Изменить стиль страницы

Вторая волна.

Смерть, как казалось тогда, окончательная.

И первое, что она сделала после своей смерти, — направилась прямиком к Вердену. Она не желала возвращаться в совет, но ей нужно было что-то, на что она могла бы растратить оставшуюся у нее силу. Не для того, чтобы отвлечься или забыться, мертвые не ищут забвения, а для того, чтобы… Она не знала. Не понимала, зачем ей это. Незачем…

Но правитель принял ее.

Ее силу.

Ее опыт.

Ее смерть, открывшую перед ней новые грани дара.

При жизни она принадлежала лишь одному мужчине, потом — никому. Тело, лишенное души, стало послушным инструментом. Отмычкой, которой можно отпереть тайны чужого разума. Лекарством, способным заглушить самую сильную боль…

Оружием, которое однажды повернули против нее самой.

Мальчишка. Глупый неопытный мальчишка. Но шеар — носитель крови четырех. Все, что подвластно альвам, живым и мертвым, было доступно и ему.

Она была с ним с первого дня. Направляла, поддерживала. Помогала свыкнуться с новыми реалиями, осознать свою силу. Помогала, но даже помыслить не могла, что он решит ответить ей тем же, и слишком поздно поняла, что из целителя превратилась в исцеляемого. Только тогда, когда лечение стало болезненным. Когда ей раздробили неправильно сросшееся сердце и обнажили старые раны, содрав закаменевший струп, который она уже привыкла считать кожей…

И плакала, впервые за долгие годы. И вспоминала.

И радовалась тому, что плачет и помнит.

И чувствует… боль. Такую сильную, что, да, за это можно было бы возненавидеть…

Но если ты провел вечность в темноте, возненавидишь ли ты солнце за возможность снова видеть, пусть даже сквозь слезы?

Способна ли эта девчонка понять такое? Человек, чье восприятие реальности ограничено условными понятиями. Любит — не любит, хорошо — плохо, много — мало.

Но Софи все еще ждала ответа…

— Не лучшее место для разговоров, — послышалось неожиданно, и девушка, негромко вскрикнув, отшатнулась от материализовавшейся рядом с ней женщины. — И не лучшее время, — добавила та.

— Простите, если потревожили, шеари Йонела — начала Лили с почтением, которое, если в том была нужда, давалось ей без труда, но сильфида лишь отмахнулась.

Облетела Софи по кругу, разглядывая с нарочитой бесцеремонностью, и скривилась, обернувшись к альве:

— Людям доступ во дворец открыт лишь в исключительных случаях.

— Случай исключительный, — заверила Лили. — Это невеста шеара Этьена.

— Да? — старая шеари еще раз придирчиво оглядела девушку и хмыкнула: — Ну что ж, каждый выбирает по себе.

— Каждый выбирает по себе, — произнес задумчиво Холгер.

Правитель лежал на покрывале, устроив голову на коленях у жены, но Арсэлис чувствовала, что мыслями он не здесь, а в высокой каменной башне, примыкающей к восточному крылу дворца. Слушает, наблюдает, готовый в любую секунду вмешаться.

— Я люблю свою мать, — сказал он, словно продолжал прерванный ненадолго рассказ. — Но было время, когда я всерьез недоумевал, почему из всех женщин Итериана отец выбрал именно ее. Ты же помнишь его? Уравновешенный, немногословный, серьезный. И рядом она: ураган эмоций, колкости, насмешки. Никогда не смолчит. А если разойдется, и на пол спустится ради того, чтобы ногой топнуть. И вазу из тончайшего альвийского фарфора о стену швырнет… А потом я понял, что именно такая ему и нужна. Жизнь шеара — бесконечное служение. Иногда приходится делать то, с чем ты сам внутренне не согласен. Сомневаешься, верно ли ты истолковал волю четырех, не было ли другого способа. Иногда… Иногда просто устаешь. Хочется, чтобы все это закончилось…

Он с силой зажмурился, и Арсэлис, заметив это, обняла сильнее, склонилась, так что ее длинные волосы упали вниз, на какой-то миг пряча правителя Итериана под мягким шелковым пологом. От тревог. От ненужных мыслей.

Поцеловала в нахмуренный лоб.

И выпрямилась.

Отпустила, позволив рассказывать дальше.

— Отец, при его характере, мог просто уйти в себя. Закрыться ото всех. Но рядом была мать с ее вздорностью, язвительностью, временами — даже склочностью. Она не позволяла ему замкнуться. Только она могла разговорить его, а если нет — провоцировала на спор. Могла организовать спонтанный праздник и весь вечер развлекать отца ехидными замечаниями насчет приглашенных. Могла скандал устроить, причем такой, что отцовской выдержки и на полчаса не хватало, и его прорывало… Отчаяньем, обидой — не на нее, а вообще. Понимаешь? Она вытягивала его на свет из тесной раковины, в которую он так и норовил забиться, и заставляла жить.

Холгер поймал и прижал к щеке руку жены. Потерся с нежностью, напомнив напрашивающегося на ласку кота.

Шеар хранит Итериан и все миры великого древа. Но кто хранит самого шеара?

Может быть, женщина, которая не пожалеет альвийского фарфора, чтобы только ее мужчина не остался один на один с переживаниями и сомнениями?

Или та, что будет сидеть рядом, молча разбирать спутавшиеся волосы и слушать. Та, что никогда не упрекнет, не скажет и не спросит лишнего. Не станет устраивать скандалы по пустякам — ведь не каждому это нужно. Кому-то достаточно того, что есть кто-то, кто примет его со всеми достоинствами и недостатками, ошибками и секретами… внебрачными сыновьями и давними любовницами…

Каждый выбирает по себе.

Главное, не ошибиться в выборе.

Глава 26

Софи знала, что что-то должно случиться. Чувствовала это с того самого дня, как Тьен вернулся. Но подобного и представить не могла.

Другой мир, хранилище памяти, белый каменный шар, чужие жизни, промелькнувшие перед ней… Не может же это все быть на самом деле?

Могло. И было.

И ее Тьен — совсем не Тьен, и, наверное, даже не ее…

Девушку буквально раздирало изнутри. Хотелось кричать и плакать. Или лечь на каменный пол, свернуться калачиком и умереть. Она с трудом контролировала себя, чтобы поддерживать хотя бы подобие разговора с приведшей ее сюда женщиной.

А потом появилась еще одна. Тоже молодая, красивая сияющей нечеловеческой красотой. Но не альва. Другой тип внешности. В Лили не чувствовалось хрупкости, стройная и изящная, она вместе с тем выглядела крепкой и сильной, твердой — как камень, как земля. А эта, с белыми, заплетенными в толстую длинную косу волосами и большими серо-голубыми глазами, казалась невесомой… Да и летала к тому же.

Значит, сильфида.

Софи сама удивилась, с какой легкостью признала этот факт.

— Это невеста шеара Этьена, — представила ее незнакомке Лили.

— Да? Ну что ж, каждый выбирает по себе. Главное, не ошибиться в выборе, правда?

Сильфида остановилась напротив Софи. Ростом она была выше девушки и вдобавок к этому парила в воздухе в нескольких дюймах от пола, а потому на гостью смотрела сверху вниз.

— Ты уверена, что сделала правильный выбор? — прищурилась сильфида. — Вы ведь такие разные. Ты — человек, он — шеар. Ты с трудом носишь свое хлипкое тельце, а он способен своротить горы, в прямом смысле. Он проживет долгую жизнь, а ты — бабочка-однодневка… Продолжать?

— Не надо, — стиснув зубы, выдавила Софи.

Сказанного уже достаточно, чтобы разрыдаться. Но она не доставит им такой радости.

Кто они вообще такие? Чего добиваются?

Хотят, чтобы она отказалась от Тьена? Не дождутся! Если она и решит его оставить, он узнает об этом первым. Он, а не какие-то там… сказочные существа!

— Ты должна понимать, с кем имеешь дело, — вкрадчивый шепот сильфиды напоминал шипение змеи.

— Я понимаю.

— В самом деле?

— Да.

— Подумай…

— Я подумала, — твердо произнесла Софи. — И я все понимаю. Да, он — шеар, а я — человек. И что в этом плохого? Он сильный? Хорошо. Будет, кому носить на руках мое хлипкое тельце. Проживет намного дольше? Значит, мне не придется хоронить и оплакивать его. И не нужно волноваться, что после моей смерти некому будет позаботиться о наших детях. И внуках. И правнуках…