– Не густо, – констатировал Андрей. – Хотя и любопытно…

– Все-таки кое-что есть, и весьма интересное… – возразила ему Агриппина.

– И что же ты услышала в Витиных словах сверх того, что он произнёс? – не без ехидства спросил Андрей.

– Интуиция мне подсказывает, – серьезно заговорила девушка, – что мальтийцы ввязались в ту же игру, что и мы. Этот их Миньос, случайно или нет, попал под раздачу. Остальные деморализованы жестоким убийством и уезжают. Возможно, у них просто нет инструкций, как действовать в подобной экстраординарной ситуации. Или, быть может, Миньос был у них старшим, и теперь они потеряли все ориентиры. Невидимый противник, который оказался гораздо серьезнее, чем можно было предполагать, продолжает гонку, уничтожая всё, что – вольно или невольно – встаёт у него на пути. И потому нам следует поторопиться с последним шагом.

– Надеюсь, не с нашим последним шагом, – мрачно пошутил Виктор. – Что-то конкуренты больно крутые попались…

– Не каркай! – возмутилась Агриппина.

– Я что? Я ничего! – тотчас сдался на ее милость не любивший спорить с женщинами Виктор.

– И вообще, может это простая случайность, а мы вокруг этого целый огород нагородили! – продолжала девушка запальчиво.

– Не исключено, – согласился Виктор. – Только слишком уж много совпадений в последнее время…

– Будет вам ругаться! – миролюбиво заговорил Андрей. – Очень надеюсь, что у меня в руках завтра окажется карта подземных ходов. Тогда будем действовать незамедлительно.

«Неужели нашел карту?!» – ахнула Агриппина. «Ну, ты, брат, даёшь!» – уважительно сказал Виктор.

Едва за гостем закрылась дверь, как Андрей ощутил невероятную усталость. Она жила в каждой клеточке его тела. Это было чем-то похоже на нервное истощение, но все же это было нечто другое. Он пробормотал что-то нечленораздельное в ответ на вопрос Агриппины, что с ним? – и ушел в свою комнату. Вот он опускается на диван… Агриппина заходит следом, внимательно смотрит на него, но ничего не говорит. Вот она уже сидит с книгой в руках… читает… Губы её шевелятся, и Андрей скорее угадывает, чем слышит: «Спокойной ночи, дорогой…»

Он тоже собирается пожелать ей спокойной ночи, но не может, глаза его слипаются, и он засыпает…

И тотчас, как ему кажется, просыпается. Усталости как не бывало. Но что-то ещё необъяснимо изменилось за эту долю секунды, за этот миг, вобравший в себя сразу сон и явь, забытьё и пробуждение, – что-то в окружающем мире, в нём самом – как будто всё вдруг встало с ног на голову… Или наоборот?..

Он огляделся по сторонам, понял вдруг, что катит в карете, но почему-то нисколько не удивился и принялся рассматривать внутреннее убранство: позолота, парча, мягкие сиденья. Он повернул голову и посмотрел за окно: падал снег, а вдоль улицы расставлены были солдаты – и не простые солдаты, гвардия! Росту в каждом – ого-го!

Иван Павлович некоторое время глядел, завороженный кружащими белыми хлопьями и бесконечной цепью гвардейцев, вытянувшихся во фрунт, держа ружья «на караул», повернулся в другую сторону – словно и не менял положения. Картина осталась тою же: белые вальяжные мухи опускались на эполеты, на сукно парадных мундиров, и высоченные гренадеры, вытянувшись, неизменно приветствовали каждую из четырёх «особых» карет, как того требовал ритуал.

В завершение проехали по Невскому – здесь гвардейцы казались ещё выше, их выправка была лучше, их взгляды горели преданностью. Наконец возничий повернул лошадей, и карета въехала на площадь, и, сделав почётный круг, остановилась.

– Пожалуйте, Ваше сиятельство… – услышал он голос адъютанта и резво соскочил с подножки, и в числе других чинно шествующих сановников направился в Тронный зал, где и должна была состояться церемония.

Государь сразу нашёл его нетерпеливым взглядом, Ивану стало ясно, что царь давно уже дожидается его – своего любимца и крестника.

Церемония вот-вот начнётся, и вот уже граф Литта в алом своём облачении входит, предваряемый глашатаями. Глашатаи вскинули трубы, сверкнувшие золотыми раструбами, и действо началось.

Иван замер, заворожённый красотой церемонии. Он стоит на ступенях тронного места, вокруг него – придворные, высшие сановники Церкви, он замечает расшитые золотом ризы митрополита Гавриила, архиепископа Евгения Булгариса.

Граф Литта торжественно ступает в сопровождении свиты – трёх кавалеров и секретаря посольства. Они несут подушки из золотой парчи, на которых – часть десницы Иоанна Крестителя, кольчуга, специально изготовленная на Мальте, и знаки Ордена, тайные и явные, которым предстоит стать залогом могущества Императора, его силы и власти.

Троекратно поклонившись, граф Литта вручает Государю свиток, перевязанный лентой – верительную грамоту. Он произносит речь, он говорит по-французски, и главный смысл его витиеватых фраз – это просьба, обращённая к Государю. Не согласится ли Государь принять под своё покровительство орден Святого Иоанна Иерусалимского?

Все ждут ответного слова, все затаили дыхание. Иван Павлович не исключение. Он помнит, что в соответствии с церемониалом ответ от имени Государя должен произнести граф Ростопчин. Вот он выступает вперёд – вальяжный и одновременно по-военному собранный, вот он начинает говорить. Император Павел Первый готов оказать Ордену поддержку и покровительство.

Церемония продолжается. Государь принял от графа Литты кольчугу, вот он берёт с подушки цепь, на которой блистает знак ордена Святого Иоанна Иерусалимского – и надевает на шею. Вот он укрепляет чёрный бант с белым восьмиконечным крестом на левом плече Государыни Марии Фёдоровны. Вот великий князь Александр преклоняет колено, а Государь без мантии, сменив корону на треугольную шляпу, обнажив шпагу, трижды бьёт плашмя по левому плечу его, возводя наследника в рыцарское достоинство. Он вручает ему шпагу и, возложив на великого князя знак Мальтийского ордена Большого креста, целует его троекратно, знаменуя посвящение в рыцари.

Основная церемония завершена, граф Литта в сопровождении секретаря и кавалеров отправляется вручать кавалерские знаки Мальтийского ордена младшим членам императорской семьи.

Но граф Кутасов не торопится… В какой-то момент он словно впал в прострацию, отключился от своего внутреннего хронометра, и пропустил кульбит, который сделало время – беззаконной волной плеснуло, прервав своё мерное течение. Был ли это умопомрачительный скачок, выхвативший из памяти графа дни и недели обыденности, либо же с момента окончания первой церемонии прошло всего несколько минут? – выйдя из странного своего состояния Иван Павлович не смог бы ответить на этот вопрос, да и не это его занимает. Он знает (откуда пришло это знание? Кто-то из придворных шепнул, передавая волю Павла, или в приватной беседе сообщил лично Самодержец Всероссийский?) – предстоит тайный ритуал; в узком кругу посвящённых: посол Мальтийского ордена в России граф Литта примет от императора Павла на хранение магические знаки императорского могущества, важнейший залог обещанного покровительства, символ Высочайшего доверия, оказанного Мальтийскому ордену.

«Прошу вас, ваше сиятельство… Государь ждёт», – здесь слова звучат торжественным полушёпотом, Иван Павлович движется по анфиладе комнат, которая завершается тем самым залом, где и состоится основное действо.

На двух парчовых подушках, скрытые золотыми покрывалами от глаз людских, лежат Нечто. Первое и второе Нечто под двумя роскошными покрывалами – два магических предмета, которые император намерен передать ордену

– Я пригласил тебя, Иван – быть шафером моим перед Богом. Я уверен в тебе, как в себе самом, и пусть твоё присутствие здесь послужит лишним подтверждением моего к тебе расположения – более отеческого, нежели царского; я ведь не только Государь твой, но и крёстный, – произносит Павел скромно и торжественно.

Зал, где предстоит пройти Скрытому Церемониалу, более чем скромен. Вновь появляется граф Литта, подобострастно кланяется императору и застывает в почтительном отдалении. Его сопровождает лишь секретарь, но и тот удаляется по условному сигналу.

Государь резким движением сбрасывает первое покрывало. Подобно подстреленной золотой птице, опускается оно на паркет, и в руках Павла Кутасов видит простенькую дощечку, испещрённую диковинными значками. Это руны – символы, призванные дать властителю своему власть над миром, могущество, богатство, силу. Древние легенды Севера живописуют обретение рун через очищение страданием. Но сами по себе руны – лишь каракули, не имеющие применения. Для того чтобы заклинание начало действовать, они должны соединиться с предметом, обозначенным в первом символе – «тайное». «Тайное» – на второй подушке, и покрывало по-прежнему скрывает его от глаз людских.

– Тайное останется втайне, – провозглашает Государь, и приближается, чтобы собственноручно вручить мальтийцу руны и второй предмет, который, по желанию Павла, остаётся скрыт от присутствующих до конца ритуала.

Граф Литта снова кланяется, и благодарит. Он, кажется, действительно растроган. Он говорит по-французски, но, обращаясь к Павлу, именует его по-немецки Гроссмейстером. В одной руке посла – дощечка с рунами, во второй – подушка, золотое покрывало и между ними – Тайна. Держать оба эти предмета не очень удобно, и, точно почувствовав это, секретарь графа Литты опять возникает – бесшумный и предупредительный, своим появлением он словно закрывает церемонию, которая была слишком интимной и потому не требовала соблюдения всех условностей придворного этикета.

Граф Литта удалился, сопровождаемый секретарём, а Государь вдруг обнял крестника своего, а потом отстранил и произнёс, указуя перстом на знаки: