Однако все это я отмечаю краем глаза, потому как основное внимание автоматически приковывают к себе другие персоны. Три грации, массаракш.

Грация первая – знакомая уже Надин, короткие пшенично-рыжие волосы и символическая тесемка зеленого низа бикини, верх в наличии отсутствия. Возлежит на травке сбоку от бассейна перед раскрытым ноутом и что-то активно строчит, болтая в воздухе босыми пятками.

Грация вторая – мелкая, смуглая, возможно, мулатка, с прической типа "афро", выкрашенной в буйно-золотые тона. Такая же символическая тесемка ярко-желтых трусиков, верха нет, ну да при ее неполном первом номере ей и ни к чему. Эта стоит на бортике бассейна, изображая разминку перед прыжком в воду, и заодно постреливает глазками в мою сторону.

Грация третья – рослая барышня с темными косами, туго закрученными вокруг головы на манер принцессы Леи, медленно и лениво выбирается из бассейна по лесенке из нержавейки. Медленно, потому как с такими объемами, затянутыми в раздельный купальник цвета беж, слишком резкие движения противопоказаны, весу в ней куда как побольше, чем в первых двух грациях вместе взятых.

Моргнув, не без труда перевожу взгляд на хозяина особняка, встречаю его ехидную улыбочку радостно-голливудским оскалом, подхожу поближе и изображаю поклон.

– Мистер Хэршо, а где же Человек-с-Марса[130]?

Старик хихикает и жестом указывает на гостевой стул рядом со своим столом.

– Просто Оджи, без церемоний, Влад. А роман этот я и правда всегда любил. До сих пор держу в библиотеке экземпляр с автографом автора. Близкого знакомства с Хайнлайном не водил, сразу говорю, так, пересекались пару раз в семидесятых.

– Девушкам, смотрю, тоже нравится такой вариант рабочего места.

– Можете сами спросить, когда будете общаться. Но сперва формальный вопрос: рассчитываете на публикацию в моем журнале?

Пожимаю плечами:

– Иначе не присылал бы тексты.

– Тогда вот вам вердикт приемной комиссии в лице меня: сюжеты годные, сами статьи нужно поправить. Где-то больше, где-то меньше. Согласны на литобработку?

– Вообще – да, но там есть такое, чего трогать нельзя.

– Частности обсудите с вашим персональным призраком[131]. Надин занята, но если со времен работы на Орден ваши вкусы не слишком изменились, вам будет предпочтительнее иметь дело с Эстер. Или дадите Беатрикс возможность попрактиковаться, она как раз начала учить русский?

– Да мне-то все равно, по-английски общаться или по-русски, но если говорить о вкусах... Оджи, вот откуда у вас доступ к орденским закрытым досье, а? В открытом мигрантском такое не указано, точно знаю.

Разводит руками.

– Такая уж работа.

– Только не говорите, что ваш журнал работает прикрытием для здешнего аналога АНБ.

– Нет, мы целиком и полностью частная лавочка... Ладно, Влад, пора и делом заняться. Если хочется плеснуть себе чего-нибудь или закусить – не стесняйтесь, в баре полное самообслуживание. Так и быть, выбор сделаю за вас. Эстер!

Корпулентная грация номер три, которая как раз успела выбраться из бассейна, подходит к нам, оставив полотенце на шезлонге.

– Да, шеф?

– Это новый автор из Демидовска, Влад Щербань, – о, и сам Касвелл в моей фамилии ошибок не делает, хоть и с акцентом, но все ударения где надо. – Четыре статьи в "Новый мир", причесать и прочее. Вперед.

– О'кей, – смотрит на меня сперва сверху вниз, а потом, когда я поднимаюсь со стула, глаза в глаза, прекрасно понимая, что мои так и норовят опуститься пониже шеи. – Идемте, Влад. – А это уже по-русски, без акцента.

– Второе поколение мигрантов из Одессы? – интересуюсь я по пути к шезлонгам.

– Не совсем, – чуть улыбается, – дед родился в Виннице, бабушка в Варшаве, познакомились они уже в Нью-Йорке; а отец вообще из Биробиджана и уходил через Аляску.

– Выходит, у вас это семейное.

– Что – это?

– Миграция на новые территории.

– У нас, – интонацией выделяет ключевое слово, – это в принципе генетическое. Галут[132].

– Ну, мои в Киеве спокойно жили века с семнадцатого...

– Триста лет в сравнении с последними тремя тысячами?

– А почему не четырьмя? Время Авраама-Исаака – это примерно двадцатый век до нашей эры.

– Во-первых, есть разные версии, когда именно это было, а во-вторых, даже отвоевав вроде бы свое государство, вплоть до царя Шломо и Первого храма народ Израиля по сути своей оставался кочевниками, для которых "сегодня здесь, завтра там" было привычным образом жизни.

– Что немало помогло впоследствие, с персидским и римским изгнанием – просто вспомнили поведенческий паттерн предков, и с тех пор старались иметь его наготове.

– Так я разве спорю? – Размещается на шезлонге в полулежачем положении, берет со столика серый ноутбук и привычно устанавливает на животе. – Ладно, давайте-ка сперва о деле...

– Давай, как говорит твой шеф, без церемоний и, раз уж по-русски, на "ты".

– Можно и так... Ага, вот твои файлы, – открывает, по-быстрому просматривает и тут же повторяет вердикт Касвелла: – Да, литературная обработка необходима, у тебя местами попадаются обороты чуть не столетней давности.

– Тебе виднее, я чаще имею дело с техническим английским.

– Ничего страшного, и не таких переделывали.

– Погоди, то есть все эти статьи в "Новом мире" о жизни в разных краях Новой Земли на самом деле пишете вы втроем, не вылезая из бассейна?

– Да ну что ты. Кто дает материал, тот под ним и подписывается. Мы максимум переводим, ведь не все предоставляют текст по-английски, ну и причесываем. Проходит через наши руки весь журнал, это да, а серьезная правка нужна где-то для половины статей.

Правками далее и занимаемся. За путевые хроники Адамса и Альмейды я совершенно не цепляюсь, лишь бы факты излагались правильно; "персональный призрак" делает соответствующую пометку, мол, потом перепишу современным языком, и переходим к делу двух Россиньолей.

Вскоре солнце заходит, у бассейна становится слишком холодно для пляжного вида, и Эстер коротко спрашивает:

– К тебе или ко мне?

Э... если продолжать работу – оно все равно, где, а если речь о вроде как предлагаемом походе налево, так тоже не суть важно, в какой комнате особняка это произойдет: кровать в выделенных мне гостевых покоях широкая и достаточно основательная, но вряд ли у самой Эстер обстановка хуже. Тут ключевой вопрос в другом: соглашаться на этот поход или нет... "третья грация", Оджи Касвелл абсолютно прав, вполне в моем вкусе, желание есть, да только решать такие дела все-таки лучше головой, а не тем, что пониже пояса. Плюсы обоюдно приятственного времяпровождения очевидны, а минус всего один: Сара. Нет, мы не держим друг дружку на привязи, смысла в этом никакого; взаимное доверие, оно или есть, или это не семья, а так, штамп в паспорте ради каких-то социальных плюшек. И совершенно неважно, узнает ли о походе налево любимая супруга – я-то, массаракш, уж точно буду знать.

Неудобная эта штука, совесть. Хочет оставаться чистой, а испачканная, портит всю малину.

Забавно. Готов согласиться, что Оджи Касвелл и его девочки разделяют модус вивенди старика Хайнлайна не только в отношении идеального рабочего места, не зря же во времена молодости автора была так популярна теория о сексе как стакане воды[133]. Я тоже был свято уверен, что разделяю это мнение – и когда читал впервые, и когда в последний раз перечитывал сии романы пару лет назад, ведь вроде бы что естественно, то не безобразно...

Тогда – был уверен на все триста процентов.

А сейчас совесть активно протестует, и как разрешить этот внутренний конфликт, я вот так вот сразу даже и не могу придумать...