- Убью? Не-е-ет. Кого я действительно решил убрать с дороги, так это Кристиана Кимура. А ты посиди покамест здесь. Не хочу, чтоб всякие влюбленные дамочки вставляли мне палки в колеса.

Убедившись, что в ближайшее время казнь ей не грозит, Люси испытала невероятное облегчение. Не сказать, чтоб она побывала на дыбе, но до тех пор, пока Моррис не посвятил ее в свои планы, ощущения были весьма сходными. Об одном она горько печалилась: Кристиана ей теперь не заполучить. И печаль ее была такого свойства, что требовала немедленных, решительных действий.

[54] Самозарядный итальянский пистолет

Глава 28. Чернокожая предательница

Удивительно, как Люси вообще оставили в живых! Напасть на Морриса в его же владениях было несусветной глупостью с ее стороны. Еще куда ни шло броситься на него с ножом, будь он мертвецки пьян. Но он-то за последние сутки и капли в рот не взял, и тут уж не существовало для нее никакого оправдания.

- Бьюсь об заклад, ты спятила! - вскричал Дезастро, заломив ей руку до хруста в костях. Блеснуло остро отточенное лезвие (а ведь этим лезвием ему чуть было не перерезали сонную артерию!), и кинжал с громким стуком упал на пол. - Не ожидал от тебя такой подлости!

- Это вы подлец! - прохрипела Люси, думая, что уж теперь ее точно или повесят, или четвертуют.

- Делаю скидку на твоё affetto [55], - смилостивился вдруг Моррис, отшвырнув ее на кровать и подобрав кинжал. - Я получу несравнимо большее удовольствие при расправе с твоим дружком, зная, как ты мучаешься. А кинжальчик отправится в мою коллекцию редкостей.

Он хрюкнул, довольный, что сумел сбить с нее спесь, выдавил подобие кривой улыбки, и, уходя, саркастически прибавил:

- Обед ровно в два. Если пожелаешь объявить голодовку, никто не станет тебе препятствовать.

Люси кипела от злобы.

***

Исчезновениям Лизы никогда особого значения не придавали. Ненасытная по части тайн и головоломок, она нередко возвращалась в комнату за полночь, где ее никто не караулил и никто за опоздания не отчитывал. Спозаранку она обыкновенно упархивала в парк, завтракала отдельно от всех и после занятий стрелою мчалась к Донеро. Поэтому на первых порах в ее отсутствии ничего предосудительного не усматривали. Если ее не заставала Мирей, то заключала, что с нею непременно свидится Роза. Роза же, спеша в художественную мастерскую или кружа по парку в поисках выигрышного места для пейзажа, часто вообще не думала ни о чем, кроме своих картин. А Кианг в компании Елизаветы совершенно не нуждалась, считала себя самодостаточной и полагала, что лезть в чужую жизнь низко и даже вульгарно. Однако, несмотря на самодостаточность, ей всё же пришлось краснеть, когда в апартамент ворвался Донеро. Он комкал какую-то географическую карту, жилет его был распахнут, а синий клетчатый шарф болтался сзади на уровне колен.

- Что с Елизаветой? Не вернулась еще? - справился он с порога. - У нас по расписанию обмеление озера Севан и сады Араратской долины, а я ее вот уж который день не вижу!

И надо ведь было так случиться, что незадолго до его прихода Розу вызвал научный руководитель, а Мирей, сославшись на недомогание, отправилась в медпункт.

- К счастью, нет, - мрачно сказала китаянка. - Если б она вернулась, об этом нас известил бы шум из ее спальни. Знаете, какой у нее тарарам поднимается? Стены дрожат, люстры звенят!

Донеро изобразил недоумение.

- Тогда где, по-вашему, она может находиться? - нахмурился он.

- Вы географ, вам виднее, - напыжилась Кианг, намотав на палец прядь непослушных волос.

- Ну, скажите, пожалуйста! - вознегодовал профессор. - Какой же надо быть черствой и бессердечной, чтобы столь неуважительно отзываться о своей подруге! Где ваше чувство такта, где элементарные манеры?! Ах, да кому я говорю! - опомнился Донеро и, махнув рукой, улетучился из дверного проема.

Обойти вниманием эпизод с нежданным визитом Кианг никак не могла, ибо гордость ее была глубоко задета; а потому беспокойство Донеро вскорости сообщилось и без того обеспокоенным Розе и Мирей.

- Пора бы Лизе и объявиться, - протянула Соле, прислоняя мольберт к шкафу.

- Он обозвал меня бессердечной! - разорялась китаянка.

- География предмет увлекательный, да и преподаватель хоть куда. А она лазит незнамо где! Ничего я, право, не понимаю, - дивилась Мирей.

- Это ж надо, я - и вдруг бессердечная! - с безучастным взглядом твердила Кианг, оскорбленная в самых своих благородных чувствах.

Позднее, на письменном зачете по аналитической химии, Мирей чуть было не подверглась репрессиям из-за открывшейся внезапно страсти посудачить да поперебрасываться записками.

- Роза! - шепотом звала она, нагибаясь к проходу, когда въедливый и проворный старикашка-химик выскакивал из кабинета по какой-то неотложной надобности. - Последняя запись в дневнике нашей Елизаветы не на шутку меня встревожила. Боюсь, она пустилась в опасную авантюру.

Брови у Розы взлетали чуть ли не к потолку, ибо факт, что принципиальная француженка роется в чужих дневниках, не лез ни в какие ворота и являлся ярчайшим свидетельством того, насколько измучила ее неопределенность.

- Ну и ну! - только и поражалась она.

- Почти неделя минула, а Лиза так и не соизволила показаться нам на глаза. Предполагаю, что она обосновалась в Зачарованном нефе или в какой-нибудь необитаемой комнатушке, - продолжала Мирей, мешая студентам сосредоточиться и навлекая на свою голову их праведный гнев. Аннет, которая сидела тут же, на зачете, грызла с досады карандаш, потому как из-за надокучливого шепота растеряла половину важных мыслей и упустила несколько ключевых слов.

- Профессор! Синьор Банджини! - воздевала она руки к старому прагматику, точно к какому-нибудь божественному избавителю. - Мирей Флори отвлекает нас всех своей болтовней!

После чего начиналось ее нескончаемое ламенто в тоне, какой можно было бы, пожалуй, назвать жалостливым, но который лично Мирей наделяла эпитетом «плаксивый».

- Ах, вот как?! - взвивался экзаменатор и подлетал к столу нарушительницы тишины. - Она, стало быть, знает билет как свои пять пальцев, и оставшиеся полтора часа ей ни к чему!

- Вовсе нет, профессор, - заливалась краской француженка, ощущая, как сердце трепыхается где-то в районе почек. - Я... У меня еще ничего не готово.

Банджини хохлился, зловеще сверкал глазками и утробным голосом сообщал, что при повторении подобного казуса отправит ее на пересдачу.

Об участи россиянки Мирей в голову закрадывались самые чудовищные предположения, и она уж не могла ни есть, ни спать, ни, тем более, готовиться к экзаменам, которые поставлены были на конец мая и до которых оставались считанные дни.