– А вы что будете заказывать?

– Кофе, эспрессо, два, – отрывисто продиктовала я.

– На десерт что-нибудь? – разочаровался официант.

Прочитав Блошкину еще раз его заказ, молодой человек удалился.

– С начала, так с начала, – Геша посмотрел вдаль, постучал пальцами по столу и тяжело вздохнул. – Владилена предложила мне стать главным редактором ее газеты три года назад. У нее на руках была пачка убойных материалов. Первые номера уходили влет. О себе она ничего никогда не рассказывала. Так, иногда, какие-нибудь обрывочные фразы. За три года я узнал только, что она никогда не была замужем, ненавидела свою старшую сестру, всю ее семью и сидела в тюрьме. Все.

– Она не была профессиональной журналисткой?

– Нет, но вполне могла бы ею стать. У Владилены был талант. Она всегда чувствовала, когда где-то что-то назревает.

– Где она брала компромат? – тактика жестких вопросов выбрана была мной для общения с Блошкиным правильно.

Вадим Соколов часто говорил, что многие люди понимают только язык силы. Любые послабления или поощрения действуют на них разлагающе.

– Вы не обратили внимание, что все ее статьи подписаны одинаково? – хитро прищурился Геша.

– Обратила, и что?

– Там сказано, что Владилена Милявская всегда на страже ваших интересов и такая прочая фигня. Мол, пишите о своих проблемах – разберемся. И вы знаете – нас засыпали потоками писем, факсов, е-мейлов. От людей приходило столько компромата! Вы себе представить не можете. Жены, желавшие досадить мужьям, – Блошкин начал загибать пальцы, – сотрудники, ненавидящие свое начальство, брошенные любовницы, рогатые подкаблучники, просто соседи, которые терпеть не могут проживающих с ними на одной лестничной клетке. Владилена действительно все это читала. Ежедневно перелопачивала сотни писем, чтобы найти одно-два стоящих за месяц, но зато каких! Вот, к примеру, знаете, кто заложил Ведерникову? Эта фигуристочка встречалась с Лосевым. Он один из самых больших авторитетов в их конторе. Деньги распределяет. Жена Лосева, когда обо всем узнала, строчила Владилене по письму в день. Та решила разобраться. Думала, речь пойдет о мелкой склоке. Любовник подсуживает в пользу Ведерниковой. Владилена стала копать, и выяснилось такое!.. С остальными точно так же. Вот взять хотя бы…

– Владилена использовала результаты расследования для шантажа? – прервала я Гешу.

– Ну… – Блошкин постучал пальцами по столу. – Мне, во всяком случае, она об этом ничего не говорила…

– Шантажировала или нет?

– Скорее да, чем нет, – редактор плотно сжал губы.

– Вы когда-нибудь видели у нее вот такие ключи? – я вытащила из сумки тот самый маленький серебристый ключик, что обнаружила в доме Корсаковых в ночь убийства.

– Видел, – кивнул Геша. – У вас только один?

В глазах редактора загорелся неподдельный жадный интерес.

– Да, и номер его записан в книжке Милявской на фамилию "Жемчужная". Владилена не говорила вам, что знает про нее?

– Она делилась со мной только тем, что должно пойти в ближайший номер.

Мне принесли кофе, а Геше – первую часть заказанного банкета. Нервно глотнув густой обжигающей жидкости, я закурила и выпустила дым в потолок.

– И вы никогда, вообще никогда не слышали от нее этого имени?

– Нет, хотя разве что… Один раз ей при мне позвонил какой-то мужчина.

Кажется, его звали Хосе. Владилена пришла в ярость, кричала, что не имеет никакого отношения к Жемчужным. Да, точно, прозвучала именно такая фамилия. Я еще подумал, что цыганская.

– Хосе Равель? – я мучительно пыталась сообразить, от чего он мог прийти в ярость и какое отношение имеет Владилена ко всей этой истории.

– Не знаю, я вообще не так осведомлен, как вы думаете, – заявил Блошкин и хитро на меня уставился.

– Ладно, – с трудом сдерживая раздражение, продолжила я, – попробуем подвести промежуточный итог. Владилена Милявская сидела в тюрьме за мошенничество. Так?

– Так, – кивнул Геша.

– В исправительном заведении у нее родилась мысль основать газету?

– Наверное.

– Через эту газету она получала от желающих друг другу досадить граждан сведения. Проверяла, а затем шантажировала тех, на кого удавалось собрать что-то серьезное?

– Ну… примерно так, – протянул Блошкин, помешивая вилочкой салат.

– Поэтому Владилена не жила в России, предпочитая пребывать за границей?

– Да, – уверенно кивнул редактор.

– Где именно она жила?

– Там, сям… – Геша покачал головой. – Но чаще всего в Испании. Кажется, у нее была квартира в Барселоне.

– Угу, – я кивнула.

Там же, где находится международный центр цыганского искусства, основанный Хосе Равелем.

– И что же вынудило ее вдруг приехать на родину, да еще и поселиться у сестры, которую она, по вашим словам, терпеть не может?

– Не знаю, – Блошкин в три приема заглотил салатик. – По-моему, у нее наметилось тут какое-то важное дело. Один раз она сказала, что вскоре сможет выйти на пенсию.

– Что это вдруг разоткровенничалась?

– Под градусом была. Выпить любила Владилена Васильевна, – ответил Геша, жуя поданный бифштекс. – Причем всегда. Последние разы стало хуже. Раньше она только по вечерам пила, а в этот приезд – с утра до вечера. Купит "Пять звездочек" и ходит целый день с бутылочкой. Одну прикончит, вторую начнет. Удивляюсь, как она замертво не падала к трем часам. Железная была баба.

– То есть можно предположить, что у нее тут было крупное дело, после которого вполне можно было рассчитывать на полную финансовую независимость на все оставшиеся годы?

– Предположить можно все что угодно, – последовал лаконичный ответ.

Я едва удержалась от искушения пнуть редактора "С-С-СН!" под столом ногой.

Итак, Владилена Милявская приезжает в Россию, хотя отлично знает, что ей здесь находиться небезопасно. Все время пьет. Скорее всего, от избыточной тревоги. Принимала коньяк как успокоительное. Проживает у сестры, которую терпеть не может. По словам Светы, сидит в доме безвылазно, хоть и помирает от тоски. В это же время там оказывается Роза Жемчужная, имя которой занесено в записную книжку журналистки. Если рассуждать по аналогии с остальными фамилиями, где-то есть дверь, которую отпирает ключик с номером. За этой дверью, по всей видимости, хранится что-то такое, чем можно шантажировать Жемчужную. Учитывая, что та вот-вот получит двадцатипятимиллионное наследство в твердой валюте, Милявская может рассчитывать на серьезный куш. Роза зачем-то притаскивает к Корсаковым меня. Что из этого следует? Пожалуй, только то, что Владилена Милявская, хранившая какой-то компромат на Розу, была обречена. Она шантажировала Розу Жемчужную, и та решила ее убить. Вроде бы все указывает именно на это.

– Геша, – обратилась я к редактору, который с треском уписывал печеный картофель, – постарайтесь припомнить, вы ничего никогда не слышали от Владилены о Розе Жемчужной? Может быть, она еще что-нибудь случайно обронила?

– Не-а, – последовал ответ.

– Последний вопрос: как же вы получали деньги, если хозяйка все время за границей?

– Во-первых, газету хорошо покупали, – с гордостью ответил редактор. – Я имел процент. Во-вторых, Владилена мне иногда давала премии.

– У нее был счет в банке? – спросила я, отчаянно цепляясь за надежду на леность Милявской. Вдруг она арендовала банковские ячейки там же, где открывала счет?

– Естественно; "Акцепт-плюс" – знаете такой?

– Нет, в первый раз слышу.

– Это его главное достоинство, – конфиденциальным тоном сообщил Геша.

– Хороший, наверное, банк, – пробормотала я себе под нос, встала, надела дубленку и… бросила редактора одного.

– Эй! – раздался за спиной возмущенный голос Блошкина.

– И-извините, – остановил меня зоркий официант.

– А, вот вам двести рублей за кофе, сдачи не надо, – я сунула молодому человеку деньги и послала побелевшему от ярости редактору обольстительную улыбку.

Тормознув на проспекте такси, я бухнулась на переднее сиденье.