Выгнали Быкова по поводу, который выглядел просто смехотворно. Один из его информаторов доверительно сообщил проверяющему чину, что Быков неоднократно распивал вместе с ним на конспиративных встречах горячительные напитки. Оправдываться Быков не собирался. Он прекрасно понимал, что выпивка здесь ни при чем и с ним просто рассчитались за строптивый характер. Он не писал прошений и апелляций, просто собрал свои вещи и ушел.

Реабилитация же, которую имел в виду Крапивин, произошла без малейшего участия Быкова. Дело в том, что тот самый информатор, убежденный в том, что верно почуял господствующее направление ветра, с усердием принялся обличать некоторых других сотрудников, с коими ему приходилось иметь дело. Тех тоже быстренько повыгоняли; однако, не будучи подобно Быкову столь равнодушными к своей репутации, они разослали в инстанции огромное количество жалоб. Все эти жалобы, конечно же, последствий долгое время не имели и иметь не могли, но когда министра-чистилыцика оперативно отправили на пенсию, о жалобах вспомнили и приняли к новому рассмотрению.

К тому времени информатор сидел в тюрьме: его надежда на покровительство высоких инстанций в благодарность за активное содействие оздоровительным процессам в органах внутренних дел не оправдалась. Никто не стал его вытаскивать, когда он попался на очередной крупной спекуляции антиквариатом. Информатор очень обиделся и принялся отрабатывать назад. Когда проверяющие новой волны вызвали его для беседы из камеры, информатор немедленно покаялся, сообщив, что клеветал исключительно по подсказке сверху и по причине врожденной веры в правильность текущего курса партии и правительства.

Безвинно пострадавших восстановили на работе с компенсацией вынужденного прогула. Быкову тоже предлагали подать соответствующую просьбу, но у него в душе уже все перебродило и перегорело, оставив лишь твердый осадок брезгливости. Вспомнив свою первую специальность, Быков шоферил, гоняя в дальние рейсы, а когда в стране начался быстрый расцвет торговых кооперативов, полностью переключился на обслуживание этой области возрождаемого частного сектора. Машины тут, правда, были намного хуже, чем на государственных предприятиях, но высокая зарплата вполне оправдывала эти трудности…

* * *

На шестнадцатом километре от города Быков заметил «хвост». Серая «волга», приставшая к ним где-то на выезде из города, четверть часа кряду скромно держалась метрах в двухстах позади. Быков то увеличивал скорость, то сбрасывал газ, убеждаясь всякий раз, что «волга» неизменно сохраняет прежнюю дистанцию.

Эти маневры не укрылись от Озода, он удивленно спросил:

— Ты что делаешь, Костя?

— За нами «волга» идет от самого города как приклеенная. Ты не знаешь, кто это может быть?

Озод хотел высунуться из кабины, чтобы разглядеть получше, но Быков одной рукой втянул его обратно.

— Если хочешь, в зеркало посмотри. Пусть считают, что мы их не приметили.

— Такая «волга» у Роберта Ганиевича есть, — сообщил Озод спустя минуту. — Тоже серая.

— И номер такой же?

Озод немного подумал.

— Номер я не знаю, — сказал он. — Что им нужно, как ты думаешь?

— А вот этого я не знаю, — ответил Быков,

— Наверное, из-за этой паршивой девчонки, — Озод воздел руку к потолку кабины. — Такая молодая и столько неприятностей! Я так удивлен, что уважаемый Сапарджон не сумел ее воспитать.

— А может быть, сам Роберт Ганиевич? — предположил Быков. — Проверяет, как мы работаем?

Озод еще ненадолго задумался, потом отрицательно покачал головой.

— Разве у него других дел нет!

Видно было, что он сильно расстроился. Озода страшили возможные неприятности, в которых он сам отчасти был повинен. Да и Быкову неприятности были не нужны, он хмуро крутил баранку, размышляя, что делать дальше, как вдруг услышал встревоженный возглас Озода.

— Эх-ха! Догоняют!

«Волга» увеличила скорость и быстро приближалась. Вот она поравнялась с трейлером и, не сбавляя хода, ушла вперед. Еще несколько минут Быков с Озодом следили за ней, потом прямой участок трассы закончился, и «волга» скрылась за поворотом.

— Вот и все проблемы, — пробормотал Быков скорее с вопросительной интонацией.

Громко и облегченно вздохнул Озод.

Дорога была легкой. Чуть пошевеливая рулем, Быков вел трейлер на одной и той же передаче мимо домиков, полускрытых поблекшей зеленью садов, которые внезапно сменяла то первобытно-дикая россыпь камней на склонах холмов, то ухоженные ряды виноградников, спускающихся к самому асфальту аккуратными ступенями. И все же тревога до конца не проходила. Быков предчувствовал, что развитие событий еще впереди.

Дорога сделала два плавных поворота, а за третьим, на площадке отдыха, их поджидал канареечный милицейский «уазик» и дорожный инспектор с полосатым жезлом.

— Ай-ай! — Озод обреченно полез за деньгами в сумку. — Даже сто километров не проехали…

Дорожный инспектор на этот раз был в звании капитана, но тоже с красивыми усами. На этот раз изучение путевого листа, накладных и всевозможных разрешений было весьма тщательным. Но и прочитав все, капитан бумаг не отдал.

— Покажи машину! — потребовал он.

— Пожалуйста, — пожал плечами Быков. — Что-нибудь не так, товарищ начальник? Ищете кого?

— Мы всегда ищем, — риторически ответил тот.

Озод суетился рядом, пытаясь вмешаться, но капитан на него внимания не обращал. Инспектор прошелся вокруг трейлера, зачем-то стукнул сапогом по скату и заглянул под днище.

— Открой! — показал он на дверцы фургона.

Мельком глянув на штабели ящиков с виноградом, он отправился к кабине, забрался на водительское сиденье и ткнул пальцем в дорожную сумку Быкова.

— Это что?

— Вещи мои, — хмуро сказал Быков.

— Покажи!

Быков расстегнул «молнию» и под бдительным взглядом капитана перебрал свой багаж. После этого капитан принялся тщательно обыскивать кабину. Он занимался этим минут пять, а тем временем из-за следующего поворота мягко вырулила серая «волга» и встала на площадке рядом с «уазиком».

— Сейчас, подожди, — сказал капитан, направляясь к «волге».

Наклонившись к опущенному стеклу, он о чем-то кратко посовещался с сидевшими в салоне, хмуро взглянул на Озода и Быкова, затем, не сказав им ни слова, забрался в свой «уазик» и уехал.

— Бумаги! — ахнул Озод.

— Не бойся, бумаги здесь остались, — мрачно усмехнулся Быков.

Дверцы «волги» распахнулись с двух сторон, и оттуда вышли двое — мужчина с широким гладким лицом и сединой в черной шевелюре и здоровенный парень довольно тупой наружности. Всю пачку документов мужчина небрежно держал в руке.

— Какой неудачный рейс у вас получается! — поцокал он языком с деланным сочувствием.

— Почему? — взволнованно спросил Озод. — Что такое?

— Сами себе проблемы придумываете. Зачем? С этой девушкой…

— Не надо нам никаких проблем, уважаемый! — воскликнул Озод. — Не надо девушку! Она с нами просто хотела до Ташкента ехать. Мы не знали, что за девушка, а когда узнали — сразу высадили. Да! Передайте уважаемому Сапарджону…

— Подожди, — остановил его поток мужчина. — Сапарджону сам все расскажешь, если захочешь. Я с ним незнаком.

— Незнаком? — изумлению Озода не было предела.

— И с дочкой своей он сам пусть разбирается. Мы по другому делу. Она вам отдала бумаги. Их нужно вернуть, дорогой.

— Какие бумаги? — ошеломленно спросил Озод. — Костя, она тебе давала бумаги?

Быков тоже сделал круглые глаза и честно ответил «нет».

— Мы не знаем, какие бумаги, уважаемый, клянусь! — Озод ударил себя в грудь. — Мы в город из совхоза вернулись, и она сразу вышла. Честное слово!

Искренность Озода не вызывала никаких сомнений, и мужчина заколебался.

— А если как следует подумать?

— Пожалуйста! — немедленно согласился Озод. — Как скажете, так и подумаем. Я правду говорю!

Мужчина долго сверлил взглядом Озода, затем так же пристально посмотрел на Быкова.

— Хоп, — сказал он, приняв решение. — Мы еще встретимся. Очень скоро встретимся. А вы пока подумайте. Поищите получше. Может, она бумага забыла где-нибудь? Или оставила?