Его гвардейцы и вовсе оробели.

— Тьма, окружающая вас сейчас, густая темень, топившаяся в этой комнате, со временем накроет всю страну, — посулил маг, устремившись взором вдаль, словно в будущее. — Станет жарко и сыро— как здесь сейчас. Тьма ослепит и задушит вас, она высосет ваши силы, вашу смелость и вашу волю. В тени этой кромешной ночи проснутся болезнь и безумие, ибо эта тьма злонамеренна по отношению к роду человеческому. Прямо сейчас она уже взялась за вас и незаметно подтачивает ваши силы. С каждым мгновением вы становитесь все слабее и слабее.

— Хватит! Нам неинтересно слушать весь этот вздор! — перебил его Ульф с притворным возмущением.

Что же касается гвардейцев, то они слушали сейчас в оба, будучи насмерть перепуганы.

— Но мое пророчество на этом не заканчивается, — продолжил Фал-Грижни. — Ночь, приход которой мною предсказан, темная и губительная для всего живого, будет кишмя кишеть существами, которые станут охотиться на вас и на ваших ближних точно так же, как вы сами сейчас охотитесь на меня. Жажду они удовлетворят кровью — вашей кровью и кровью ваших потомков. Там, где воцарится кромешная тьма, они пройдут, торжествуя, — и ваши сыновья расступятся перед ними, отдадут им свое добро, отдадут свою землю, отдадут мир и покой и в конце концов отдадут свою жизнь. Да будет вам известно, что эти существа, что ваши грядущие правители, пусть и не будут они принадлежать к роду человеческому, суть мои порождения!

Фал-Грижни на мгновение умолк, словно ожидая ответа, но никто не произнес ни слова. Хаик Ульф и его гвардейцы как будто онемели. Никогда еще Фал-Грижни не обладал подобным могуществом, никогда еще не излучал такую уверенность. Угрозы, которыми можно было бы пренебречь как бессмыслицей на устах у безумца, звучали с абсолютной убедительностью, с абсолютной проникновенностью, и не поверить им было просто нельзя.

—Тень, — продолжил он с ледяной однозначностью, — родится в самом сердце страны и поползет оттуда в сторону моря. Люди попытаются остановить ее продвижение, но у них ничего не выйдет, потому что наступление этой тьмы остановить невозможно. В конце концов им придется отступить перед нею — отступить вплоть до самого берега. И там, на берегу, они сгрудятся тысячами и десятками тысяч, пока в итоге не набросятся друг на друга, ибо их, наряду с отчаянием, охватит жажда убийства. Самые сильные и безжалостные захватят челны, стоящие на причале, — вот им, возможно, удастся спастись. Многие умрут от руки своих братьев. Остальные просто застынут на берегу, ожидая, пока на них не навалится великая тьма, чреватая существами, в ней обитающими. — Фал-Грижни говорил бесстрастно, как будто не угрожал и не пророчествовал, а всего лишь констатировал факты. — Запомните мои слова, занесите их в письменные анналы и тем самым сберегите до наступления великой тьмы, которую создал я. Такова последняя победа, одержанная мною в этой жизни.

Наконец лорд Ульф обрел дар речи.

— Это страшная сказка для маленьких детей. Никто из нас вам не верит.

Однако сам Ульф поверил, и его люди поверили тоже. Интуиция подсказала им, что так оно все и будет.

Гвардейцы принялись перешептываться, и один из них прорычал:

— А когда? Когда все это случится?

— Никогда, глупец окаянный! — яростно вскричал Хаик Ульф. — Ничего не случится. Только этого колдуна предадут суду, а затем казнят. Пошли, давайте вытащим его отсюда!

— Передайте герцогу, что он потерпел поражение.

— Сами передайте, пока он не вынес вам смертного приговора!

— Мы с герцогом больше не встретимся. Ну ладно, хватит. Мы уже обо всем поговорили.

— Вот именно. Гвардейцы! — вновь воскликнул Хаик Ульф. — Хватайте его!

И вновь его приказ остался невыполненным. Обнаженные лезвия мечей трепетали подобно тростнику при первых порывах урагана, однако никто не тронулся с места.

— Ты спросил у меня, — с тончайшей издевкой произнес Фал-Грижни, — когда все это случится. Ответ мой будет таким: когда звезда загорится в полдень, а львица родит дракона.

— Что за вздор он несет! — пробормотал один из воинов.

— Он рассказывает сны и говорит загадками. Все это ерунда. Он пытается запугать вас! — рявкнул Ульф. — Кронил, — обратился он к своему лейтенанту. — Если ты не выполнишь моего приказа, я собственноручно перережу тебе глотку. И я сделаю это прямо сейчас, в острастку остальным. Клянусь, так оно и будет.

— А может, мы просто-напросто запрем его здесь — и пусть сгорит заживо вместе со своим дворцом, — в отчаянии предложил Кронил.

— Время, о котором я говорю, возможно, отстоит от нынешнего на целые столетия, — сказал Фал-Грижни. — Но это не имеет значения — рано или поздно оно все равно наступит. Но чтобы развеять ваши сомнения, я на вашем примере покажу, что это такое. Для вас это время наступит здесь и сейчас.

И едва маг произнес эти слова, как факел в руке у лорда Ульфа, на миг ослепительно вспыхнув, зашипел и погас. Выругавшись, Ульф швырнул его на пол. Фал-Грижни произнес тихим голосом несколько слов — и точно так же сперва ярко вспыхнули, а потом погасли остальные факелы. Жаркая тьма надвинулась со всех сторон на сбившихся в кучу и перепуганных гвардейцев.

— Прекратите! — бессильно заорал на них Хаик Ульф. — Хватит робеть! Вытащите его отсюда!

Услышав приказ, Кронил бросился было вперед — но тут же его факел, перед тем как погаснуть, вспыхнул так сильно, что гвардейцу опалило бороду и брови.

По мере того как зной загустевал и становился все сильнее, начал раздаваться и какой-то странный гул, по воздуху заклубился дым; воины закричали, вслепую натыкаясь друг на друга, и в смятении остановились. Во влажном и в то же время обжигающе горячем воздухе кое-кто из них уже начал задыхаться. И надо всем этим, чистый и невозмутимый, как всегда, зазвучал голос Фал-Грижни:

— Такая тьма разольется по всему Далиону. Ночь, наполненная ужасом, ночь, не ведающая конца.

Еще один факел вспыхнул и погас. Тени, близкие и гнилостные, надвинулись на гвардейцев, тесня их железными руками, тогда как удушливый дым глубоко проник им в легкие. Один из воинов опустился на пол, лишившись чувств. Другой закричал истерически-высоким, чуть ли не женским голосом. Отчаянно бранясь срывающимся голосом, лорд Ульф неуверенно шагнул в сторону лорда Грижни. В багровом свечении, которое стало уже почти неразличимым, он увидел рядом с собой еще кого-то и понял, что это Кронил. Вдвоем они набросились на Фал-Грижни, который стоял неподвижно, как ледяное изваяние. Они тут же схватили его за руки. Маг тихо произнес несколько слов — и последний факел погас.

— Заткните ему рот, — еле слышно прошептал Хаик Ульф. Он и сам сейчас задыхался.

Гвардейцы пришли в ярость. Почувствовав, что их враг не сопротивляется, один из них бешено рубанул мечом, лезвие которого рассекло черный плащ мага и глубоко впилось ему в плечо. Когда гвардеец извлек меч из раны, тот был обагрен кровью. Грижни и звука не издал. Лишь самую малость обмяк в руках у тех, кто его держал, но остался на ногах.

— Не убивайте его! — заорал Ульф. — Еще не время.

Но гвардейцы не слышали его или не хотели слышать. Еще один воин обрушил на Грижни меч, потом еще один, а затем удары посыпались градом. Сейчас на Грижни набросились уже все, кто проник в комнату; приказы командора они пропускали мимо ушей. Плащ Фал-Грижни потяжелел, пропитавшись кровью. Маг медленно опустился на колени. Голову он по-прежнему держал высоко, а лицо его напоминало посмертную маску, хотя он все еще оставался в живых.

— Вы опоздали, — повторил он. — И поэтому проиграли. — Он говорил так тихо, что гвардейцам приходилось напрячься, чтобы разобрать смысл сказанного. — Опустится тьма.

И взбешенный, и вместе с тем испуганный, один из воинов неуклюже рубанул мечом по горлу их общей жертвы. Лезвие вонзилось между плечом и шеей. Кровь ударила из раны темной струей. Ульф и Кронил отступили на шаг, чтобы их не окатило. Лишившись их поддержки, Фал-Грижни упал лицом вниз на каменный пол; его тело в черном плаще накрыло пологом тьмы мозаичную карту Далиона. Даже в смертный миг он ухитрился прошептать слова заклятия — или, возможно, они прозвучали только в его мозгу, потому что никто из убийц не услышал их. Но тут же одновременно вспыхнули и погасли два последних факела в руках у гвардейцев, погрузив всю комнату в абсолютную тьму — в ту тьму, превыше человеческого разумения, которая лежала здесь раньше.