После окончания военного училища я и мой друг Нажмутдин Мухтаров были направлены в 115-й стрелковый полк. К месту службы прибыли 19 июня 1941 года.
20 июня я принимал минометный взвод в 1-м батальоне, Мухтарова назначили в 3-й батальон, строивший укрепления. Нажмутдин должен был выехать туда поездом утром 22 июня, через Брест.
21 июня прошло в разных хозяйственных заботах. Оружие и удостоверение личности в этот день я так и не получил. Вечером с Нажмутдином сходили в Малориту.
Что день грядущий нам готовит? Укладываясь спать, я обычно задавал себе этот вопрос.
Страшный грохот взрывов, потрясший все окружающее, поднял нас на ноги. Мы вскочили с нар, посмотрели друг на друга и почти одновременно произнесли: «Тревога». Привычными движениями начали одеваться. Горнист как-то особенно тревожно заиграл сбор. На ходу оправляя обмундирование, бежим на главную линейку. Лес в направлении станции освещается всполохами взрывов. Что-то жужжащее пролетело мимо и, уткнувшись в песок линейки, замолкло. «Неужели осколок? — подумал я. — Это что-то мало похоже на учебную стрельбу».
Разрывы прекратились так же внезапно, как и начались, а когда мы подбежали к подразделениям, было уже тихо. Полк стоял, выстроенный поротно, развернутым строем, на лицах всех читалась тревога и недоумение, и, естественно, все взоры были обращены в сторону командира полка. Он ничего не сказал, только отдал приказание развести подразделения по лагерю и окружающему лесу. Минометная рота, отойдя несколько десятков метров, остановилась. Поставив минометы, бойцы собрались в группы и заговорили шепотом. Одни говорили, что началась война с Германией, другие их успокаивали, объясняя все случившееся учебной тревогой. Истины никто не знал, и я не мог представить, что все это может быть началом войны.
Мухтаров, взвалив на плечи чемодан, отправился на станцию, стремясь поскорее добраться в свой батальон.
Рассветало. Вдоль границы слышалась отдаленная артиллерийская канонада, иногда доносился рокот моторов.
Около восьми утра из штаба дивизии прибыл приказ. Содержания его мы не знали, но когда через час полк выступил вперед, на запад, все поняли, идем навстречу немцам или на помощь пограничным частям.
Наша рота оставалась до особого распоряжения на охране лагеря. Здесь мы услышали по радио сообщение о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз.
После полудня за нами прибыли автомашины. Шофер одной из машин возбужденно рассказал, что их по дороге обстреляли самолеты. Рота двинулась к границе. За Малоритой свернули с шоссе и поехали проселком. Несколько раз приходилось вылезать из кузова и подталкивать машины — дорога песчаная, и колеса буксовали. В одну из таких заминок мы услышали впереди и вправо от нас пулеметную стрельбу и редкие взрывы. Но вот деревня Збураж, а за ней на поле идет бой. Бойцы, рассыпавшись по густой ржи и картофельному полю, ведут огонь. Немцев не видно, но зато видны на поле, где залегли наши, разрывы мин и снарядов. В деревню уже идут легкораненые, тяжелораненых несут. «Вот она — война, — подумал я. — Ну что ж, воевать так воевать».
Минометы устанавливаем тут же, в деревне, и открываем огонь из всего своего оружия. Бьем по местам, где, по нашему мнению, должен быть противник. Но и немцы нас обнаружили. В деревню начали залетать их мины, сначала отдельные, а потом — пачками. Они рвались вокруг нас, но мы все охвачены азартом боя, и некогда думать об опасности.
К вечеру пехота начала отходить к деревне. Связной командира роты передал приказание двигаться на Малориту.
«Почему мы отступаем?» Этот вопрос мучил всех. Вот и из деревни мы ушли согласно приказу. В чем же дело? Только через несколько дней, когда первые часы войны, такие тяжелые и горькие, были пережиты, мы осознали и поняли, что терпим поражение.
Около двух часов ночи достигли лагеря. Здесь получили боевой приказ, заняли оборону между лесом и речкой.
Утром 23-го роту переместили ближе к станции Малорита, к деревне Лазки. Около одиннадцати часов в небе появилось двенадцать вражеских бомбардировщиков. Они сбросили бомбы на станцию, а затем на бреющем полете пронеслись над окопами, поливая нас свинцовым дождем. Я к этому времени со взводом занял новую позицию в маленьком лесочке. Это был тот самый лесок, где в мирные дни помкомвзвода устанавливал миномет, обучая расчет подготовке данных для стрельбы. Мнимым объектом была тогда станция, ориентиром — шпиль церкви. Сейчас там были действительно враги — фашисты, а шпиль церкви служил нам ориентиром для боевой стрельбы. Помкомвзвода был здесь, данные подготовлены и проверены еще до войны, и мы ждали только приказа об открытии огня, а когда этот приказ поступил, открыли такой огонь из батальонных и стоявших позади нас полковых минометов, что гитлеровцы весь остаток дня, ночь и часть следующего дня больше не проявляли активности.
Особенно запомнились бои 25 июня, во второй половине дня. Немцы теснили наш левый фланг, и подразделения полка отходили в лес. Батальон прикрывал отход.
Все было готово для встречи фашистов, и они не замедлили появиться. Противник шел по полю, развернувшись в цепь, впереди которой видно было несколько человек. Подойдя ближе, они стали кричать на русском языке: «Красноармейцы, командиры, убивайте своих политруков и коммунистов, переходите к нам!» Сплошная лавина огня захлестнула последние выкрики. Несколько мгновений — и духу не осталось от этой нечисти. Потом они били из минометов, несколько раз пытались наступать и в лоб и с флангов, но все попытки сбить нас были безуспешны. Бой длился весь день, а с наступлением темноты батальон отошел в лес и двинулся за полком. К рассвету вышли на поляну. Сюда постепенно собрались все подразделения полка и прибыл штаб дивизии. Вокруг нас — немцы да болото.
Я пробрался к речке, чтобы умыться. Здесь увидел командира дивизии генерал-майора Недвигина. Заложив руки за спину, он ходил по берегу и о чем-то думал.
Было решено пробиться из окружения и идти на восток.
С наступлением темноты 27 июня прорвался штаб дивизии с одним стрелковым батальоном.
Наш батальон и еще некоторые подразделения, обеспечивавшие прорыв, выйти из окружения в эту ночь не сумели. И только в первых числах июля мы, просочившись мелкими группами через гитлеровское кольцо, зажавшее нас в болоте, пошли на юго-восток. Я вел 22 человека. Вскоре мы прибыли в район станции Синкевичи, где влились в свой полк.
Г. М. Коровченко
Первые бои за Родину
Григорий Михайлович Коровченко
В июне 1941 года — лейтенант. Участник боев на границе, затем начальник штаба 1-го стрелкового полка им. С. М. Руднева 1-й Украинской партизанской дивизии С. А. Ковпака.
Награжден орденом Отечественной войны II степени и несколькими медалями.
Член КПСС.
Живет и работает в городе Черновцы.
Наш 115-й стрелковый полк располагался в лесу в 2 километрах восточнее местечка Малорита.
22 июня 1-я стрелковая рота встала рано. В 3.30 она уже построилась и двинулась к Малорите, где по плану с 4.00 до 5.00 должна была мыться в бане. Едва мы вышли на окраину местечка, как в воздухе что-то прошелестело и в расположении штаба дивизии раздались взрывы.
Я повернул роту назад. В лагере все в движении. Объявлена боевая тревога. Из штаба дивизии прибыл с приказом командир для связи. Стало известно, что войска фашистской Германии перешли границу нашей Родины. 28-й и 34-й стрелковые полки уже ведут бой. Туда, к границе, форсированным маршем двинулся и наш полк. К 8.00 прибыли к указанному рубежу. Впереди горела деревня. На галопе прошла со стороны противника полковая конная разведка. Она ходила на Медно, где уже хозяйничали фашисты. Разведчики захватили «языка», и накрепко притороченный к седлу, долговязый гитлеровец болтался, как мешок с сеном.
Командир полка отдал приказ занять оборону. Передний край нашего батальона проходил через деревню Гвозница, прикрывая дорогу на Медно, и далее на юг по высоткам у деревни Збураж. Правее 2-й, левее 3-й батальон. Фланги полка открыты. Впереди нас — боевое охранение, а еще дальше — разведка. Дорогу на Медно заминировали и сделали завалы.