Глава 9

Сергей Воронцов сидел на подоконнике в институтской курилке и, развернувшись вполоборота, смотрел в окно, за которым зеленел молодой травой крохотный внутренний дворик. Дымя сигаретой, Воронцов лениво размышлял о всякой всячине, в том числе и о том, у кого бы стрельнуть деньжат до получки. С деньгами у Сергея по давно сложившейся традиции было туго: зарплату лаборанта в НИИ большой не назовешь, и от хорошей жизни люди в двадцать восемь лет на такую работу не устраиваются.

Воронцов вздохнул. Черт бы побрал это высшее образование! Даже неоконченное, оно приучает человека мыслить критически, а на все вещи, слова и явления, тебя окружающие, взирать со здоровым, научно обоснованным скепсисом. Это качество, которым Сергей обладал в полной мере, мешало ему до конца уверовать в светлое будущее, а привычка мыслить и путем логических рассуждений докапываться до самых корней того или иного явления не позволяла ему обвинить в своих неудачах кого-либо, кроме себя самого. Быть лаборантом в двадцать девять лет – это что, успех или хотя бы залог будущего успеха? Я вас умоляю! Позор это, и больше ничего...

В свое время Сергей Воронцов окончил три курса биофака. Пока он корпел над учебниками и резал несчастных лягушек, виноватых лишь в том, что не умели ни кусаться, ни царапаться, его друзья и одноклассники с переменным успехом занимались мелким бизнесом – покупали одно, продавали другое, крали и разбирали на запчасти третье, – словом, ковали деньгу, обзаводились квартирами, приобретали свои первые иномарки и катали на них длинноногих красоток. Сравнивая их образ жизни со своим, Воронцов неизменно приходил к неутешительным выводам, а к середине третьего курса окончательно понял, что сглупил, сделав ставку на образование. Талант исследователя в нем так и не прорезался, биология была ему скучна, безвинные муки лягушек и белых мышей вызывали сострадание, а надежда когда-нибудь совершить революцию в науке постепенно таяла, пока не испарилась окончательно. Впереди была целая жизнь, заполненная рутинным трудом младшего научного сотрудника. Проводить эксперименты, имеющие целью подтвердить или опровергнуть гипотезу, выдвинутую кем-то более удачливым. Тоскливое, однообразное существование от зарплаты до зарплаты без малейшей надежды вырваться из этого заколдованного круга.

Поэтому не было ничего удивительного в том, что, когда старый однокашник предложил ему заняться настоящим, денежным делом, Сергей колебался совсем недолго. Правда, бросать университет было жалко (все-таки три курса одолел!), но продолжать учиться и каждый божий день хлебать кислые щи в студенческой тошниловке казалось просто невыносимым. Армии Воронцов не боялся – близорукость в сочетании с плоскостопием служила ему прекрасным страховым полисом, – и судьбоносное решение было принято.

Увы, в бизнесе он продержался недолго – конкуренты прижали к стенке, налоги одолели, а партнер, скотина, сквозанул вместе с последними деньгами в неизвестном направлении. Некоторое время Воронцов перебивался случайными заработками, пока родители по большому блату не пристроили его в институт на должность лаборанта. Зарплата была нищенская, но платили ее аккуратно, и после своих мытарств Сергей оценил это обстоятельство по достоинству. Он восстановился на заочное отделение родного биофака – теперь перспектива всю жизнь резать белых мышей в белом халате и разглядывать под микроскопом их внутренности уже не казалась ему такой безнадежно тоскливой и неприемлемой. Да и начальница его, заведующая лабораторией генетики Светлана Петровна Морозова, оказалась дамой приятной во всех отношениях – миловидной, приветливой, не склонной к придиркам. Вообще-то, Сергей на личном опыте не раз убеждался, что женщина-руководитель – это сущее наказание и для подчиненных, и для своей семьи, и даже для себя самой. Женский стиль руководства – всегда сплошные неприятности. Но Светлана Петровна оказалась приятным исключением из этого правила – потому, наверное, что научная работа интересовала ее гораздо больше, чем администрирование. Она была не замужем, и Воронцов часто думал, что непременно приударил бы за ней, будь она хотя бы лет на десять моложе. О том, что такая женщина, как Морозова, вряд ли обратила бы на него внимание, он как-то не задумывался – огорчений ему хватало и без углубленного самоанализа.

Сейчас, сидя на подоконнике и скупыми, экономными затяжками добивая коротенький окурок, Воронцов подумал: не занять ли немного денег у начальницы? А что? Баба одинокая, кормить-поить-одевать, кроме себя самой, никого не должна, к тряпкам вроде равнодушна, не жадная...

Он снова вздохнул. Все это было так, но существовала маленькая загвоздка: он уже брал у Морозовой в долг буквально неделю назад и, между прочим, до сих пор не отдал, так что подходить к ней с той же просьбой вторично было неловко. Дать-то она, наверное, даст, но что при этом подумает? Какое мнение у нее сложится о Сергее Воронцове? Вообще-то, она из тех, кто считает, что бедность – не порок: лучше быть бедным, но честным и так далее и тому подобное... Одно то, что почти все ее бывшие коллеги всем скопом отвалили в подмосковную Черноголовку и там на высочайшем научно-техническом уровне гонят водку, огребая при этом сумасшедшие бабки, а она по-прежнему корпит над своими пробирками, уже о многом говорит. Так что при прочих равных условиях Сергей мог бы рассчитывать на полное понимание с ее стороны. Но...

Вот именно – но! Если как следует припомнить, если разобраться по порядку, то никаких финансовых проблем у Сергея Воронцова в данный момент быть не должно. На позапрошлой неделе лаборатория получила "левый" заказ на проведение генетической экспертизы. С этим заказом что-то было не так, Морозова все эти дни ходила как в воду опущенная, но дело не в этом. А в том, что заплатили ей наличными, и Сергей свою долю получил сполна. Клиент оказался щедрым, и сумма Воронцову перепала приличная, хотя его участие в проведении экспертизы было чисто символическим: подай то, убери это, постой в сторонке и ничего не трогай руками.

Потом был ресторан, потом новые, страшно дорогие туфли из арбатского бутика, потом снова ресторан, где Воронцов поил шампанским каких-то лахудр, которые потом куда-то тихо слиняли, и деньги как-то незаметно кончились, вот и пришлось с извинениями брать в долг у Светланы Петровны.

Затем, уже на прошлой неделе, к ним заявился этот чудаковатый генерал с Лубянки со своим саратовским самозванцем. Генерал заплатил поменьше, но все-таки заплатил, хотя мог бы, кажется, этого не делать. Свою долю Воронцов опять исправно получил на руки – целиком, до последней копейки. В момент получения денег Морозова куда-то ушла, и сразу отдать ей долг, как собирался, Сергей не сумел. Домой он в тот день отправился с твердым намерением завтра же вернуть начальнице деньги, а оставшуюся сумму растянуть до получки. По его расчетам, если не шиковать, ограничиваясь пивом и пельменями, денег должно было хватить в самый раз. Но вместо своей квартиры он почему-то оказался в казино, откуда вышел через полтора часа без гроша. Вот уж действительно: дорога в ад вымощена благими намерениями...

Всесторонне обдумав проблему (вот оно, торжество научного метода!), Сергей пришел к выводу, что снова просить в долг у Светланы Петровны, пожалуй, не стоит. Занять у кого-нибудь другого? Сомнительно... Обидных шуточек, намеков, а то и прямых посылов в пешее эротическое турне будет сколько угодно, а вот получить деньги удастся навряд ли. Вот если бы тот смешной генерал, который так боялся, что из него здесь в чисто научных целях набьют чучело, явился не на прошлой неделе, а сегодня! Теперь Сергей ни за какие коврижки не отнес бы свои денежки этим кровососам в казино...

Мысль о генерале неожиданно подняла с самого донышка его сознания какой-то странный осадок. Что-то такое было, связанное не то с генералом, не то с этим его самозванцем, претендовавшим на родство с Лениным, – что-то странное, беспокоящее, вызывающее какое-то не вполне осознанное раздражение... Что же это было?