– Уже собралась? Ничего не забыла? Зарядила телефон в дорогу? – Он была непривычно серьезен и в кои-то веки отказался от своих ужимок. Инкуб прошелся пятерней по волосам, едва не сбросив на пол сидящие на макушке очки. Потом долго разглядывал вторую, до сих пор перебинтованную ладонь. – Никогда не умел собираться. Вечно в последнюю минуту наталкиваю в чемодан всякую бесполезную хрень и срываюсь с места.

– Почему я не удивлена? – попыталась пошутить она, но слова лишь усугубили общее гнетущее настроение.

– Пора выходить, – с той же напускной беззаботностью напомнил он и, ничего не говоря, вышел.

Марори прицепила за спину чехол с косой, подтянула петли и забросила на плечо сумку.

Последний раз осмотрела комнату – и вышла следом.

Эашу вызвался отвезти ее на вокзал. По злой иронии – тот самый, на перроне которого несколько месяцев назад началась ее собственная путанная и загадочная история. Которая, несмотря на огромное количество черных страниц, была едва ли не самым светлым событием за все ее семнадцать лет.

Она запнулась, когда увидела возле красной спортивной машины Эашу. пустоту.

– Они ждут на вокзале, – пояснил инкуб, взял у нее сумку и забросил в багажник. Потом галантно открыл дверцу, помог сесть и лично пристегнул ее ремнем безопасности. – Надеюсь, эта пафосная тачка не станет апогеем моего образа беспросветного идиота?

– Боюсь, этот образ сформировался давным-давно, и я была абсолютно уверена, что ты ездишь именно на таком красном ведре.

– Ну знаешь, – Эашу все-таки растянул губы в улыбке, – про ведро – это был удар ниже пояса.

Они покидали Дра’Мор каким-то путанными лабиринтами накатанных проселочных дорог, пока на одном из поворотов Эашу не свернул вправо и вскоре они не выехали на широкую магистраль.

– Дознавателями весь Дра’Мор кишит, – сказал Эашу, одновременно настраивая радио на какую-то волну, и управляясь с рулем одной рукой. – Видела бы ты Магистра – он отбивался как мог. Надеюсь, дело выгорит и завтра ты будешь так далеко, что этим засранцам останется только самим себе навалять по задницам. У Крэйла, наверное, десятка два сидит, не меньше. Суют нос под каждый камень.

Как быстро. Сколько времени прошло? Сутки, вряд ли больше.

– Я уже говорил, как ты чертовски привлекательна с этими крыльями и клыками? – Он сделал неуловимое движение головой – и солнцезащитные очки сползли с макушки прямо ему на нос. – И что тот эпизод не закончен. Я просто нажал на «паузу». И пока ты не начала говорить какую-то невнятную чушь про то, что с Шаэдисом, напомню, что я в курсе этого нелепой случайности.

Его слова не звучали ни зло, ни ехидно. Скорее всего, они даже не шли вразрез с тем, что Эашу считал Крэйла своим другом.

– Я сказал ему, что люблю тебя. Вчера вечером, после того, как вас закончили пытать допросами. Как видишь – цел и невредим.

Он одной рукой достал сигарету, прикурил и выпустил дым в окно.

– Вижу, что ты снова задаешься, – в шутку пожурила она.

– Не спросишь, что он сказал в ответ?

– Зачем?

Кажется, ее вопрос застал инкуба врасплох. После пары жадных затяжек он выбросил сигарету в окно, прибавил громкости – и дал по газам.

Они ждали ее на вокзале. Кулгард, на радостях от новенького черного протеза обнял ее так крепко, что у Марори всерьез поверила, что он поломает ей ребра и раздавит сердце. Даган сидел в инвалидной коляске и делал вид, что все эти «нежности» на прощанье ему глубоко противны. И все-таки, когда Марори присела и обхватила его за шею, похлопал ее по спине, приговаривая: «Заревешь – убью».

Она шныряла взглядом между редкими пассажирами и теми, кто пришел их провести, все еще надеясь, что он придет сказать ей хотя бы «Пока» на прощанье, хоть и знала, что Крэйла среди них нет.

– Мы тут подумали. – Кулгард кашлянул в кулак, выуживая из-за пазухи маленькую картонную коробку, перевязанную фиолетовой лентой с принтом в виде корчащих рожи черепов. – Это чтобы ты не забывала.

Невероятно, но она впервые видела Кулгарда таким смущенным. Он даже покраснел, и чтобы хоть как-то скрыть чувства, то и дело откашливался в стальной кулак новенькой руки и выразительно зыркал на товарищей в поисках поддержки. Эашу даже пришлось применить силу и настойчивость, чтобы забрать коробку из его стиснутых пальцев.

– Открывай.

Марори бережно потянула за хвостики ленты и та, словно по волшебству, опала вниз.

Внутри, на бархатной подушке, лежала подвеска из «живого» лавового камня. Шесть инициалов, сплетенные в причудливый орнамент из округлых черных лент, по которым, словно кровь по венам, струился пульсирующий огонь.

К.Д.К.Э.Н.М.

Она погладила вензеля: горячие, раскаленные, но не обжигающие.

– Кто-нибудь поможет мне с застежкой? – сиплым от нахлынувшей тоски и боли голосом, попросила она. Эашу исполнил ее просьбу.

Марори чувствовала тепло тяжелого украшения даже сквозь толстую ткань свитера.

– Ну, надеюсь, что если она молчит и шмыгает носом, то наша выдумка ей понравилась, – делано ворчливо заметил Даган.

Марори охотно кивнула. Раз и еще раз.

А потом плюнула на их попытки казаться серьезными и обняла каждого по очереди. Так крепко, как только могла.

– Я скинул тебе файл в электронку со всеми нашими контактами и номерами телефонов, – сказал Эашу, когда пришел его черед получить свою порцию дружеских объятий. – Как только будешь на месте – напиши. Иначе мы поедем в долбанный Эльхайм, чтобы лично убедиться, что с нашей простокровкой все в порядке.

Она знала, что инкуб нарочно назвал ее так именно сейчас. Чтобы приободрить.

Марори деланно стукнула его в плечо.

– И купи телефон первым делом, – прибавил к наставлениям Эашу Кулгард.

– Так и сделаю. Я люблю вас всех, – сказала на прощанье, ни капли не сомневаясь, что ее вид под стать сопливому же голову. – Спасибо, что научили меня многим вещам.

Даган улыбнулся, изображая кинозвезду на вручении самой главной кинопремии года.

– Я еще и не начинал тебя учить, – верный своему характеру и своей природе, промурлыкал Эашу и подтолкнул ее в сторону прибывшего экспресса. – Помогу занести сумку, – сказал в ответ на ее вопросительный взгляд.

Когда экспресс начал медленно набирать скорость, Марори буквально прилипла к окну, стараясь хорошо запомнить лица тех, без кого она бы так и осталась сопливой девчонкой. Да, они по-прежнему будут общаться письмами и обмениваться телефонными звонками и даже, скорее всего, наладят видеосвязь. Но разве может все это заменить нормальную дружбу? Спонтанные шутки. Истории из жизни, которые каждый присваивает себя и рассказывает на новый лад?

Из размышлений ее вырвал шорох раздвижной двери.

Она повернулась – и напоролась взглядом на Крэйла.

Шанатар прикрыл за собой дверь и, ни слова ни говоря, уселся на диванчик, напротив Марори.

– Разве он не должен был исчезнуть совсем? – чувствуя себя неловко из-за этой странной тишины, спросила Марори.

– Я убил такую, как ты, – игнорируя ее вопрос, ответил он.

Пробежался пальцами по темно-красной ленте рубца на переносице, потом причесал пятерней порядком отросшие волосы. Теперь белоснежная грива доходила ему до самых плеч.

Он говорит об этом уже второй раз.

Вчера, после того, как Крэйл едва не отправился на тот свет, Марор сочла его признание неверно высказанной мыслью, и не придала большого значения. Тем более, что в двери дома Крэйла – развалинах, что когда-то было домом – уже практически ломились журналисты, дознаватели и другие любители навалиться первым на горячее.

Сейчас же Крэйл меньше всего походил на человека, который не в состоянии контролировать каждое свое слово. Как раз наоборот – скорее всего, он тщательно подготовился к этому разговору. И Марори знала, что он будет не из легких.

К счастью, Крэйл не стал дожидаться ее реакции на это признание и, без предупреждения, продолжил:

– В проклятых Пустошах, кусака, – глухо, жестко подцепив ее взгляд своими, сказал он. – Мы были там целых пять дней. И именно мне, чертовому счастливчику, ты решила показать, что тоже можешь быть жестокой. Я смотрел в ее перекошенное благоговейным и незамутненным праведным гневом лицо, смотрел на ее белоснежные крылья небеснорожденный – и видел только тебя. Ты-Она, выбралась прямо из Разлома. Прошла без труда, как раскаленный нож через масло. Я знал, что Ты-Она пришла убивать, и я – единственный, кто стоит между фурией и миром проклятокровных. Знал – и не мог пошевелиться. Потому что я не хотел убивать тебя, даже если от тебя в той оболочке была лишь песчинка.