Из полудремы Илью выдернул неожиданно приятный и довольно низкий голос Ахилловой пленницы:

— Ты странный.

Илья вздрогнул и приподнялся. Брисейда уселась на прежнее место у входа и внимательно смотрела на него яркими зелёными глазами; в тусклых отблесках почти потухшего очага они мерцали, как глаза кошки.

— Что?

— Ты странный. Другой. Не такой, как был.

«Ну, вот ещё, не хватало, чтобы меня разоблачила какая-то забитая пленница!»

Илья поспешно нахмурился, но Брисейда уже продолжила:

— Если ты и впрямь в руках у Аполлона побывал, надеюсь, за все твои грехи он наказал тебя.

«Уверен, что наказал», — подумал про себя Илья.

Ахилл продолжал бежать, но ощущал, что холод всё-таки добирается до него, вытесняет подстёгивавшую его ярость и решимость как можно быстрее достигнуть края мира.

Наверное, нужно остановиться и немного отдохнуть. Поесть. Поспать. Согреться. Но где?

Ещё бы лучше — встретить здешних людей и расспросить их об Аполлоне и о том, где кончается их мир. Правда, за всё то время, что он бежал, Ахилл видел только странных монстров, мчавшихся по гладким дорогам. Есть ли они вообще здесь — люди?

Ответов на вопросы не было.

А, значит, оставалось только одно — продолжать бежать.

И Ахилл бежал.

Разбудил Илью шум просыпающегося лагеря, и первым делом он потянулся к ксифосу, спрятанному под шкурой.

«Надо же, еще не пробыл тут и суток, а какие рефлексы вырабатываются!» — хмыкнул он про себя и оглядел палатку в поисках пленницы.

Казалось, за ночь Брисейда так и не пошевелилась и сейчас не сводила с Ильи настороженного, тревожного взгляда. Лучи поднимающегося солнца пробивались через ткань палатки, и в утреннем свете Брисейда выглядела совсем молоденькой и какой-то особенно хрупкой. Илья поймал себя на мысли, что начинает искренне жалеть пленницу — совсем ещё девчонка, отец и муж погибли, а саму её отдали врагу. Не просто врагу — убийце родных. А сегодня вечером Брисейду заберут в лагерь Агамемнона, и кто знает, что ей там предстоит.

Вздохнув, Илья напомнил себе, что все эти события на самом деле уже давным-давно случились. И Брисейды вот уже три тысячи лет как нет в живых… Однако эти доводы теряли большую часть своей убедительности, когда с него не сводила испуганных ярко-зелёных глаз молоденькая девчонка, которая здесь и сейчас была более чем жива. Здесь и сейчас она дрожала от страха, здесь и сейчас она страдала от потерь…

Связывать Брисейду по-прежнему не хотелось. Илья наклонился к пленнице и намеренно сурово сказал:

— Убежишь — поймаем, и будет хуже.

В палатку заглянул Патрокл, и Илья напрягся — вдруг в свете дня ближайший соратник Ахилла заметит подмену?

Не заметил. Только коротко сообщил, что мирмидоны готовы.

Илья кивнул, обулся, поднял ксифос со щитом, водрузил на голову шлем. Несколько долгих мгновений мучительно колебался, решая, стоит ли принимать фрейтс сейчас или сэкономить для более серьёзных ситуаций. Решил обойтись без препарата и быстро вышел из палатки.

Широкий пляж буквально кишел людьми. Нет, ста тысяч там, конечно, не было. Но около десяти тысяч — наверняка. И все эти тысячи неорганизованной толпой двигалась куда-то в сторону Трои. Илья оглянулся на не сводящих с него глаз мирмидонов и последовал за греческим войском.

При свете дня прислонившаяся одним боком к плешивой пологой горе Троя совсем не впечатляла своими размерами и тем более не поражала архитектурными изысками. Да и великая неприступная стена, о которую разбилось немало армий древности, высотой, пожалуй, не дотягивала до обычного трехэтажного дома.

Зато перед сложенной из грубого камня стеной уже поджидала армия Трои и союзников. Лучники на стенах — пока от греков их отделяло метров триста-четыреста. Широкая лесополоса копий, за ней с правого фланга — небольшой отряд боевых колесниц, слева — довольно немногочисленная конница.

Илья прищурился и приставил козырьком ладонь ко лбу, пытаясь понять, что именно привлекло его внимание к наездникам. Через несколько мгновений сообразил и тихо присвистнул. То, что амазонки — это не вымысел, он прекрасно знал: воинственные кочевые племена, в которых царил матриархат, долгое время донимали скифов, а после ушли куда-то в низовья Дона и район Азовского моря, и именно там след легендарных женщин-воительниц оборвался… Но в глубине души Илья всегда полагал, что участие амазонок в Троянской войне — это вымысел Гомера, удачный способ украсить эпическое повествование пикантной деталью. Однако нет, вот они, амазонки, стоят отдельным отрядом среди конников троянского войска и явно рвутся в бой.

А вот у греков всадников оказалось куда меньше, чем у противников — всего одно подразделение. Впрочем, это и понятно — большую конницу на плоских кораблях-лодках перевезти затруднительно.

Греческая армия стояла не сплошным строем, войско каждого царства держалось отдельно; Илья насчитал с полтора десятка подразделений. Перед каждым из них на колесницах гордо застыли вожди. Интересно, может, и ему полагалось выехать вперед на колеснице? Как-никак, Ахилл все-таки возглавлял мирмидонов…

Наконец, Илья заметил и Агамемнона. Стоя на разукрашенной колеснице, царь экспрессивно потрясал руками и что-то выкрикивал. Илья не услышал ни слова — это только в кино слова пламенной речи военачальника доносятся до каждого солдата войска, а в реальности же большинство воинов вынуждены довольствоваться пантомимой и вовремя подхватывать клич.

Через пару минут Агамемнон, устав надрываться, замолчал, что стало сигналом для армии — раздался дружный рев, который, словно тяжелые жернова, перемалывал сомнения и страх рядовых солдат и заряжал их безумством боя. Он прокатился как волна — от центра, слышавшего речь царя и потому сразу принявшегося драть глотки, к дальним краям войска, где постепенно затих, а потом вновь поднялся, когда солдаты ринулись в бой.

Жалкое подобие строя немедленно рассыпалось. Да, Ян был прав — ни стратегии, ни тактики, бегут одной большой толпой, стенка на стенку. До знаменитой греческой фаланги и впрямь ещё ой как далеко.

Илья коротким знаком руки придержал мирмидонов: идти прямо под стрелы троянцев — верное самоубийство. Ему, конечно, все равно, он сюда не битвы пришел переигрывать, но и гнать Ахилловых мирмидонов, по сути, элиту греческого войска, прямо под обстрел противника не хотел. Кинул беглый взгляд через плечо. Как хорошо, что никто не задает вопросов — дисциплина вбита в этих ребят крепко.

Впереди разворачивалась битва.

До того, как поступить в университет, Илья отслужил в армии, успел провести некоторое время в горячих точках и полагал, что повидал кровопролития. Но то, что считалось за войну сейчас, не шло ни в какое сравнение с войной прошлого. И дело не в числе жертв и не в оружии. Илья был знаком с продуманными засадами и внезапными ударами, небольшими, хорошо организованными мобильными группами, короткими быстрыми штурмами и стремительными зачистками. Было ли это страшно? Да. Но у стен Трои в чём-то было страшнее. Здесь лицом к лицу сходились сотни и сотни людей; шли прямо друг на друга, не сворачивая, не убегая — шли, чтобы убивать. Они схлестывались лоб в лоб, отчаянно рубились мечами и пронзали друг друга копьями, и масштабность кровавой панорамы не могла не ужасать.

Со стен Трои густо сыпались стрелы. Илье казалось, что едва не каждая вторая находила свою мишень. Совершенно некстати вспомнились сухие фразы военно-исторических учебников о низкой эффективности оружия дальнего боя в античности.

Первые ряды греков напоролись на длинные копья троянцев. Треск ломающихся щитов, глухие звуки ударов мечей, ржание лошадей, свист стрел, крики раненых — Илья наблюдал за боем и качал головой. Совсем немного стратегического планирования — и битву легко выиграть. Все отряды греков шли прямо под стрелы, на копья, и первые ряды превращались в одно кровавое месиво. Не добравшиеся ещё до противника подразделения наседали сзади, давя своих же. Нет чтобы обойти эту кашу-малу и ударить сбоку — резерва для отражения сторонних атак троянцы не подготовили. А зачем — зачем посылать в эту гущу колесницы и малочисленную конницу? Толку от них ничуть — испуганные громкими криками лошади взвиваются на дыбы, сбрасывают возниц и наездников и несутся обратно, топча всех на своем пути.