- Олег, что случилось?

- Влад разбился. Я был там с ним...

- Как это...

Лада резко ослабла и стала сползать по стене на пол. В последний момент она ухватилась за дверную ручку и это не дало ей упасть совсем. Она прижалась к торцу двери и посмотрела на Олега, какими-то несвойственными ей глазами с отчаянием и болью.

- Там был туман... на полигоне. Он видно не рассчитал со скоростью на повороте. Машина перевернулась и тут же загорелась. Мы даже подбежать не успели, - Олег с трудом произнес эти слова, глядя мимо нее. Он не мог видеть ее глаз.

Лада ни о чем не спрашивала, она закрыла лицо руками и уткнулась в дверь. Олег увидел как капли слез заструились у нее между пальцев.

- Лада, я должен тебе сказать... Я понимаю, сейчас... после всего... но тебе надо это знать.

Лада посмотрела на него таким взглядом, что она уже готова к любой новости и ее уже ничто не может тронуть или задеть.

- Я сейчас, когда приехал к тебе, встретил здесь у вашего дома Киру. Она только подъехала. Лада, она беременна. От Влада. Третий месяц. Она говорит, что это его ребенок. И она просто приехала сообщить ему об этом. Она хотела встретиться с ним.

- И что она от меня хочет, чтобы я ей алименты выплачивала? - Лада ухмыльнулась.

- Я сказал ей о том, что случилось и она упала в обморок у меня на руках. Мне пришлось отвезти ее домой. Она переживает. Я думаю, она не стала бы врать про отцовство Влада, тем более, что это легко проверить. Ты меня прости, но мне... мне почему-то жалко ее.

Ладу покоробило то, что о случившемся узнала первой не она - жена, а любовница, почти посторонний человек, пусть даже вынашивающий его ребенка. Это было несправедливо и болезненно.

- Жизнь Влада была застрахована, - сказала Лада. Ей вернулась возможность трезво смотреть на вещи и теперь она снова стала похожа на прежнюю Ладу, - Я должна получить очень приличную сумму. Возьми эти деньги и распредели поровну между его детьми. Но только сделай так, чтобы моего присутствия нигде не требовалось и чтобы я не видела ни его детей, ни их матерей.

Она встала, опираясь руками о стену, и прошла на кухню, чтобы сварить себе кофе. Олег посмотрел ей вслед и, глядя на эту стойкую, сильную женщину, ему стало спокойней и состояние безысходной грусти сменилось задумчивой рассудительностью, присущей восточной мудрости.

часть 3 

1

Белые стены, медные колокола звонницы, под сводом приоткрытые железные ворота, которые ненавязчиво приглашали войти. Лада разглядывала монастырь и внешне он ей нравился все больше; строгая аскетика, лаконичные формы, пробуждающие скорее умиротворенность, чем восторг. Девушка, немного отдохнув, снова повесила сумку с вещами на плечо и прошла внутрь, в ворота, которые, казалось, были приоткрыты специально для нее. Двое встреченных по дороге сестер-послушниц проводили ее к настоятельнице монастыря. С матушкой Антониной Лада общалась через Интернет и после настойчивых просьб девушки, монахиня пригласила ее в монастырь.

Настоятельница встретила ее на скамейке перед церковью, где проходили службы. Это была невысокая, полная женщина; у нее было румяное лицо и яркие светлые глаза, искрящиеся и выдающие внутренний покой. И действительно она не производила впечатления человека, терпящего лишения (как впрочем и остальные монахини монастыря), скорее наоборот - в каждой встреченной здесь женщине было что-то особенное, как будто они все вместе обладают чем-то, что отсутствует в светской жизни обычных людей.

Лада поздоровалась и присела рядом.

- А утро-то сегодня какое! Как спокойно и свежо, - матушка Антонина слегка нагнулась к клумбе с цветущими белыми розами, разглядывая цветы, - Последние дни перед заморозками. Вы твердо решили пойти к нам, стать послушницей? Вы видите наш уклад: нет суеты, нет спешки. Жизнь здесь одинакова и размеренна, каждый день похож на другой.

- Да, я не могу иначе. Я как будто в тисках, мне нужно освободиться.

- Я понимаю, то что вы мне написали о себе - это очень горькая правда. Потерять двух мужей - тяжело, тем более в такой короткий отрезок времени. Пусть покоятся с миром.

- Мне кажется: моя жизнь проклята. Я как будто приношу несчастье. Я виновата во всем, я нагрешила с необыкновенной силой, но мои грехи искупили эти два человека. Я сильно любила обоих, но, видимо, и заставляла их страдать. Не могу я дальше жить так, голова раскалывается от этих мыслей.

- Поймите: вы бежите от чего-то, а в монастырь приходят к чему-то. Насколько серьезен этот шаг?

- Это самый серьезный шаг во всей моей жизни. На мне тяжесть вины и я не смогу уже от нее избавиться, но я должна научиться жить с этим, переносить это.

- Вы не виноваты в случившемся. Все было предопределено. Вы сами это поймете, но для этого нужно время. Ну что ж, поживите у нас кандидаткой в послушницы пару лет, а потом, если ничего не изменится, примите постриг. Будете помогать сестрам на кухне, а жить в пристройке в келье.

Келья оказалась не такой маленькой и темной, как представляла Лада. Это было небольшое светлое помещение с деревянной кроватью и парой тумбочек. За окном росла береза и ее ветви бились в стекло во время сильного ветра и сыпали пожелтевшие листья на подоконник.

Само одноэтажное здание одним торцом примыкало к монастырю, где тоже находились кельи. Метрах в двадцати от другого его края располагалась довольно большая изба, служившая столовой и трапезной, там сестры готовили и обедали. Определение на кухню порадовало Ладу. Именно этого она, пожалуй, и хотела. Она не смыслила ничего в садоводстве и не смогла бы помогать выращивать овощи и ухаживать за цветами; шить она тоже не умела, поэтому вряд ли от нее было бы много пользы той группе монахинь, которые шили одежду для детских приютов; для сестринского дела ей бы не хватило усидчивости; в общем, Лада оказалась на своем месте. Пар и жар кастрюль ее никогда не смущали, а то, что готовили послушницы пищу в печи на открытом огне, было для нее настоящим откровением. Сестры, занятые на кухне, просыпались раньше всех - чуть позже трех часов, растапливали печи и подготавливали продукты, потом уходили к четырем на молитву, а по возвращении принимались готовить завтрак. Ладу ознакомили с содержанием постного меню и она поразилась его изобилию и тому, как из, казалось бы, скудных продуктов получаются насыщенные и питательные блюда.

Послушницы поначалу относились к Ладе настороженно, они думали, что она будет всему удивляться и совершенно растеряется у плиты перед живым огнем. Но сама обстановка и вид печи, пропитавшейся запахами разных кушаний, придали ей силы и Лада тут же закатала рукава и убрала косынку чуть выше на лоб. Готовили пироги с капустной начинкой, а в больших чанах уже варился смородиновый кисель. Сестры не стали нагружать ее работой и просили только помочь разложить пирожки на противень. Когда все блюда были готовы и уже дымились на столах, стали подходить остальные послушницы и, с благословления настоятельницы, они принялись ужинать.

Как и говорила настоятельница в монастыре действительно каждый день был похож на другие дни, а небольшой нюанс в проживание здесь привносили лишь сезонные изменения погоды, хотя образ жизни оставался тем же. Монахини одинаково вставали около четырех, вне зависимости от того вьюга валит снег, или уже поют птицы на раннюю зарю. Лада познакомилась с послушницами, но близких подруг у нее не появилось. Сестры не замечали в ней тех эмоций, которые были у них и не верили, что она может задержаться у них надолго. Темный огонь в ее глазах выдавал жгучую жажду жизни, она не могла быть в монастыре, это не подходило ее требовательной, азартной натуре. И если на этом этапе она с упорством отказывалась от прежней жизни и посвящала себя молитвам, то это не значило, что подобный стиль жизни заставит ее укоренится в этом тихом месте.

Матушка Антонина часто встречала ее по вечерам в церкви, в то время, когда уже все службы были закончены. Она понимала, что эта женщина ищет и не может найти покоя. Лада с тихой грустью вскидывала свои раскосые глаза к куполам, всматривалась в лики святых на иконах и искала ответы, но судя по тому, что это все повторялось каждый день, ответы были для нее недосягаемы.