Однажды Эммет, Дэвид и я обнаружили, что мы все становимся слишком возбужденными в общественных, людных местах. Своего рода непереносимость.

— Это не конец света, — сказал мне Дэвид, когда увидел мое изумление на его признание. — Фишка в том, что, когда ты теряешься, другие должны тебя поддержать. Люди думают, что в аварии у меня повредился еще и мозг, но я продолжаю хорошо видеть и слышать. Мне жаль, что я больше не могу участвовать в гонках. Мне очень нравились спортивные автомобили. А сейчас даже рядом находиться не могу. Запахи меня убивают больше звуков. — Он пожал плечами. — Еще я часто чувствую себя плохо в общественных местах, и, чтобы съездить в магазин, нужно заранее подготовиться. Жду времени, когда там будет меньше всего народу. Наверное, из-за коляски.

— Я не могу ходить в магазины крупнее «Уистфилда», — признался я, как всегда стыдясь и обнимая Эммета. — Пытаюсь над этим работать, но каждый раз меня накрывают панические атаки.

Эммет не оттолкнул меня, но постучал двумя пальцами по моей ноге, что означало:

«Люблю тебя, но мне необходимо личное пространство».

Я отстранился, а Эммет, поблагодарив, стал слегка раскачиваться, явно намереваясь что-то сказать.

— Магазины меня, конечно, беспокоят, но отвлекает подсчет. В любом месте можно найти то, что тебя расстроит, поэтому я хожу и что-нибудь считаю. Когда мне нужно куда-то отправляться с вокзала или лететь из аэропорта, я надеваю наушники и солнцезащитные очки. Они делают меня похожим на Элвуда Блюза.

— Наушники? — Я задумался над тем, поможет ли это мне, но не мог такое представить. — Разве они не способствуют шуму и не делают тебя более нервным?

Дэвид задумался.

— Нет! Ты же можешь контролировать звук. Хорошая идея, Эм. Нужно как-нибудь попробовать. По крайней мере, не будет слышно этого жалостливого шепота вокруг. «Ути-пути, бедненький». Тьфу! Если бы я еще мог заставить их перестать смотреть этими грустными глазами, было бы вообще прекрасно.

Эммет усмехнулся и стал что-то напевать, раскачиваясь.

— Мы должны сделать твое кресло круче. Найти какие-нибудь наклейки.

Смех Дэвида заставил меня вздрогнуть, но я тоже улыбнулся, когда увидел, как он неуклюже дает пять Эммету.

— Наш чувак!

Рука Эммета встретила ладонь Дэвида в более мягком хлопке, нежели это сделали бы обычные люди, но на то и был расчет.

Всю следующую неделю мы провели в интернет-магазинах, разыскивая наклейки на инвалидную коляску, и в итоге заказали столько, что хватило бы обклеить кресел пять. Любимыми наклейками Дэвида стали: силуэт грудастой женщины в инвалидной коляске, сидящей с выгнутой спиной, как в стриптизе, и наклейка с надписью: «Если вы будете пялиться, я сделаю колесо прямо в этом кресле!» Еще он не мог определиться, что изображено на одной из наклеек: инвалид, держащий в руках пулемет или человек, свалившийся с кресла в пьяном угаре, но у Дэвида был любимый рюкзак с изображением человека в инвалидной коляске, который двигался так быстро, что из-под колес вырывалось пламя. Я видел еще штук восемь различных наклеек, но все они выдавали только одну мысль: «Прекратите, черт возьми, меня жалеть», а одна из них повторяла эту мысль слово в слово.

Я с удовольствием наблюдал за тем, как они строили планы по разрушению общественного мнения об инвалидах, и за тем, как они решили вызвать ненависть у тех, кто жалел Дэвида, но, когда узнал, что они хотят взять меня с собой на эту вылазку, заартачился.

— Нет. Я не хочу идти! Я буду выглядеть идиотом.

Дэвид не сдавался.

— Давай же! Ты будешь с нами, и мы тебя поддержим. Без тебя это не будет так забавно.

Снова и снова я пробовал убедить их в том, что это плохая идея, но все попытки не увенчались успехом. Ребятам было весело, и они уверяли, что я смогу это сделать. Когда уже оба увидели, что я дал слабину, решили ковать железо, пока горячо, и серьезно на меня насели.

— Мы выйдем из дома рано утром, в воскресенье, пока на улице мало народа. — Эммет улыбнулся. — Я дам тебе свои наушники и очки. Можем даже создать твой собственный плейлист или поставить хорошую песню на повтор.

— Я голосую за повтор! — сказал Дэвид. — Честно говоря, не стал бы слушать попсу, а выбрал бы что-то из старого рока, но не думаю, что тебе понравится такая музыка. В любом случае нужно что-то зажигательное.

Все это мы обсуждали в комнате Дэвида, но дверь была открыта, и нас слышал Стюарт.

— Думаю, ему нужно включить Фарелла Уильямса «Happy»^[31], — сказал он.

Засмеявшись, Эммет захлопал в ладоши.

— Да, отличная идея! Поставим ее на повтор.

— Я, наверное, возненавижу эту песню. Стюарт слишком часто ее слушает.

— Ты же знаешь, что это сработает? — ухмыльнулся Дэвид. — В «Рузвельте» ты чувствуешь себя в безопасности, а эта песня напомнит о доме. Это поможет, когда ты почувствуешь приближение паники.

Все это казалось прекрасным. В теории. А на деле, как только я представлял конечную цель нашей вылазки — магазин, чувствовал, как страх берет верх. Эммет утешал меня, как мог, но периодически мои страхи и стресс так пугали его, что он отсиживался у себя в комнате, в одиночестве. Правда, со мной оставался Дэвид, но он выводил меня из себя.

— Ты не можешь ничего решать, пока не попробуешь. Ничего сверхмасштабного. Просто попробуй. Не зацикливайся слишком на своем страхе. Нужно разбить его в хлам! Например, зайти в Старбакс, заказать кофе и уйти. Потом зайти в магазин просто за туалетной бумагой. И так каждый день прибавляй что-нибудь к этому списку, пока в итоге ты не пройдешь через весь магазин.

Мы сидели на детской площадке недалеко от «Рузвельта». Несмотря на то, что было прохладно, мы с Дэвидом, как обычно, наслаждались тишиной и спокойствием этого места.

Я сел на любимую скамью с отпечатками ладоней по всей длине, подтянув колени к груди и сгорбившись.

— Боюсь, что никогда не смогу сделать это. И еще, вдруг моя паника пойдет по нарастающей, и скоро я совсем не смогу выходить с тобой на улицу в качестве помощника?

— Как, черт возьми, ты можешь быть уверен в том, чего даже не попробовал? — Когда я ничего ему не ответил, а лишь сильнее сжал свои ноги, Дэвид вздохнул. — Смотри! Я понимаю, какой ужас ты испытываешь, думая о возможном провале. Добиться положительного результата очень непросто, но уверен, что люди, у которых работают руки и ноги, вполне могут излечиться от всего остального. За первый год моей полной парализации мы испробовали кучу операций и процедур, надеясь на чудо. В конце концов, я добился хоть каких-то положительных результатов. Иногда нужно пробовать то, чего боишься, иначе никогда не добиться успеха. Но ты должен перестать думать о том, что, если будешь сидеть сложа руки, сохранишь свое душевное равновесие. Не пытаться что-то делать — единственный гарантированный путь к провалу.

— Дэвид, если я провалюсь, то буду чувствовать себя идиотом. Причем полным!

— Ты же знаешь, что я так не думаю. Ни я, ни Эммет. Так считает твоя мать?

Я пожал плечами и отвел взгляд, и, конечно же, он все понял.

— Ты единственный, кто решает, какой будет твоя жизнь. Нужно пытаться. Нужно быть счастливым.

Я уперся подбородком в свои колени и уставился в сторону, где находился дом моей семьи. Конечно, отсюда мне не было ничего видно, но я кристально четко представлял его в своей голове.

— Я очень боюсь того, что она права. Если бы я начал пытаться изменить все раньше, то, возможно, уже был бы в порядке.

— Не бывает так, чтобы у человека все было в порядке. Просто об одних проблемах некоторых людей тебе известно, а о других — нет.

Дэвид подкатился ближе и ткнул пальцы моих ног своим локтем.

— Мы ни в чем не будем спешить. И попробуем только тогда, когда ты будешь готов. Просто не пытайся замкнуться в себе из-за того, что боишься провала. И помни — Эммет и я будем рядом, когда захочешь попробовать, в любой момент.