— У горожан куда больше оснований страшиться моей мести, мадам. — Она ничего не ответила, и Фал-Грижни добавил: — Вы, должно быть, не осознаете, что вас самих могли поранить или убить. Они ведь кидали в вас камнями, не так ли?
— Только в самом конце, когда я была в лодке с Нидом. И они даже не погнались за нами. Они…
— Разбушевавшаяся чернь напала на мою жену. На мою жену!
Выражение его лица заставило Верран затрепетать.
— Мне кажется, они не знали, что я ваша жена, — поспешила ответить она. — Их напугали мутанты. Они и впрямь решили, будто Нид и его товарищи — демоны. А все из-за этих листовок, которые расклеены по всему городу…
— Меня не интересуют листовки. Они не заслуживают внимания. Меня интересует только то, что чернь напала на мою жену.
— Но со мной все в порядке, лорд, со мной действительно все в порядке. Только как нам быть с Нидом? Простые люди наверняка потребуют правосудия…
— И они получат его, — зловеще произнес Фал-Грижни.
— Террз, я не знаю, что вы задумали, но я прошу вас…
Верран не успела закончить фразу, потому что в этот миг в открытое окно влетел камень. Он пролетел прямо над головой у нее и с силой ударился о дальнюю стену. Нид, зашипев, поднялся на ноги; казалось, он и думать забыл о недавних ранах. Фал-Грижни схватил жену, увел ее с опасного места и заслонил своим телом.
— Кто это? — вскричала она. — Неужели толпа преследует нас и здесь?
В окно влетел еще один камень, потом еще один. Теперь снаружи можно было расслышать яростные крики. Нечто темное и мохнатое мягко шлепнулось на пол через окно. Это был полусгнивший труп крысы. Верран сдавленно вскрикнула.
— Нид, Кевид и все остальные, — обратился к своим мутантам Фал-Грижни. — Препроводите леди Грижни в ее покои. Заприте двери, опустите ставни и оставайтесь с нею, пока я не прикажу вам уйти. Если все же туда попытается проникнуть кто-нибудь посторонний, убейте его. Вы меня поняли?
Они, вне всякого сомнения, поняли его.
— Прошу вас, Террз, я предпочла бы остаться с вами.
— Мадам, извольте слушаться!
Грижни дал мутантам сигнал, и они увели Верран из комнаты.
Верран и не вздумала сопротивляться. Безвольная и потерянная, она позволила мутантам препроводить себя в покои. Согласно приказу Грижни, мутанты заперли внутреннюю дверь. Верран решила удалиться к себе в спальню. Ставни здесь были уже опущены, однако в щель между ними ей удалось бросить взгляд на набережную. То, что она увидела, было просто чудовищно. Там собралась толпа — куда большая, чем какой-то час назад на набережной Сандивелл, но столь же яростная и неистовая. Крики и проклятия отчетливо доносились до ее ушей. Разъяренные горожане бесчинствовали, толпясь у причала Грижни. У многих в руках были камни, дохлые крысы, протухшая рыба и прочая дрянь, которой они собирались бомбардировать дворец. На слиянии каналов Лурейс и Сандивелл собралось множество лодок. Они перегородили канал, лишив тем самым обитателей дворца Грижни возможности пуститься в бегство по воде.
Случайный камень ударился в закрытое ставнями окно спальни. Верран инстинктивно отпрянула, затем вновь приникла к окну. Крик толпы стал громче, а проклятия еще ужасней…
— Что им нужно? — прошептала Верран, обратившись скорее к самой себе, чем к своим бессловесным стражам. — Есть ли у них какая-нибудь определенная цель? Что они пытаются сделать?
Но, судя по всему, определенная цель у толпы отсутствовала. Чего никак нельзя было сказать про Фал-Грижни.
Легкая дрожь пробежала по дворцу Грижни и его окрестностям. Верран невольно ухватилась за ручку окна, чтобы устоять на ногах. Задрожал ли и в самом деле дворец или у нее самой закружилась голова? Она поглядела через плечо и увидела, что мутанты тоже едва держатся на ногах. Последовал еще один толчок, на этот раз уже несомненный.
Внизу, на набережной, у причала Грижни, на смену яростным выкрикам пришли тревожные. В только что безоблачном небе откуда ни возьмись появились кромешно-черные тучи, они уже застили свет солнца. В мире внезапно настали сумерки. Задул ветер — сильный, холодный, с запахом мертвечины, ветер, подобный дыханию могильного склепа. С каждым мгновением этот ветер набирал силу и скорость. Наконец разразился самый настоящий ураган, он принес с собой тьму и все тот же гнилостный запах распада. Город погрузился в глубокую тьму. Лишь то там, то здесь мелькало тусклое пламя. Лантийцы, столпившиеся на набережной, едва удерживались на ногах под порывами могучего ветра. Волосы и одежда у них пришли в полный беспорядок. Какая-то дрянь летала по воздуху и прилипала к лицам.
— Лорд Грижни, — тихо произнесла Верран.
Воды канала тоже пришли в неистовство. Домбулисы затрепетали, сорвались с мест, начали переворачиваться. Опытные гребцы оказались бессильны этому противостоять. Перепуганные лантийцы целыми дюжинами стали бросаться в канал, но, спрыгнув с берега, тут же обнаруживали, что они не в состоянии плыть.
Стихийное беснование под окнами дворца прекратилось, люди бросились врассыпную. Но лорду Грижни было мало и этого. Загремел гром, небеса дрогнули, и из разрывов, несомые ветром, выпорхнули на гигантских крылах призрачные летучие мыши — наглядное воплощение гнева, который бушевал в душе у чародея. Когда эти чудовищные исчадия приблизились к земле, крики людей и переполошившихся чаек зазвучали в унисон. И тут на мир опустилась полная тьма — и принесла с собой смятение и невыразимый ужас. Огромные крылья, распростершись в воздухе, совершенно затмили небо и застучали в лад вою ветра и глухому неистовству вод.
Все это длилось недолго. Повергнув в ужас толпу, летучие мыши улетели, унося на своих крыльях и тьму. Ветер замер, волнение вод затихло. Но еще до того, как небеса вновь посветлели, на набережной перед дворцом стало пусто. Пусто было и на причале. Лишь плыли по водам канала обломки домбулисов и лодок а из живых людей здесь не осталось ни души.
Сперва люди подумали, что произошла великая и чудовищная расправа магистра ордена Избранных над своими врагами. Целую ночь, а потом еще целый день люди приглушенными голосами говорили о бесчисленных жертвах. Но в конце концов стало ясно, что вопреки разгулу и неистовству искусственно ниспосланных стихий никто не лишился жизни. Даже те, кто от страха попрыгали в канал, каким-то чудом не утонули. Всех это удивило, озадачило, люди принялись спорить, но так и не пришли к единому мнению. И никто не осмелился потребовать объяснений у самого Фал-Грижни. Строго говоря, никто не осмелился к нему даже обратиться. На протяжении нескольких дней каналы и набережные вокруг дворца Грижни оставались пустынными, как, если верить преданию, земли, принадлежащие царю демонов.
Глава 9
Первым, кто посетил Верран после происшествия на набережной Сандивелл, был ее отец. Она решила встретиться с ним в гостиной своих личных покоев, потому что большой зал для аудиенций показался ей в данном случае неподобающим. Тем не менее, когда выяснилась истинная цель прихода Дриса Верраса, стало понятно, что зал для аудиенций оказался бы куда уместней.
Дрис Веррас решил не тратить времени понапрасну.
— Дочь моя, — начал он. — Я совершил несправедливость. Я неправильно распорядился твоей судьбой и сейчас горько сожалею об этом.
Верран пристально посмотрела на отца. Всмотрелась в знакомое лицо, заметила, как судорожно сжаты пухлые руки, почувствовала во всем его облике тайное напряжение. И, невольно разозлившись на себя, подумала о том, что Дрис Веррас всего на пять лет старше ее мужа. Для визита отец выбрал день, когда Фал-Грижни не оказалось дома. Верран заподозрила тайный смысл отцовских намерений, но тем не менее, как примерная дочь, поинтересовалась:
— Что ты имеешь в виду, отец?
— Дитя мое, я хорошо запомнил отвращение, с которым ты восприняла перспективу выйти замуж за магистра ордена Фал-Грижни. Я помню твои слезы, твой ужас, твои жалобные мольбы — помню так, словно все это было только вчера. Но тогда я тебя не послушался. Ослепленный выгодами предстоящего брака, я оставил без внимания твое недовольство. Увы… надо было мне больше полагаться на интуицию родной дочери. Ибо нельзя отрицать, что события последних нескольких недель доказали справедливость твоих тогдашних страхов. Фал-Грижни — неподходящий супруг для девушки из рода Веррасов, да и из любого другого аристократического рода тоже. Я отдал родную дочь в руки истинному злодею.