.

Тринадцать – плохое число. Мне никогда не везло с этим числом, оно для меня действительно несчастливое. Ну что ж, я эту цифру обойду, есть еще один человек", – с этими мыслями Марина и уснула, провалилась в блаженное, но хрупкое забытье.

К ней приходили приятные видения, а ее слух чутко реагировал на все звуки. В коридоре раздавались шаги, громкие разговоры. В соседнем номере веселилась компания – надрывался магнитофон, слышались нетрезвые голоса, хохот, женский визг.

"Да Господи! Бог ты мой, – в полудреме думала Марина, – неужели даже ночью нельзя вести себя спокойно? И какого черта я поселилась в этой гостинице?

Лучше бы жила где-нибудь… Но где?"

И Марине приснилась прекрасная картина.

Голубое море, роскошная большая вилла с террасой и с асфальтированными подъездами. А с террасы открывается дивный вид на острова, скалы и ярко-синее море, по которому медленно проплывают белоснежные яхты…

Именно так мечтала жить Марина Сорокина.

«Я не стану больше выходить замуж. Мужчины будут, конечно, появляться время от времени в моем большом шикарном доме, но так же они будут и уходить. А если мне захочется, то кто-то из них останется на какой-то срок, но затем он исчезнет и появится кто-то новый – молодой, красивый, сильный и такой же ретивый в любви, как этот русский Михаил».

Всех своих соотечественников она уже называла не иначе, как русскими.

А генерал Потапчук, генерал Решетов и агент Слепой этой же ночью бурно обсуждали то, что предложил Слепой. Решетов, как ранее и Потапчук, был шокирован, но затем, тщательно взвесив все про и контра, согласился, что в предложении Глеба есть своя логика, причем неопровержимая. И плюсов в его проекте намного больше, чем минусов, которые скрупулезно подсчитал Андрей Николаевич вместе с Федором Филипповичем.

– И как ты только до такого додумался, Глеб? – куря сигарету за сигаретой, выдыхая клубы дыма, приговаривал генерал Потапчук.

Глеб посмеивался:

– А что здесь, собственно говоря, такого?

– Вроде бы ничего, но как-то все это больно лихо у тебя получается.

– Еще не получилось.

– А я бы не сказал, что лихо, – Решетов уже взял инициативу в свои руки, вернее, ее передал ему Потапчук, поскольку без участия и помощи Решетова рассчитывать на успех в предприятии, которое затевал Сиверов, было просто невозможно. Решетов, естественно, поначалу яростно сопротивлялся, говорил, что он не в том возрасте и чине, чтоб забавляться такими играми.