— Это ты с чего взял? — подозрительно спросил Бельфегор, с трудом подавив в себе желание тоже выглянуть. Джей усмехнулся.

— Твоё самопожертвование — раз…

— Я просто тянул время. Дамела и Герберт должны были появиться рано или поздно. А то и отец, которому Десмонд наверняка сообщил наши координаты.

— И «окровавленная рука» — два. От Адамаса набрался этого вымещения эмоций на ни в чём не повинных предметах? Я всегда знал, что люди заражают не только бактериями и вирусами.

Бельфегор закатил глаза. Сосущая пустота в его душе, расширившаяся после раскрытия Миа, ощутимо пульсировала, когда он думал, что мог бы вновь поселить в ней эти чувства — доверие, нежность, нужность… Всё-таки, пока он не знал, что она лжёт ему, он почти перестал чувствовать себя одиноким. И кстати, даже этого не заметил — понял только сейчас, когда опять оказался против всех и всего.

— Не уходи пока, — бросил Бельфегор Джею и, решившись, пошёл обратно к Миа.

Она и в самом деле сидела прямо на бетоне — пусть уже нагревающемся под лучами расходящегося солнца, но всё равно холодном и сыром из-за близкой воды. Бельфегор тронул девушку за плечо, и она резко обернулась — заплаканная и несчастная.

— Поднимайся, застудишь, как будешь детей рожать? — велел он, и Миа натянуто улыбнулась.

— Тебе не всё ли равно?

— В перспективе это мои дети, — Бельфегор протянул ей ладонь, и хорони, тут же расцветая и загораясь, ухватилась за неё.

— Мы обязательно съездим с тобой на какое-нибудь море, — пообещала она, встав на ноги и с сочувственным выражением лица легонько касаясь его покалеченного уха. — Когда всё кончится. Да, Бэл?

— Конечно, — кивнул Бельфегор, поцеловал её в солёные губы и повёл к хранилищу.

Сон встал у него перед глазами как наяву, и он вдруг с ясностью осознал, чей смех вечно преграждал ему путь к исполнению всех его самых истовых желаний. Его собственный. Хорошо, что Джей позволил ему это увидеть.

И совсем замечательно, что теперь-то этот смех окончательно задохнётся.

Через хранилище вся большая компания, возглавляемая Аспитисом, вышла в сторону от главного входа в зал ожидания — на огороженную редкой цепочкой патрульных площадку с несколькими чёрными машинами. Дилан за весь путь оглянулся лишь раз — чтобы убедиться, что Джей и в самом деле остался с Бельфегором и Миа. Герберт же шёл чётко за ним — левой, здоровой, рукой он придерживал хромающего тераса, который, как рассказывала Дамела, сумел недавно сбежать от Брутуса и сейчас не отрывал взгляда от своего брата-близнеца, бредущего рядом с отцом, правой, в которой так и торчал нож, чуть ли не размахивал перед собой — похоже, она нимало его не беспокоила. Сам Дилан тоже после всех полученных и уже почти пропавших с тела ран ощущал всего лишь фоновую слабость, даже не затрудняющую дыхания.

Он уже понял, что наконец-то, впервые за всю жизнь, встал наравне с Брутусом — сейчас не скажешь наверняка, было ли это следствием обновления альмеги или всё-таки полного ухода из души отчаяния, обессиливавшего его с самого детства. Это произошло в тот самый миг, когда Дилан увидел своего давнего врага: на секунду душа стала пустой и гулкой, уступая схватившему за горло ужасу, а потом, почти сразу, словно от чьего-то щедрого плеска, налилась силой до краёв. Он ведь и не сомневался, что в конце их путешествия появится Брутус. И конечно, всё повторилось: опять нашёлся кто-то готовый заслонить от него собой, лишь бы спасти остальных, вот только в этот раз Дилан не пожелал быть спасённым. В кои-то веки они оказались с Брутусом один на один, в равных условиях, и можно было просто сражаться, ни о чём не думая.

Может быть, он даже смог бы победить, если бы не появились Аспитисовы гвардейцы.

Задумавшись, Дилан пропустил момент, когда ведшая их с Дамелой пеланни остановилась у той машины, которая должна была на шаг ближе сделать его возвращение в лабораторию. Очнулся лишь, как только Дамела выскользнула из-под его руки и громко спросила сразу у всех суетящихся на площадке гвардейцев:

— Народ! Покурить найдётся у кого что-нибудь не очень крепкое?

Удивлённый до крайности Дилан проследил за тем, как пеланни протянула сильвиссе сигарету и зажигалку, и Дамела, нетерпеливо кивнув ему, указала подбородком на пустое место шагах в двадцати от машины.

— Пойдём поболтаем немного, — не ожидая ответа, она прикусила сигарету и быстрым шагом пошла в собою же указанном направлении. Дилан недоуменно двинулся за ней.

— Разве ты куришь? — спросил он, остановившись рядом. Сильвисса, уже раскурившая сигарету, с каменным лицом выдохнула дым, сразу унесённый порывом ветра.

— Нет. Да, иногда. Очень редко. Когда нервничаю и надо собраться с мыслями, — отрывисто проговорила она и прошила Дилана взглядом насквозь. — Рассказывай. Я ничего не поняла. Почему ты передумал? Что такого было в словах Бельфегора, что ты решил вернуться в лабораторию? По какой причине проснулась альмега? И почему ты ещё со мной разговариваешь?..

Дилан, ощутивший вдруг, как его завалило разновесными камнями, на каждом надпись «почему» с тремя вопросительными знаками, замахал руками.

— Ты полегче! Я же теперь буду год думать, на какой вопрос отвечать первым, — улыбнулся он, и Дамела отразила его улыбку с явственным облегчением.

— Давай начнём с Бельфегора. Я слышала ваш разговор, к тому моменту уже успела залечь на контейнере. Мы с Гербертом крались за вами ещё по хранилищу… Чем он тебя взял? Мы вроде тоже всё это обсуждали, и ни разу ты не загорелся настолько, чтобы…

— Знаешь, наверное, с какой-то стороны чувство обречённости сыграло, — рассеянно отозвался Дилан, вместо кубика Рубика начиная крутить туда-сюда на запястье подаренный Дитрихом браслет. — Когда тебя на раз-два ловят все кому не лень, невольно опять начинаешь задумываться, а стоит ли трепыхаться. Но долго поразмышлять я над этим не успел, потому что появился Брутус. И увещевания Бельфегора показали себя совершенно с другой стороны. Брутус ведь и есть тот самый идеальный солдат, который не ведает ни страха, ни сомнений. Прямо как дядюшка Аспитис завещал. Если воевать начнут те, кто согласился на это добровольно и никогда не передумает, всем остальным резко станет проще жить. Особенно если убить их будет очень сложно. Разве нет?

Дамела, не отводившая взгляда от этого браслета и явно пытающаяся припомнить, с какого момента он на Дилане, непонимающе заморгала. Дилан продолжил:

— Мне отчего-то показалось, что маятник уже запущен. Если бы Брутус пал там, я бы ещё подумал, не стоит ли и самому самоубиться, чтобы технология не досталась ни нашим, ни вашим. Но он ушёл, как обычно, а значит, может однажды и сам найти учёных, которые размножат таких, как мы. Во-первых, неплохо было бы его опередить. Во-вторых, если и не получится, будет чем отвечать.

— Но почему тогда раньше…

— Не подумал об этом? А чёрт его знает. За меня думали другие. Здесь пришлось самому — остальные были заняты. Каждый выполнял свой долг: вы с Джеем спасали Миа и потом тех, кто более не мог защититься. Герберт, как всегда, влез в самую подложку. А я остался наедине с Брутусом. Тут уж либо пан, либо пропал.

— Но Бельфегор отпустил бы тебя. Я не понимаю…

— Бельфегор дал мне выбор, и я им воспользовался. Знаешь, — Дилан заговорщицки подмигнул Дамеле, — иногда мне свойственна некоторая сентиментальность. Кто я такой, чтобы лишать Аспитиса голубой мечты? Он и так отказался от неё ради сына. Тронуло до глубины души.

Сигарета Дамелы догорела до фильтра, и Дилан забрал её из ослабевших пальцев сильвиссы, потушил об собственную ладонь, даже не поморщившись: и в руке, и в мозгу боль отдалась лишь едва заметной искрой. Кажется, раньше ему и правда никогда не давалось всё настолько легко.

— А я? — тихо спросила Дамела. — На меня ты совсем не злишься? За Джея и за мой, как ты выразился, долг? Я ведь обманывала тебя.

— Скрывала, — поправил её Дилан. — Это немного другое. В нужный момент ты всё равно пришла мне на помощь.