2
Арелет приближался к Ленинграду.
С волнением всматривался Волгин сквозь прозрачную стенку машины в подернутую туманной дымкой даль горизонта.
В прежней жизни много раз случалось ему подъезжать к родному городу на поезде, подлетать к нему на самолете, и всегда он испытывал волнение. Так было и сейчас, только неизмеримо сильнее.
Великий город всегда казался Волгину отличным от других городов на Земле.
Город Ленина! Колыбель Октябрьской революции! Как близки и понятны были Волгину эти слова!
Понимают ли значение Ленинграда современные люди? Что говорит их сердцу это гордое слово?
Может быть, для них город на Неве ничем не отличается от других? Может быть, два тысячелетия изгладили воспоминания, такие свежие для Волгина?..
Нет, это было не так!
Волгин услышал, как Мэри сказала Владилену:
— Уже давно я не бывала здесь. Не правда ли, когда подлетаешь к Ленинграду, испытываешь особое чувство?
— Да, — ответил Владилен. — И это вполне понятно. Именно здесь был заложен фундамент истории человечества.
— Последних двух тысячелетий.
— О! Все, что было до Великой революции, кажется мне сплошным мраком. Здесь зажегся первый луч света.
— И как ярко этот свет разгорелся теперь! — добавил Волгин.
Он понял, что люди ничего не забыли. Человечество свято хранило память о славном прошлом, и благодарность к тем, кто создавал и строил прекрасный мир, в котором они жили, не угасла. И Дмитрий Волгин и оба его спутника испытывали одни и те же чувства, различавшиеся только неизбежным масштабом времени. Для них это была история, незабываемая и волнующая. Для него — буквально вчерашний день жизни.
Ленинград должен был вот-вот открыться. Арелет находился от города в трехстах километрах. Владилен, управлявший машиной — без помощи каких-либо рычагов управления, а только силой своего воображения, все больше и больше сбавлял скорость.
Молодой ученый отлично понимал, какие чувства волнуют Волгина. Он заметил, что Дмитрий почти никакого внимания не обращал на те места, где они пролетали. Когда раньше арелет, увеличив скорость до предела, поднялся на большую высоту и подробности земной поверхности стали плохо различимы, Дмитрий не возражал против этого. Его мысли стремились вперед, к тому, что ждало их в конце пути. Всеми помыслами он был уже в Ленинграде и только в Ленинграде.
Даже при средней скорости арелета города появлялись на горизонте, оказывались прямо внизу и исчезали из виду с такой быстротой, что рассмотреть их не было возможности. Владилен не хотел, чтобы Ленинград оказался под ними раньше, чем Дмитрий почувствует и переживет его появление. Он знал, что «постепенное приближение к родине» — это как раз то, что нужно сейчас его другу.
И он «приказывал» арелету лететь все медленнее и медленнее.
Волгин заметил и понял этот маневр. Он был благодарен Владилену за его чуткость и внимательную заботу, но говорить сейчас слова благодарности не был в состоянии.
Он умер во Франции, в Париже, и в час смерти его мысли рвались сюда, и вот он оказался здесь, снова живой и здоровый, с воскресшей тоской по родному городу.
Каким он увидит его?
Был на земле «вечный город». И грандиозные постройки этого города, полуразрушенные неумолимым ходом времени, Волгин видел своими глазами. Амфитеатр Колизея, построенного в 82-м году христианской эры, наполовину сохранился к двадцатому веку. Но не существовало ни одного здания, которое смогло бы полностью сохраниться за два тысячелетия.
«Почему меня тянет с такой силой к тому месту, где находится Ленинград? — с грустью думал Волгин. — Ведь его нет. Моего Ленинграда, каким я знал и любил его, не существует. Там все другое, все новое и незнакомое. Но ведь не могла же исчезнуть Нева! Значит, я увижу хотя бы ее».
— Какая погода в Ленинграде? — спросила Мэри.
— Должна была быть густая облачность, — ответил Владилен. — Но Мунций говорил с Ленинградской станцией погоды и предупредил их о прилете Дмитрия. Сейчас небо над городом безоблачно, как и здесь.
— Это чудесно!
Волгин слышал и не слышал этот разговор, скользнувший мимо его сознания. Он не мог оторвать глаз от горизонта.
И вдруг далеко-далеко в лучах солнца до боли знакомо сверкнула золотистая точка. Совсем так же, как появлялась она две тысячи лет тому назад, когда самолет на большой высоте подлетал к городу, первым приветом Ленинграда, отблеском солнечного света на золотом куполе Исаакиевского собора.
Какое же здание послало теперь свой первый привет арелету? Что неведомое блеском своим заменило старого друга?..
Волгин не спросил об этом. Он молча смотрел вниз и постепенно начал узнавать местность.
Несомненно… они близко от Пушкина… Но где он, живописный пригород Ленинграда?
Внизу расстилалась панорама гигантского города. Знакомые Волгину по книгам-фильмам современные здания непривычной архитектуры, построенные словно из одного стекла, бесконечные прямые улицы исполинские арки мостов, переброшенные через целые кварталы, обилие воды и зелени, серебристые линии спиральных городских дорог, как будто висящие в воздухе, масса арелетов всех размеров — все указывало, что под ними не просто населенный пункт, а один из крупнейших центров мира.
До Ленинграда, по прежним представлениям Волгина, было еще около пятидесяти километров. Два города таких размеров не могли находиться рядом. Значит, это и есть Ленинград, разросшийся исполин, втянувший в себя все, что раньше окружало его на почтительном расстоянии.
Ни одного высотного здания Волгин не видел, но это его не удивляло. Он знал, что уже давно люди перестали громоздить друг на друг бесчисленные этажи. Двухэтажные, редко в три этажа современные дома располагались свободно, и каждый был окружен либо садом, либо полосами густолиственных деревьев.
Освобожденные от гнета расстояния, имея в своем распоряжении быстрые и удобные способы сообщения, люди не боялись разбрасывать дома населенного пункта по огромной площади. Характерная для больших городов прошлого скученность населения совершенно исчезла.
Да, это был Ленинград, и слова Владилена, с которыми он обратился к Волгину, подтверждали это:
— Где ты хочешь опуститься на землю?
— Там, где был прежний Ленинград. Где-нибудь на берегу Невы.
— Но там уже не город. Там Октябрьский парк.
— Что ж! Значит, опустимся в парке, — сказал Волгин, и его голос дрогнул от горького чувства.
Нет Ленинграда! Его опасения оправдались: город передвинулся на юг; все, что было прежде, исчезло с лица земли; там, где высились прекрасные здания, так хорошо ему знакомые, какой-то парк, название которого понятно Волгину, но ничего не говорит его сердцу.
Его современники считали бессмертными творения Воронихина, Росси, Баженова и Растрелли. Казалось немыслимым существование Ленинграда без зданий Эрмитажа, Смольного, Мраморного дворца, без Казанского и Исаакиевского соборов.
«А Медный всадник?» — подумал Волгин, и вся прелесть свидания померкла для него.
Что ему новый Ленинград!
Он удержал готовую сорваться с губ просьбу повернуть назад, лететь в другое место.
— Тебя ждут жители Ленинграда, — сказал Владилен. — Они хотят встретить тебя первыми.
«Жители Ленинграда…»
Хоть бы не произносились эти слова!
— Мы вернемся сюда немного позже, — сказал Волгин. — Я хотел бы сначала повидать Неву.
— Хорошо, летим в парк.
Арелет поднялся немного выше и полетел быстрее. Мэри вынула карманный телеоф и что-то сказала. Вероятно, предупредила горожан о желании Волгина, чтобы те не ждали его напрасно.
Город внизу тянулся без конца. Вот проплыл назад огромный сад или парк, расположенный на холмах. Волгин узнал место. Пулковские высоты! Вдали блеснула гладь Финского залива.
Что значит для природы две тысячи лет? Миг! Как в те времена, когда не существовало России, так и теперь величавая Нова несет свои воды, не обращая внимания на то, что делают люди на ее берегах. Был город, потом он исчез, может быть, вырастет другой, а может быть, нет. Природе все это безразлично!