Но затем юноша разглядел черты, которые помнил не хуже своих, хотя ни разу прежде не видел их во плоти. Бледное лицо великана пересекали смазанные черные полосы пепла, опущенные плечи укрывала тяжелая меховая мантия, в серо-стальной латной перчатке он сжимал рукоять длинного тяжелого меча, украшенного рунами.

Пара Клыков, не дожидаясь команды, опустился на одно колено.

— Не нужно этого, — раздраженно бросил примарх. — Зачем ты здесь?

Воин не знал. Он ушел из зала, подгоняемый словами Разбитой Губы, и холод вобрал его в себя, но больше Хальдор ничего не понимал. Возможно, дело было в выпивке, или в желании в последний раз прогуляться по безмолвным глубинам крепости перед настоящими битвами, или в усталости от празднества.

Теперь он стоял, один, перед Владыкой Зимы и Войны.

— Щенок Эски, — сказал Леман Русс, подступив к нему. Необычные глаза примарха светились во мраке. — Не удивлен, что ты сбежал оттуда. Проклятые саги. Я каждую из них уже слышал.

Юноша не мог определить, серьезно ли говорит Русс.

— Они рассказывали о Всеотце, — осторожно произнес Пара Клыков, ощущая угрозу в каждом движении примарха. Тот напоминал черногривого волка[21] — такой же громадный, непредсказуемый, источающий опасность. — Я слышал, что ты бился с ним и проиграл. Единственный раз в жизни.

Русс издал лающий смешок, тряхнув меховой накидкой.

— Не единственный.

Он чуть отошел в тень и как будто немного уменьшился, но угроза не исчезла.

Хальдор мельком заметил, что на его повелителе не тяжелые латы короля-воина, а многослойные одеяния из грубой шерстяной пряжи, с черными полосами, проведенными углем и золой. Облачение для погребальных обрядов, знак траура. Видимо, погиб какой-то воин Этта, возможно, даже кто-нибудь из эйнхериев[22]. Удивительно, что волчьи жрецы не огласили имена павших по всему ордену.

Увидев, что юноша снова убрал топор за пояс, примарх странно взглянул на оружие.

— Тебе известно, что это? — спросил он.

Пара Клыков покачал головой, и Русс недовольно фыркнул.

— Пропасти во льду растут, ширятся с каждым летним таянием, — сказал примарх. — Ты ничего не знаешь, они ничего не помнят…

Замолчав, он полуобернулся во тьму. Хальдор не нарушал тишину. Оба его сердца глухо стучали — организм реагировал на опасность, хотя никто не обнажал клинков.

— Не ведаю, послан ты мне в насмешку или для успокоения, — наконец произнес Русс, — но встретились мы не просто так. Поэтому слушай. Слушай и запоминай.

Пара Клыков стоял, не решаясь пошевелиться, и смотрел на закутанного в меха гиганта в сердце Горы. Тот заговорил подобно скальду:

— Воистину я сражался с Всеотцом, и он одолел меня, ибо сами боги страшились Его, сильнейшего из людей. Но я проиграл не однажды.

Его глаза вспыхнули, будто два сапфира, зажатые в кулаке ледяных теней.

— Был и другой раз.

II

Последний ударный эсминец фаашей бежал в открытую пустоту, ловко проскользнув между взрывающимися выносными фермами станции-бастиона. В тени кренящейся громады, вдали от роя обломков, он отработал маневровыми ускорителями. Выровнявшись относительно плоскости эклиптики, корабль рванулся в направлении гелиопаузы[23] системы Иннию.

Орбитальная крепость за его кормой сложилась и смялась, искореженная безжалостными ударами кинетических зарядов, выпущенных из пустоты. Надвигалась катастрофа, и корабли, окружившие базу, слаженно оттянулись в космос. Все они, выкрашенные в темно-серые цвета Шестого легиона, продолжали вести огонь по цели.

До начала боя станция была огромной колонной с острыми гранями, собранной из стали и карбосинтетиков. Обращаясь вокруг Иннию III, она прикрывала мир смещающими палубными орудиями, саму же ее обороняли девять батальонов фаашей-скарабинеров. Такой могучий бастион непросто было разрушить — Волкам из Декк-Тра потребовалось две недели, чтобы очистить пустотные трассы к планете, еще шесть дней ушло на разрушение щитов «Эгида» с реакторной подпиткой, и только после этого убийцы из Стаи ворвались на базу. Через шесть часов они добрались до внутреннего командного узла, два часа потратили на истребление отрядов скарабинеров-смертников и еще два — на установку плазменных зарядов, после чего эвакуировались с платформы.

Операцию разработали во время варп-перехода с Галамандро, и Стая, как всегда, тщательно следовала плану, но все равно понесла значительные потери. Теперь одинокий эсминец врага убегал от лазерных залпов Волков, разгоняя макроскоростные двигатели. В них использовалась замысловатая фузионная технология, которую еще не до конца разгадали механикум. С такими ускорителями корабль мог достичь точки Мандевилля еще до того, как более крупные звездолеты Шестого пустятся в погоню.

Именно на этот случай Волки оставили «Хаук», один из шести своих субварповых перехватчиков, за пределами зоны огневого поражения станции. Он ждал — бесшумно, на минимальном потреблении энергии.

— Дать полный ход, — скомандовал командир перехватчика, легионер по имени Отгар. — Зарядить орудия, но щиты не поднимать — он захочет…

Не успел воин договорить, как станция телепортации на мостике вспыхнула злобным варп-светом, и на ее площадке материализовались пятеро огромных космодесантников Шестого. Четверо из них были облачены в скошенные шлемы и буро-серые доспехи типа II, испещренные пятнами гари и крови. Их командир, что возвышался над остальными, сошел с покрытой инеем фокусной платформы. Широко шагая к Отгару, он снял шлем и примагнитил его к броне.

— Можешь поднять их, командир, — распорядился Норин Кровавый Вой, тряхнув длинной гривой цвета воронова крыла. Лицо ярла Декк-Тра казалось высеченным из обветренной скалы — длинное, узкое, изборожденное шрамами. Его кожа, выдубленная за целую жизнь боев свирепыми штормовыми ветрами, выглядела старческой. — Теперь загони добычу.

Поднявшись с командного трона, Отгар выкрикнул новые приказы. Над передовыми иллюминаторами замерцали пустотные щиты, плазменные двигатели бросили «Хаук» вперед, набирая полную мощность.

Йорин встал рядом с Отгаром на командной платформе и впился в пустоту глазами, под которыми темнели круги. Его радужки были не янтарными, как у большинства легионеров, а почти человеческими — их едва затронуло мутационное воздействие Спирали. Кровавый Вой, как и все остальные офицеры его Великой роты, прошел Вознесение уже пожилым воином. Они, принадлежащие к братству самого Русса, оберегали примарха в его юные годы на беспощадном Фенрисе. Эти бойцы давно вышли из возраста, оптимального для имплантации геносемени, но все равно согласились рискнуть. Говорили, что в итоге выжила только горстка из них. Под начало уцелевшим героям отдали последнюю из Великих рот — Тринадцатую, самую почетную и приближенную к примарху.

Ударный эсминец все еще старался уйти от погони, но кислотно-зеленое пятно его сопел непрерывно росло в носовых иллюминаторах. Как и прочие боевые машины фаашей, он был громоздким и прочным; менее стойкий корпус не выдержал бы излучения реакторов, которые применялись во всей технике, произведенной на Дулане.

Космолет, более крупный, чем «Хаук», располагал смещающими орудиями, крайне разрушительными на среднем расстоянии. Его палубы, несомненно, кишели механизированными пехотинцами-скарабинерами.

Сузив человеческие глаза, Йорин вгляделся в счетчик расстояния до цели, мерцавший на полупрозрачном экране визуального потока. Его тонкие губы слегка дрогнули.

Если он и испытывал что-то, кроме твердой, как кремень, уверенности, то не показывал этого. Кровавый Вой всегда вел себя так, даже когда сражался на багряном снегу Фенриса, будучи простым смертным.

— Все готово? — спросил он у Отгара.

Командир «Хаука» кивнул:

— Уже шесть часов как готово.