Солнце только-только начало клониться к закату, когда последние войска гайдамаков отошли далеко от города. Корпус облоги был разбит наголову и рассеян по окрестным лесам и болотам.

Глава 5

Расстреливать бегущих гайдамаков было то ещё удовольствие. Никогда не любил убивать беззащитных. И пускай все они были те ещё разбойники, и пролили немало крови — один штурм слободок, окружающих Гетманскую столицу чего стоит! — но передо мной они были беззащитнее овец на бойне. Собственно говоря, то, что мы учиняли сейчас в небе, и было самой настоящей бойне. Мы заходили на цели, поливая их длинными очередями из пулемётов. Предпочтение отдавали большим скоплениям противника. Достаточно было пройтись один только раз, чтобы превратить вроде бы организованную даже готовую к сопротивлению группу людей в беспорядочно мечущуюся толпу, в которой каждый думает лишь о том, чтобы спасти свою шкуру.

Одно радует — избиение это продлилось недолго. Мы даже боеприпасы истратить все не успели, когда над городом взвились сразу пять зелёных ракет. Это был сигнал возвращаться. Мы сделали своё дело — окончательно рассеяли получившую серьёзный удар армию сиверцев. Уничтожили, наверное, половину её солдат, а сколько ещё предпочтёт дезертировать, лишь бы снова не столкнуться со страшными аэропланами и солдатами Гетмана и его союзников — никому неведомо. Вот только я с уверенностью мог сказать — таких будет много, очень много.

Мы вернулись на спешно оборудованное лётное поле. Я выбрался из аэроплана и наблюдал за техниками, что возились с ним. Правда, больше для виду — в ремонте он, ясно дело, не нуждался, а пополнить боеприпасы не требовалось. Схватка для нас закончилась, едва успев начаться.

После церемонии принесения присяги Чёрным бароном мы почти сразу покинули здание блицкриговского посольства. Претендент на урдский престол произнёс короткую, но вдохновенную речь о том, что скоро он снова займёт полагающееся ему по праву рождение место, и конечно не забудет тех, кто остался ему верен, и помог снова взойти на престол. После этого нам представили фюрста Росена — им оказался тот самый здоровяк в генеральском мундире, и Бушуя Ерлыкова — представителя древнего аристократического рода. Вроде бы оба находились постоянно при урдском царе в изгнании, и потому он обещал обоих сделать своими ближайшими сановниками, как только займёт престол, разумеется.

Все понимали, что до этого ещё очень далеко. Ни претендент на трон, ни генерал-кайзер не питали особых иллюзий на этот счёт. Быть может, и поэтому ещё собрание в посольстве было столь недолгим. Ведь уже на следующий день, как объявили нам, армия выдвинется в поход на Урд. И возглавлять её будет уже лично самодержец.

— К слову сказать, — заметил генерал-кайзер, обращаясь к Чёрному барону, уже в самом конце приёма, — я не отказываюсь от своих обязательств по найму добровольцев. Урдское царство — мой союзник и я предоставляю ему не только своих солдат в помощь, но и оплачиваю все наёмные части. Даже те, что уже присягнули в верности престолу.

— Умный ход, — покачал головой Гневомир. — Весьма умный. Теперь уже никто не скажет, что генерал-кайзер достал из-за печки урдского царя единственно для того, чтобы не платить своим наёмникам.

Собственно, сразу после этого, мы распрощались с принимающей стороной, и покинули посольство.

На обратном пути все молчали, но не подавлено. Каждый из полковников сейчас напряжённо обдумывал сложившуюся ситуацию — это было написано на их лицах. Я же размышлял лишь об одном — успею ли завтра заскочить к котсуолдскому агенту, чтобы сообщить через него новость о появлении претендента на урдский престол половине разведок Континента. И не будет ли моя отлучка в день выступления выглядеть подозрительно. Однако решил всё-таки рискнуть. Быть может, даже открыть карты перед Бригадиром. Вряд ли тот станет хранить верность нашему нанимателю — ведь я чувствовал, в душе он не меньше нашего противится этому контракту. Слишком уж долго пришлось ему драться против Блицкрига, чтобы теперь так вот запросто перейти на его сторону.

Готлинд был мрачнее тучи. Он без надобности наорал на техника, залезшего зачем-то в двигатель его безразгонника, и теперь вся аэродромная обслуга от него просто шарахалась.

— Что с тобой такое? — рискнул я подойти к нему, попытаться хоть немного успокоить.

После того, как мы объединили усилия с Гневомиром, Готлинд стал мне не то, чтобы другом, но приятелем я его назвать мог. Пускай он и держался всегда немного обособленно, никогда не летал с ведомым, предпочитая одиночный бой, но мы стали перекидываться короткими фразами за обедом и ужином. Да время в дороге всё чаще коротали втроём — Готлинд, я и Гневомир. Правда, почти все наши разговоры скатывались в одну плоскость — борьбу с неведомым врагом. Мы слабо представляли себе, как вообще можно бороться с теми, кого вроде бы и нет, и мы только сталкиваемся с последствиями их бурной деятельности.

— Терпеть не могу такое, — сплюнул под ноги Готлинд. — Мерзость, а не бой. Мы должны драться в небе, а не убивать беззащитных людей на земле. По мне палили снизу из винтовок, даже из пистолетов, и ведь знали, что толку не будет, но всё равно палили. А надо было бежать — без оглядки бежать, спасаться.

— В Гражданскую мы как-то сбили аэроплан из винтовок, — сказал я. — Он заходил также как и мы сейчас — вроде бы безнаказанно, расстреливал бойцов. А мы в ответ принялись стрелять — пачками патроны расстреливали в него. И толи он нагло слишком повёл себя — низко зашёл в очередной раз, толи то, что мы всем взводом палили по нему, сыграло-таки роль. Но мы пробили ему двигатель — и он рухнул в двух верстах от наших позиций.

— Это ты меня сейчас так успокаиваешь? — рассмеялся Готлинд. — Странный способ.

— Так ведь сработало же, — в тон ему ответил я.

— Странные вы всё же ребята, урдцы, — усмехнулся летун. — Никогда мне вас не понять — сколько бы ни прожил рядом с вами. И через что бы ни прошёл.

Я только плечами пожал, вроде бы и признавая его правоту, и не соглашаясь напрямую.

Однако мысли мои теперь текли в совершенно определённом направлении. К примеру, мне никогда не понять котсуолдского агента, хотя он, вроде бы, такой же урдец, как и я.

Отлучиться из расположения нашей эскадрильи оказалось достаточно просто. Я даже не надеялся на такое развитие событий. Я всего лишь уведомил Аспиранта о том, что покидаю лётное поле и заверить его, что хорошо помню во сколько требуется быть на вокзале. В этот раз мы отправлялись в длительное путешествие по железной дороге — небесный флот Блицкрига едва ли не в полном составе отправился на ремонт. Ещё сильнее меня удивило то, что не я один покидал расположение — едва ли не все летуны эскадрильи отправились в город, чтобы погудеть как следует перед отправкой на восточный фронт. А уж что там творится, мы много узнали по дороге. Летуны Блицкрига, которые ехали вместе с нами, удовольствием делились впечатлениями от войны в Прияворье.

Я заскочил на подножку отправляющегося трамвая в самый последний момент. Кондуктор, сидевший за рычагами, покосился на меня с явным неодобрением, но мне оставалось только улыбнуться ему в ответ, да развести руками.

— Летун, — буркнул он себе под нос. — И на земле летать норовит.

Только войдя в вагон, я заметил, что в нём одни только блицкриговцы — офицеры в невысоких чинах да держащиеся обособленно унтера. Но ни одного рядового.

— Видимо, я еду в самом охраняемом трамвае во всей столице Нейстрии, — усмехнулся я, присаживаясь на свободное место рядом с молодым пехотным лейтенантом.

— Или в самом опасном — это ещё как посмотреть, — ответил мне лейтенант в том же весёлом тоне. — Для франтирёров наш трамвай лучшая мишень. Лучше не придумать просто. Но мы решили собираться компаниями побольше и занимать целый вагон после пары статеек в столичных газетах. В них нас обвиняли в том, что мы, мол, намерено загоняем побольше столичных обывателей в трамваи, прикрываясь ими от франтирёров.