— Ты не посмеешь, — холодно говорит он. Уверенно. Выходит, не считается.

Я стреляю. Целюсь по центру его груди. Отдача от пистолета и мучительная боль в руке означает, что я попала ему в плечо. И чувство от этого хорошее. После всех его издевательств, что вынесло мое тело, после всех дней, когда он трахал меня. Причинял мне боль. Боже, как болит рука. Но я все равно чувствую себя хорошо. Сладкая победа.

Хотя это не похоже на победу, если ему удается схватить меня. Он поворачивает меня и приставляет пистолет к моей голове.

Он хочет использовать меня в качестве заложника, и это уже работает. Я вижу, как глаза Кипа темнеют от гнева. И страха. Он боится за меня, потому что у моей головы пистолет. Но я уже сломала себе руку. Я чертовски непобедима. Он направляет свое оружие на нас обоих, но я знаю, что он не станет стрелять. Он не может, не потеряв меня.

— Привет, младший братец, — произносит Байрон, и этого достаточно, чтобы шок от этого увел меня от моего плана.

Кип слегка кивает.

— Хотел бы я сказать, что рад тебя видеть.

Байрон смеется.

— Правда? Ты искал меня уже несколько недель.

— Не тебя. Ее.

— Ах, да, — Байрон смотрит на меня, опуская дуло пистолета к моему боку. — Она отлично трахается, но не стоит всех этих неприятностей, если ты спросишь меня. Девушек вроде нее пруд пруди.

Кипа охватывает ярость. Его ноздри трепещут. Вероятно, он собирается сказать что-то, чтобы защитить меня. Или, может быть, он всего лишь начнет стрелять. Я не даю ему шанса. Потому что я сама могу себя защитить.

Если я хочу выжить, я останусь единственным заложником Байрона. Но с меня хватит выживания.

Я тянусь рукой вниз и хватаю пистолет. Он мог бы остановить меня, попытайся я выхватить его у него, но я не делаю этого. Вместо этого я нажимаю на курок. Стреляю в себя. Захлопываю ловушку. Теперь ему нечего предложить взамен. У него даже нет моего тела, чтобы прикрыться им как щитом. Я падаю на пол и слышу выстрелы, которые убивают Байрона — один, два, три — прежде, чем он валится рядом со мной.

Тогда Кип переворачивает меня, прижимает руку к моему боку, молясь, ругаясь и молясь, снова и снова.

— Боже, Хонор. Почему ты... Иисус. Пожалуйста, живи. Пожалуйста, не забирай ее. Боже, пожалуйста.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Это похоже на сон.

Я под водой. Огни и тени танцуют перед моими глазами. Все приглушено, даже боль. Но он там. И голоса. Я узнаю ее голос. Впрочем, она не разговаривает со мной. Она далеко.

— Клара, — говорю я, но слово получается как хрип. Грубый звук, похожий на камни, падающие друг на друга.

Она все равно слышит меня.

— Поспи еще немного, — говорит она, и что-то прохладное и мягкое касается моего лба. Кажется, все плохо, раз она говорит это. Все кажется еще серьёзнее, если она заботится обо мне, сохраняя меня в безопасности. Разве это не моя работа?

Безопасность.

Я должна убедиться, что она в безопасности. Я борюсь с водой, но она такая тяжелая и густая. Единственное, что я вижу — это стерильный белый потолок. Единственное, что я чувствую — это резкий запах чистящего средства. Я на больничной койке.

— Все в порядке, — успокаивает ее голос. — Просто отдохни.

Но я не могу отдыхать, когда беспокоюсь о ней. Я никогда не могла отдохнуть. Я так устала.

— Ты в порядке? — слова все еще искажены, но она отвечает мне.

— Я в порядке. И ты тоже. Мы все в порядке благодаря тебе.

Только тогда я могу снова расслабиться. Только тогда я могу дышать.

Это как вырваться на поверхность, к воздуху. Безопасность.

Ее рука обхватывает мою, даря тепло там, где я чувствую холод. Я впитываю ее жар, купаясь в ее лучах.

— Я знаю, что тебе больно, — мягко произносит она. И даже в моем бреду я знаю, что она говорит не о физической боли. Она говорит о каждом холодном взгляде на мое тело и каждом жестоком слове. Она говорит о страхе. И я боюсь, только не по тем же причинам, что раньше.

— Кип? — с грустью спрашиваю я.

— Его сейчас здесь нет. Если ты подождешь минуту, я смогу...

Но действие медикаментов, боль и усталость слишком сильны. Они утаскивают меня, как якорь, привязанный к моим лодыжкам. Я опускаюсь на дно, уплывая из сознания. Я знаю только одну вещь. Возможно, я потеряла Кипа. Возможно, он никогда и не был моим. Но у меня есть Клара.

Я освободила ее.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Я просыпаюсь, словно взмывая в воздух — внезапно и с толчком. Сажусь в постели, и в бок стреляет боль. Пуля. Байрон. Кип.

Память возвращается ко мне в спешке, и я ложусь обратно в кровать.

Закрываю глаза.

Хотела бы я снова уснуть.

Корабль уплыл. Я открываю один глаз и осматриваю бледно-желтые занавески и узор в виде танцоров балета на них. Пол цвета корицы, стены — мягкого серо-коричневого. Это больше не палата в больнице. Элементы комнаты общаются друг с другом, вот, как это чувствуется. Они обоюдные друзья и доверенные лица, и мое присутствие здесь, кажется, нарушает их личное пространство.

Я не уверена, сколько времени проходит вот так, в дрейфе, в беседе с дверными ручками и гипсокартоном. Я поворачиваю голову и смотрю в окно, а потом вижу силуэт, очерченный оранжевым свечением. Это Мадонна из комнаты нашего мотеля.

— Клара, — шепчу я.

Что-то движется в углу комнаты. Кип.

Моя голова все еще немного кружится от каких-бы там ни было медикаментов, что они мне дали, но я бы узнала его где угодно. Несмотря на то, что он в потрепанной одежде, с кругами под глазами, с темной щетиной. Он смаргивает дремоту так же, как я, только он спал на твердом стуле в углу, а я на кровати.

— Ты проснулась, — говорит он, его голос хриплый. — Пришло время для очередной дозы.

— Нет, — я качаю головой, игнорируя боль, которую причиняет мне даже такое слабое движение. Рука болит и перевязана. Бок горит. — Никаких медикаментов.

Его лицо обретает строгость.

— Это лекарство от боли. Ты должна принимать две таблетки каждые шесть часов, а это было...

— Я не хочу этого. По крайней мере, не сейчас. — Я должна говорить медленно, осторожно, но я все больше сосредотачиваюсь на каждом слове, которое произношу. В голове туманные воспоминания о больничной койке с тонкими простынями и теплой, сильной рукой, держащей мою. Я помню, как меня выписали и перевели сюда... Он заботился обо мне?

Это слишком нереально, похоже на сон вместо жизни. Все из-за медикаментов.

Он не в восторге от того, что я не следую указаниям.

— Тебе больно, — ровно произносит он.

— Переживу.

Никакой улыбки.

— Хонор.

— О, теперь я Хонор? Я думала, я тебе нравилась больше в роли Хани.

На его лице мелькает боль.

— Тебя подстрелили больше недели назад. Тебе нужно отдыхать. Нужно принимать таблетки.

Неделя? Сколько еще дней я потеряю, если проглочу больше таблеток? Нет. Больше никаких задержек. Я слишком долго не знала правды. Особенно правды о нем. Я могу справиться с множеством плохих вещей. Черт, у всех есть прошлое, включая меня. Но теперь мне нужны ответы. Мне нужно знать.

— Где Клара?

Он встречает мой взгляд.

— Она здесь. В безопасности.

Облегчение — прохладное и обширное, как открытое пространство, так я могу дышать снова.

— И она твоя сестра?

В его глазах оживает благородство.

— Да.

Так кем же мы теперь приходимся друг другу?

— Расскажи мне все.

Он проводит рукой по волосам и вздыхает.

— Хорошо. Это справедливо. Но прежде чем я расскажу тебе это... — он отходит и возвращается. — Просто знай, что я не горжусь тем, что сделал. Возможно, у меня были причины. Типа быть эгоистичным ублюдком. Это причина. Но я не горжусь.

Я уже чувствую боль в животе, просто думая об этом, а я пришла в себя только несколько минут назад.