Лилиана сразу поняла — это не муж, когда Григорий обнял её и начал ласкать. Иван был совсем другой. Его прикосновения не вызывали у женщины дрожь в коленях и жар внизу живота. Лиля отпрянула в сторону.
— Мне уйти? — спросил Григорий, который все понял.
— Нет, — вырвалось против воли у Лилианы. — Но вдруг Иван зайдет?
— Не зайдет, — ответил Григорий. — Он к соседу пошел, я видел. Сказал мне, что надолго, чтобы я крикнул, когда баня освободится.
И Григорий шагнул к женщине. Шагнула и Лиля.
— Только ты ничего не скажешь Ивану, — сказала женщина. — Я его люблю.
— Ну и что, а я люблю свою Адку, — ответил Григорий и обнял женщину:
— Какая же ты красивая! — шептал он. — Ты — необычная женщина. Таких не бывает. Я просто сплю, и ты мне снишься, — а сам думал: — Я бы на месте Ваньки никому не позволил бы прикоснуться к тебе.
После Григорий сразу ушел. Возле кустов сидел пьяный уже Иван.
— Иди домой, — глухо сказал Григорий. — Я на рыбалку. Она ни о чем не догадалась. Знаешь, Ванька, я напьюсь сегодня. Вернусь в дупель пьяным. И тебе, и Адке легче в глаза смотреть будет. И Лиле тоже!
— Да ладно, — отозвался Иван. — Не переживай.
— Но все же я напьюсь.
— А я пойду еще добавлю. Чтобы ничего не помнить!
И Иван, и Григорий напились. Иван, чтобы Лиля ничего не заподозрила. А Григорий знал: не сможет забыть этой прекрасной женщины, она будет сниться ему долгими сибирскими ночами. Он готов был даже бросить свою Адку с Вовкой.
Лилиана вела себя так, словно ничего и не было. Вернулась поздним вечером Аделаида, посмотрела на мирно спящих братьев, поморщила нос от запаха перегара. «А ну их, пусть лежат, просыхают», — сказала она. Ада привезла женщину, которая умела ворожить и снимать порчу, лечила бесплодие. И пока мужчины спали, ворожея поколдовала над Лилианой и заявила, что ей надо по утрам в росе обмываться пять дней подряд, тогда она забеременеет. Аделаида заставила это делать Лилиану, и сама с ней каталась ранним утром по траве.
— Ада, ты тоже хочешь еще ребеночка? — спросила Лиля.
— Хочу, — честно сказала женщина. — Только у меня его не будет никогда больше. Вот так-то, Лилечка. Вырезали мне все. Еле спасли во время родов. Не женщина я больше. Оно я теперь. Гришка не знает. Да, ладно, у меня есть Вовка. А что с тобой катаюсь, так просто тебя караулю, а то мой Гришка и так на тебя туманными глазами смотрит, а если голую увидит, то прощай твоя честность мужу.
— А если Иван тебя увидит? — спросила Лиля. — Твоя честность не пострадает? Ты тоже красивая.
— Нет, они вдвоем не пойдут подглядывать. Кроме того, я Гришку люблю, и мне далеко до тебя. Не беспокойся за своего Ваньку.
Уехали Ада и Григорий из дома брата через два месяца. В последний день радостная Лилиана сказала о своей беременности. Иван обрадовался. Ада бросила мимолетный взгляд на мужа. Тот сидел, как ни в чем не бывало. Григорий нигде ни намеком, не жестом не проявил себя. Лишь подарил Лиле перед отъездом небольшой брусочек золота.
— На всякий случай, — пояснил он. — Для твоего ребенка. Все бывает в жизни. Ты, Вань, не ругайся. Золото — это надежно.
Точно такой же брусочек дал он и Ивану.
— Ох, Гришка, — сказал Иван, взяв золото, — завязывал бы ты со своими делишками.
— Когда-нибудь завяжу. Адка тоже ругается. Но в семье Островецких всегда умели делать деньги. Кстати, Вань, а где золото, что было у нашей мамы? Я имею в виду драгоценности.
— Вот оно, — Иван показал на свой большой дом. — Дом построил.
— А моя половина? — спросил Григорий. — Ты все истратил? Впрочем, не отвечай. Я не в претензии. Пообещай, если со мной что случится, ты должен об Аде и Вовке позаботиться. У них должен быть угол. А золота мне своего хватит.
Через несколько лет Григория арестовали. Золота не нашли. Ада утверждала, что Гришу ложно обвинили. Жила очень бедно. Иван забыл о семье брата. Но не тронула Аделаида этих золотых брусочков, что было у неё немало. И помнила слова мужа, сказанные во время последнего свидания в тюрьме:
— Одна половина твоя и Володьки, а вторую отдашь Лилиане и её сыну. Ивану ничего не говори про это золото.
— Значит, от тебя все-таки мальчишка у Лилианы? — скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла жена.
— От меня, — признался Григорий. — Осуждаешь?
— За что? Я сама все это придумала, Лильку уж очень было жалко. Так что себя надо осуждать.
Аделаида честно пыталась выполнить наказ мужа. Когда Григория не стало, его тело жена увезла в его родной городок, к неудовольствию Ивана, и там похоронила. Брат мужа явно дал понять, что не оставит Аду и её сына в своем доме. Ада и сама не стремилась. Но надо было сказать Лиле о золоте. Лилиана узнав о золоте, встала на колени перед Адой:
— Не надо, Адочка миленькая, мне золота. Только ничего Ивану не говори. Я всю жизнь боюсь, что он узнает, чей сын Сашенька. И так с сыном его мир не берет. Вот вырастет Саша, отдашь ему. Заодно и скажешь, кто его отец. Я не осмелюсь.
— Лиля, ты плохо живешь с Иваном? — тихо спросила Аделаида.
— Знаешь, Ада, я когда-то удивлялась тебе, что ты прощаешь своего Гришу, говоришь, что он всегда к тебе возвращается. Я бы тоже на это согласилась, если бы это был Григорий.
— Ты тоже любишь моего Гришу?
Молчание было ответом. Потом женщины обнялись и заплакали.
Долгие годы бедно жила Ада, не напоминая о себе семье Ивана. Изредка получала письмо от Лили. А потом они перестали приходить. Лишь спустя несколько лет Ада узнала о смерти Лилианы. Исчез, словно растворился и её единственный сын Александр Островецкий. Иван на письмо Ады ответил, что у него нет больше сына, в грубой форме потребовал, чтобы Ада больше не писала сюда. И Ада не стала этого делать.
Сашка Островецкий пошел темпераментом в родного отца Григория. Любил женщин, и женщины его любили. Но ни одна не трогала его душу. Мама всегда говорила сыну:
— Не спеши, сынок, есть на свете твоя половина. Встретишь, поймешь, тебе она предназначена.
Отец орал, требовал, чтобы сын вел себя приличнее. Сашка выслушивал очередную порцию брани и мечтал уйти из дома отца. Жалко было маму. Понимал уже взрослый парень, что родители несчастливы.
Своенравная Галина давно положила глаз на Сашку. Женился Сашка. А как ему было не жениться, если беременна была Галина. Её мать, приехавшая разбираться, быстро вспомнила, что Иван — партийный работник. Отец стукнул кулаком — женись. Ему не нужны были неприятности, и женился Сашка Островецкий. А мама была против. Она была права, счастья не было. Только из-за маленького Владика приходил к Галине Александр. А потом он встретил Инну. И ушел к ней. Галина не сдавалась. Отцу грозили неприятности. Вызвали на ковер Инну, угрожали, устроили пропажу медикаментов в медпункте, обещали женщину отдать под суд, отобрать дочь Зою, отправить девочку в детдом. Лилиана уладила эти неприятности, она добилась обещания от мужа, что не будет он больше тревожить сына.
— Да не сын он мне! — заорал взбешенный Иван. — Гришкин он сын. Все его выходки. Такой же бабник, как мой братец.
— Ты знал? — спросила Лиля.
— Знал, с первого момента знал. Это я Гришку к тебе в баню отправил, чтобы он тебя обрюхатил. Как же ты не различила, женушка? — ехидно ответил муж.
— Ты негодяй, — тихо ответила жена. — Но только зря думаешь, что я вас не различила. Очень хорошо различила. Далеко тебе до брата, Ваня, очень далеко. Я осталась с тобой, но Гришу всю жизнь помнила, каждую ночь вспоминала, каждый раз, когда ты спал в моей постели.
— Ненавижу, — крикнул Иван, — ненавижу! Тебя! Гришку! Сашку! Всех вас ненавижу!
— Ты всегда был плохим братом, ты ни разу не вспомнил, как живет Ада после смерти Гриши, не поинтересовался, как растет его сын.
— Я второго его идиота растил.
— Не смей так называть моего мальчика. И запомни! Ты больше не будешь ему мешать. Ты не тронешь его и Инну. Дело, сфабрикованное тобой, закроют. Маленькая Зоя останется с матерью. В противном случае все узнают, как партийный работник Иван Островецкий подложил свою жену под брата. Смеешься? Не поверят. Тогда я, Ваня, про золото скажу! Я вообще скажу, что все золото, что не нашли у Гриши, хранишь ты. И покажу брусочек, что дал мне Гриша на прощание.