— С Марса! Не может быть!

— Почему не может? Вас смущает расстояние? (Командир корабля всем говорил «вы».) Действительно, для такой связи нужна фантастическая, с нашей точки зрения, мощность станции. Но на Земле прошло тысяча восемьсот лет, не надо забывать этого.

— А наша радиограмма?

— Я уверен, что это просто совпадение. Но даже если наша передача дошла, в этом нет ничего удивительного. Пеленгатор точно направил волну к неизвестной нам станции. Имея в своем распоряжении сверхчувствительные приемники, они могли принять ее. Даже при той мощности, которой обладают наши генераторы. А вот что мы смогли принять их первую передачу, не нам адресованную, вот это показывает, что их генераторы не имеют ничего общего с теми, прежними.

— А может быть, они послали радиограмму именно нам? Если у них все другое, все более мощное, то могут быть и телескопы, в которые можно заметить нас.

— Предполагать можно все, — пожал плечами командир. — Но все же это маловероятно. Если они хотели говорить с нами, бесполезно было применять новую азбуку, которую мы не знаем и понять не можем.

— Есть другое предположение, — сказал Кривоносов. — Они могли говорить не с нами, а с другим космическим кораблем, находящимся в нашем направлении.

Вторичное пожатие плеч послужило ответом радиоинженеру.

— Не все ли равно, — сказал немного спустя Игорь Захарович, говорят ли они с кораблем, Землей, Луной, Венерой. Только не с нами.

Девять человек были сильно взволнованы. Пусть радиограмма не им предназначена, это был первый «голос» земных людей после восьми лет разлуки. Один только командир был совершенно спокоен, по крайней мере внешне.

— Только не с нами, — повторил он, выходя из рубки.

И вдруг все услышали характерный звук работы автоматического ключа радиоприемника.

— С нами! — торжествующе крикнул Михаил Кривоносов, стремительно поворачиваясь к приемнику. — Верните командира! Передача! Морзе!

На ленте одна за другой появлялись тире и точки. Неизвестный оператор работал четко.

Десять человек читали каждый про себя: «Кто говорит? Кто говорит? Отвечайте!»

Игорь Захарович, бледный и сосредоточенных, произнес чуть слышно:

— Отвечайте, Михаил Филиппович!

Уверенный стук ключа зазвучал в рубке, складываясь в слова:

— Космолет «Ленин»… Космолет «Ленин»… Подходим к орбите Плутона… Дайте указания… Перехожу на прием.

2

Главная база очистительных отрядов была расположена на астероиде Церере, в самом центре работы, производимой людьми уже шестьдесят пять лет.

Вначале это была просто одна из неподвижно стоявших ракет. Но со временем здесь появился целый городок. Огромную площадку для стартов и финишей рабочих кораблей кольцом окружали приземистые здания, выстроенные из прозрачного, но крепкого пластического стекла. В них годами жили работники отрядов в одиночку и семьями. Городок был снабжен всеми удобствами, присущими девятому веку новой эры.

С Землей и Марсом Цереру связывали линии межпланетного сообщения, по которым регулярно «ходили» пассажирское ракеты.

Планету окружала плотная атмосфера, по составу тождественная с земной. Из-за малого поля тяготения эта атмосфера непрерывно рассеивалась в пространстве, и ее так же непрерывно пополняли многочисленные автоматически действующие «заводы воздуха». Мощные установки перерабатывали в газ недра самой планеты, и им не нужно было доставлять сырье откуда-нибудь извне. Гранит, базальт, металлы — все превращалось в водород, азот, кислород, гелий.

Церера медленно, но неуклонно «таяла». Но ее масса была так велика, что материала для переработки хватило бы на сотни лет.

Люди не собирались жить здесь так долго. По плану работа должна была закончиться через восемьдесят лет. К этому сроку весь пояс астероидов между орбитами Марса и Юпитера должен был исчезнуть. Церера предназначалась к уничтожению последней.

Искусственное солнце горело и освещало маленькую планету, обходя ее за время, привычное людям, — за двадцать четыре часа.

На Церере можно было находиться без каких-либо защитных костюмов. Только обувь приходилось снабжать толстыми и тяжелыми свинцовыми подошвами, чтобы люди не взлетали высоко над «землей» при каждом шаге.

Те, кто жил здесь долго, так привыкали, что чувствовали себя, как на Земле. Даже на Марсе условия жизни гораздо меньше напоминали земные.

Атмосфера отчасти защищала население планеты от метеоритов. Но независимо от нее падение метеорита на поверхность Цереры рассматривалось как чрезвычайное происшествие, как своего рода брак в работе. За последние сорок лет это случилось всего три раза, и сообщение о таком событии прозвучало на Земле так же, как могло прозвучать в старину сообщение о пожаре в депо пожарной команды.

Как везде и всюду, где жил современный человек, арелеты бороздили небо Цереры, способные облететь ее кругом за полчаса. Такие же базы, как на Церере, работники очистительных отрядов построили на астероидах Палладе, Весте и Эйномии.

На Юноне, Гебе, Ирисе и некоторых других более или менее крупных астероидах находились промежуточные ракетодромы, обслуживаемые автоматическими установками. Из-за невозможности окружить их атмосферой люди на них не жили, но на всякий случай там были подземные, герметически закрытые помещения, могущие служить местом отдыха для экипажей рабочих кораблей.

Обстановка, созданная людьми на когда-то пустынной, безжизненной, лишенной воздуха Церере была настолько удобна, что совсем недавно сюда решили перевести космодиспетчерскую станцию, находившуюся до этого на спутнике Юпитера — Ганимеде.

Чтобы работе не мешали мощные станции телесвязи и многочисленные установки радиосвязи между портом и рабочими кораблями, диспетчерская расположилась на другом полушарии Цереры и стояла одиноко среди хаотического нагромождения скал и остроконечных пиков, похожих на шпили погрузившихся в почву старинных соборов.

Жилое и рабочее здания станции находились близко друг от друга и составляли почти что один дом. Вокруг высоко в небо поднималось мачты с постоянно направленными и управляемыми антеннами. Очертания конструкций, поднятых на высоту более семьсот метров, едва различались глазом на фоне темно-синего, почти фиолетового, вечно безоблачного неба.

Чуткие «уши» станции день и ночь прислушивались к звукам, идущим из космоса: не раздастся ли сигнал возвращающегося корабля.

На расстоянии около километра от крайних мачт, на скалистой равнине, виднелся странный предмет, назначение которого трудно было бы понять человеку, не знающему, что это такое.

Блестевшие золотистых металлом, лежали три гигантских кольца, вложенные одно в другое и пересеченные узкой поперечной трубой. Диаметр наружного кольца достигал двухсот метров. К оборудованию космостанции эти кольца явно не имели никакого отношения.[2]

На станции постоянно жили двенадцать дежурных диспетчеров. Двое из них находились в рабочем здании, остальные отдыхали. Весь персонал сменялся каждые полгода.

Так было всегда. Люди не помнили времени, когда космодиспетчерской не существовало. Так было здесь, на Церере, так было на Ганимеде, а еще раньше на Плутоне. Так было уже полторы тысячи лет.

Это была совсем особая профессия, единственная в своем роде. Диспетчерами могли быть только люди, обладавшие необычными знаниями. Как правило, люди, посвятившие себя этой работе, уже никогда не меняли рода деятельности. Они становились космодиспетчерами на всю жизнь.

Станция предназначалась для того, чтобы руководить делом, начатым отдаленными предками современных людей, — финишами космических экспедиций.

Первая фотонная ракета — «Ленин», — казавшаяся сейчас архаическим пережитком, покинула Солнечную систему восемнадцать веков тому назад, в начале двадцать первого века христианской эры. Точного срока ее возвращения никто не знал. В списке станции она значилась под номером первым.