И чуть ли не сама по себе ее рука метнулась к колокольчику и позвонила в него. В короткое время остававшееся у нее до тех пор, пока на ее зов не откликнулись, Верран бросилась к столику, на котором стояла шкатулка, открыла ее и достала изубранный драгоценными камнями стилет, довольно жалкую в качестве средства самообороны вещицу, которую она приобрела исключительно из эстетических соображений. Мысль о том, чтобы использовать этот стилет как оружие, до сих пор не приходила ей в голову. А сейчас она сунула кинжал в один из карманов просторного платья. Бросилась к шкафу и извлекла оттуда темный неприметный плащ, в котором ей не грозило бы замерзнуть. Да и беременность была под ним совершенно незаметна. Она надела плащ и надвинула на лицо капюшон.

В дверь постучались, и Верран отперла. Молодой рослый мутант по имени Сприл стоял у порога. Взгляд его был добродушен и безмятежен. Он был не самым надежным из имеющихся в доме слуг, но наверняка самым сильным. Его шипение заключало в себе вопросительные нотки.

— Мы уезжаем, — объявила ему Верран. — Я узнала о том, что лорд Грижни, возможно, серьезно ранен. Сообщение может оказаться и ложным, однако я не могу рисковать, положившись на такую возможность. — Сприл тревожно зашипел. — Да, я понимаю, что это опасно, но что же мне делать? Что, если сообщение соответствует истине? Что, если я не поеду к нему нынче ночью, а он умрет? И я не могу прибегнуть к помощи другого чародея, — продолжала она, отвечая на вопрос, который ее собеседник не смог бы, разумеется, не только задать, но и выразить. — Если изложенное в этом письме соответствует действительности, то друзья лорда Грижни находятся под наблюдением и им тоже угрожает опасность. Так или иначе, на все это нет времени. Если он и впрямь ранен, то ему станет лучше, когда я к нему приду. Возможно, это придаст ему новые силы. Даже наверняка. Так что мы должны ехать.

Мутант грустно зашипел. Судя по всему, он понял, что жизнь его господина в опасности.

— Но… — Верран с трудом подбирала слова. — Но не исключено, что эта записка может оказаться ловушкой. Поэтому ты должен отправиться со мной, только я не хочу, чтобы люди тебя узнавали. Опусти клобук! — Сприл выполнил приказание. — Мы отправимся на лодке до пирса Дестула, а оставшуюся часть пути проделаем пешком. Как только мы сойдем на берег, следуй за мною на определенном расстоянии. Следи за тем, чтобы никто тебя не заметил, но, главное, не упускай меня ни на мгновение из виду. Если услышишь, что я зову тебя, будь готов сразу же прийти ко мне на помощь. Возможно, этого и не понадобится, но на всякий случай будь готов. Ты меня понял? — Судя по всему, Сприл прекрасно понял ее. — Вот и отлично. Тогда пошли.

Две фигуры в темных плащах проскользнули по коридорам и залам дворца Грижни, вышли через маленькую боковую дверцу и отправились на причал, где стояло несколько небольших судов, принадлежащих семье.

— Выберем вот этот.

Верран указала на неприметный черный домбулис лишенный и геральдики, и каких бы то ни было украшений: домбулис, пристально смотреть на который не захочется никому. Зашипев, Сприл помог госпоже подняться на борт. Верран передвигалась чрезвычайно осторожно, не забывая о своем состоянии. Лодка закачалась, и Верран сразу же ухватилась за полированный борт. По мере того как развивалась ее беременность, многое начало становиться для нее все более трудным. Поступки, которые она раньше совершала легко и естественно, требовали теперь тщательного обдумывания. Еще не так давно она бы с легкостью спрыгнула с берега в проплывающую мимо лодку, не говоря уж о том, чтобы сойти в неподвижную с причала, а вот теперь…

Сприл отвязал домбулис, спрыгнул в него и взялся за весла. Лодка помчалась по направлению к пирсу Дестула.

— Не так быстро, Сприл. А то мы привлечем к себе внимание.

Она обеспокоенно посмотрела на мутанта. Сприл был молод, усерден, но не слишком сметлив. Куда лучше было бы отправиться в опасный путь с Нидом. Да, кстати, где же Нид? В записке про него ничего не сказано. Вне всякого сомнения, он бросился на выручку своему господину. Значит, он ранен… или убит?

Они промчались под мостом Нищих, на котором собирались зеваки, окликая проплывающие суда.

Проплыли мимо статуи чародейки итчистского толка Джун, мимо садов Шоннета с их фонтанами, украшенными скульптурами, свернули затем в Прямой канал, представляющий собой один из самых древних водных путей во всем городе. Прямой канал вел в ту часть Ланти-Юма, которая называлась Дестулой.

Здесь на воде уже почти не было других лодок. Немногие лодочники и даже владельцы сендилл отваживаются заплывать в район Дестулы после наступления тьмы. А те, что осмеливаются, стараются миновать этот район побыстрее и при минимальном освещении. Дома, стоящие по обе стороны Прямого канала, полуразрушены, ужасны, таинственны. И по большей части заброшены или хотя бы кажутся такими. Однако внешность обманчива, и в районе Дестулы на самом деле кипит жизнь. В этих безмолвных домах собирается всякий сброд — от людей, вызывающих сострадание, до тех, кто внушает подлинный ужас, от безобидных полоумных простофиль до разбойников и головорезов; здесь же нашли приют и вызывающие бесконечное отвращение Отверженные. Так называли чародеев, по той или иной причине изгнанных из ордена Избранных и теперь использующих возможности, даруемые Познанием, для изощренного отмщения. Появление здесь пусть и неприметно одетой, но, вне всякого сомнения, высокородной дамы было просто-напросто чем-то немыслимым, и из многих окон, не зажигая света, за лодкой Верран следило великое множество глаз, в которых горело разнообразное по своей природе любопытство.

Она, конечно, осознавала опасность, но оставалась к ней равнодушна. Все ее мысли были устремлены сейчас к мужу. И перед мысленным взором витало искаженное страданием и залитое кровью лицо Фал-Грижни, лицо, ставшее в горячечном бреду почти бессмысленным. Грижни — горделивый и могущественный маг — оказался теперь совершенно беспомощным, загнанным, да и как знать, жив ли он еще. Верран стиснула руки.

— Он жив!

Сприл одобрительно зашипел. Лодка уткнулась в пирс Дестула и женщина с мутантом выбрались на берег. У Сприла был с собой фонарь; он поднял его высоко над головой и с удивлением огляделся по сторонам.

«Пешком по набережной до моста Злых Кошек», — значилось в записке.

— Дай мне фонарь, — потребовала Верран, и Сприл выполнил ее приказание. — Ты хорошо все запомнил? Иди за мной и не попадайся никому на глаза. Если услышишь, что я закричала, сразу спеши ко мне на помощь. Понял? — Он утвердительно зашипел, однако Верран посмотрела на него не без сомнения. Он казался ей таким радостным, таким беззаботным. — Ты уверен?

Он зашипел еще утвердительней.

Она пошла по набережной, и с каждым шагом в этой зловещей и бесконечно ущербной округе ее страх становился все сильнее. Должно быть, в любой арке ворот здесь скрываются головорезы, посматривая на нее, как коршун — на мышь-полевку. Куда там, ей ни за что не добраться до моста живой. А если даже ей это случайно удастся, что тогда? Действительно ли там будут ждать ее друзья и подвижники Фал-Грижни или никого не окажется? Ей почудилось, будто за спиной у нее послышался стук кованых сапог по булыжной мостовой. У Сприла на обуви каблуков не было. Она остановилась, оглянулась, подняла над головой фонарь, тщательно вслушалась. Ничего не разглядела, кроме нескольких ярдов совершенно пустой дороги. За кругом слабого света, испускаемого ее фонарем, стояла полная тьма. Сприл тоже оставался невидимым — если он по-прежнему следовал за нею. Верран напрягла слух, но ничего не услышала, кроме плеска воды в Прямом канале. Рука, держащая над головой фонарь, дрожала, свет качался из стороны в сторону. Верран сделала глубокий вдох, сжала челюсти и решила продолжить путь. И действительно пошла; и ее каким-то чудом никто не тронул.

Она подошла к мосту Злых Кошек. Название свое он получил не зря. Здесь многими сотнями собирались бродячие коты изо всего Ланти-Юма. Здесь они спаривались и производили на свет потомство на протяжении многих поколений. Наконец их количество оказалось настолько велико, а свирепость достигла такой степени, что люди не осмеливались тревожить их. Поговаривали, что зимой, когда бездомным кошкам голодно живется, здешние убивали и пожирали любого человека, которому понесчастливилось взойти на мост. И в такое вполне можно было поверить.