Зажав правое ухо, я опустила глаза. Передо мной суетилась маленькая, похожая на чихуахуа дамочка в зеленой блестящей дубленке. Женщина пыталась стоять одновременно и в кассу, и в справочное, беспрестанно перебегала из одной очереди в другую.

– Женщина! – взъелась она на меня, – я перед вами!

– Ш-ш-ш! – я непроизвольно поднесла палец к губам. – Хорошо.

– Витя? – чихуахуа в зеленой дубленке поднесла к губам салатовый "Эриксон" и, бросая на меня косые подозрительные взгляды, заговорщицки спросила:

– Ну ты там как?

– Нормально! – раздалось сзади.

Витя, толстый лысый коротышка в очках, кричал в телефон в пяти метрах от нас, махая своей спутнице рукой.

Вокруг стоял такой галдеж, что, когда до меня дошла очередь, я не сразу вспомнила, о чем именно хочу узнать в справочном.

Дежурная вопросительно на меня уставилась, нервно хлопнула ладонью по металлической крутящейся тарелке для документов.

– Женщина, говорите!

– А-а… – я шмякнула на вертушку удостоверение частного детектива.

Дежурная нажала на кнопку, тарелка повернулась, и документ оказался в руках у служащей.

– По этому льготных билетов не даем, – коротко отрубила она и вернула мне удостоверение.

– Мне и не надо! – очнулась я. – Скажите, у вас база продажи билетов общероссийская?

– Таких справок не даем! – последовал ответ.

– Понимаете, это очень важное расследование… – канючила я, согнувшись в три погибели. Окошечко дежурной располагалось на уровне моего пупка.

– Не задерживайте очередь! – рявкнула тетка.

– У меня есть разрешение! – во мне нежданно-негаданно пробудился зверь.

Я полезла в сумку, осторожно вложила в паспорт сто долларов и бросила его на тарелку.

– Вот, оно внутри.

Дежурная с недовольным сопением повернула тарелку к себе. Открыла паспорт, некоторое время сидела неподвижно, потом подняла на меня такие глаза, что я чуть не подавилась. "Все, сейчас она поднимет скандал", – мелькнуло в голове.

Но женщина продолжала напряженно молчать. По всей видимости, принимала непростое для себя решение. Потом встала и вышла. Очередь за моей спиной разразилась криками негодования.

– Сколько можно!

– Куда она пошла-то?!

– Совсем обалдела!

Дежурная вернулась спустя десять минут. Очередь была на грани взрыва. В руке информаторша держала маленькую белую бумажку.

– Вот, – она вложила ее в мой паспорт и крутанула вертушку с документами. – Идите в административный корпус. Предъявите этот пропуск, скажете, что к Иде Ивановне. Не забудьте только, – дежурная нервно дернула шеей, – разрешение свое еще раз предъявить.

– Спасибо! Вы спасли жизнь человеку! – воскликнула я, поспешно схватила документы и освободила место у заветного окошечка.

На бумажке значилось: "Разовый пропуск. Александра Александровна Ворошилова, частный детектив в 27 комнату".

В административном здании вокзала не было ни души. Пустой длинный коридор с рядом одинаковых эмдээфных дверей под вишню. Похоже на школу во время каникул. Из-за этих дверей не доносилось ни звука. Охранник, не отрывая глаз от газеты, взял мой пропуск и положил под телефон.

– Проходите, – бросил он через губу. Двадцать седьмая комната оказалась в самом конце коридора. Робко постучавшись, я застыла в нерешительности. А вдруг там никого нет? Примерно через пятнадцать секунд изнутри донесся раздраженный крик.

– Ну входите же!

Нажав на ручку, я отперла дверь и была ошарашена шумом и гомоном женских голосов. Очевидно, здание построено на зависть обитателям панельных домов. Вот это звукоизоляция!

Шумел матричный принтер, печатая нескончаемый список фамилий. Работал радиоприемник. Две девушки тридцатилетнего возраста громко разговаривали, отхлебывая чай из гигантских чашек.

– Вы к кому? – спросили они хором.

– К Иде Ивановне, – ответила я, смущенно перетаптываясь с ноги на ногу.

– О-о-х, – тоскливо вздохнула одна из барышень, тяжело поднимаясь из-за стола.

Непропорционально разросшаяся филейная часть служащей наводила на мысли, что вставать ей следует почаще. Причем желательно в спортзале и с нагрузкой. Девушка подошла к еще одной двери. Из-за шкафа с бумагами я ее не заметила.

– Ида Ивановна! – завопила она, постучав два раза. – К вам пришли! Пускать?

Видимо, изнутри ответили согласием.

– Идите, – кивнула мне работница и почему-то расстроилась. Я услышала, как она говорит коллеге:

– Вот так работаешь тут, работаешь… И никакой личной жизни. Еще чай будешь?

Ида Ивановна оказалась благообразной седой дамой с химией барашком. Мягкий пух, в который превратились волосы от систематической травли реагентами, выкрашен в экстремальный сиреневый цвет.

– Вы к кому? – строго спросила она, глядя на меня поверх очков.

Вопрос, честно признаюсь, поставил меня в тупик.

– К Иде Ивановне, – ответила я, оглядывая кабинет.

Первичный осмотр не выявил дополнительных рабочих мест, а единственная дверь оставалась у меня за спиной.

– Это я, – призналась дама.

– Очень приятно.

Не зная, как продолжить этот утренник абсурда, я стояла, держа обеими руками сумку.

– У вас ко мне какое-то дело? Вы меня от работы, между прочим, отвлекаете, – заметила Ида Ивановна.

Появилось жгучее искушение ответить: "Нет, я просто так зашла. Посмотреть, кто сидит в двадцать седьмой комнате". Но производственная необходимость иногда заставляет нас быть более вежливыми, чем хочется.

– Ох, простите! – рассыпалась я. – Мне очень неудобно, что я отвлекаю ваше внимание, но обстоятельства… Вот мои документы.

Ида Ивановна долго разглядывала корку частного детектива, затем бросила ее на стол и уверенно заявила:

– Фальшивка. Обескураженная таким заявлением, я осторожно поинтересовалась:

– Вам часто приходится видеть удостоверения частных детективов?

– Слушайте, женщина, – менторским тоном обратилась ко мне дама. Для пущей важности она сняла очки и вытаращилась на меня исподлобья. – Говорите, зачем пришли, или не морочьте мне голову.

– Э… э…

Борясь с искушением послать все подальше и гордо уйти, я судорожно соображала, как мне вести себя дальше.

– Думайте быстрее, или я охрану вызову, – велела начальница двадцать седьмого кабинета.

На счастье мой блуждающий, гневный взгляд упал на яркий, основательно зачитанный томик Орбениной. Разобрать удалось только подзаголовок: "Дело о разбитом сердце". Тактика получения сведений выстроилась сама собой.

– Ида Ивановна, – я плюхнулась на стул и всем корпусом подалась к начальнице. – Вы можете меня выставить вон, но знайте, что речь идет о судьбе одной женщины, которая… Которая отчаянно нуждается в помощи. В вашей помощи.

Я послала обалдевшей даме проникновенный взгляд. Вадим Соколов утверждает, что подобный жест всегда заставляет человека чувствовать себя индивидуально ответственным за что-то.

– Понимаете, – главное теперь не дать милейшей Идее Ивановне прийти в себя, – я сейчас веду очень и очень щепетильное дело. Муж моей клиентки украл у нее ребенка. Это ужасная история. Ужасная! Моя клиентка вышла замуж по горячей любви, за цыгана. Ни о чем не думала, родила девочку. Этот негодяй сказал ей, что хочет отвезти внучку к бабушке и дедушке в табор. Специально выбрал для этого такое время, чтобы моя клиентка не могла вместе с ним поехать. Теперь он скрылся и требует колоссальный выкуп! Мне уже почти удалось распутать это дело, я знаю, кому он передал ребенка и на каком поезде его перевозили!

Нужно узнать только еще одно имя. Это женщина, тоже цыганка, которой девочку отдали, чтобы сбить с толку следствие. Я знаю, что вы можете помочь. В вашей базе данных ведь хранится информация обо всех пассажирах, приобретавших билеты в кассах? Ида Ивановна поджала губы, постучала пухлыми пальцами по столу, задумчиво посмотрела на свои огромные старомодные кольца с рубинами. Потом вздохнула и нравоучительно произнесла:

– Головой надо думать, за кого замуж выходишь. Вот так всегда, наворотят дел, потом другим расхлебывать.