Рядом с дорожкой для пешеходов вытянулась в струнку велосипедная дорожка. Непрерывно слышится легкое шипение шин — это мчатся спортсмены и спортсменки, весело перекликаясь. За велосипедной дорожкой — опять участок парка, а дальше — автобусная, хорошо асфальтированная дорога. Трамваев здесь нет, они давно заменены автобусами. За дорогой еще одна парковая прослойка, за ней стена дома, но ты можешь и не увидеть ее, так как дома здесь разбросаны на значительном расстоянии друг от друга. Они стоят как замки, окруженные парками.

В парках там и сям виднеются красивые киоски — книжные, закусочные, кондитерские, с минеральными водами, фруктами. Но, Фриц, мужайся, мой друг, я сражу тебя ужаснейшим известием: не только в парке, но и во всем городе нет ни одного табачного киоска, ни одного табачного магазина, ни одной сигары, папиросы, трубки! Не правда ли, «это ужасно»?!

— Не хотите ли пройти вот сюда, направо, — предложил мне Ник.

Мы повернули в тенистую каштановую аллею. Она вывела нас на довольно широкую круглую площадку с фонтаном посредине. Площадку окружали мастерски сделанные статуи вождей мирового пролетариата и несколько групп. В реалистичных и одновременно простых и понятных символах они изображали основные этапы борьбы пролетариата и построения социализма. Об этой площадке скульптуры можно было бы написать целую книгу… да она кажется и написана. Я был удивлен и восхищен….

— Кто творец этих великолепных статуй? — спросил я своего проводника.

— Рабочие наших заводов, — отвечал он просто. — Среди них есть много отличных музыкантов, скульпторов, живописцев, поэтов..

— Но ведь тут нужна школа, а школа требует времени, упорного труда для преодоления техники.

— Ну, и что же? — спросил Ник. И он пояснил, что все это — результат разумного использования досуга, которого у социалистического рабочего больше, чем у рабочего буржуазных стран.

— Ведь мы работаем всего пять часов, а предполагаем работать даже меньше. При правильной организации труда, производства и распределения, какие существуют у нас, этого вполне достаточно, чтобы обеспечить нас всем необходимым. Но не думайте, что мы используем свой досуг только для забавы и отдыха. Если бы это было так, мы пошли бы не вперед, а назад, и социализм создал бы только застой тупого довольства. Нет, наш досуг наполнен очень «энергиченским» содержанием. Как старый, рачительный хозяин-собственник не переставал заботиться о своем клочке земли, о своем маленьком хозяйстве, так и мы, не считаясь с временем, заботимся о нашем социалистическом хозяйстве. Мы не перестаем заботиться и о тех, которые еще стонут под игом капитала. На все это уходит немало времени, пожалуй, не меньше двух третей свободного времени. Затем физкультура, потом занятия любимыми искусствами и наконец развлечения. Кстати, известно ли вам, что у нас уже создан новый наркомат — культуры и быта, который занимается вопросами наиболее разумного использования рабочего досуга и организации нового быта? Благодаря разумному использованию досуга, у нас почти каждый рабочий имеет несколько специальностей. Одни ушли в науку, другие — в искусство. У нас есть кочегары-химики и водопроводчики-журналисты, токаря-астрономы, фрезеровщики-скульпторы. Одно другому нисколько не мешает. Исключительным дарованиям — музыкантам, поэтам, писателям — предоставлено право заниматься исключительно искусством. Но даже самые даровитые из них периодически возвращаются на фабрику: смена труда, по их словам, не только не отражается неблагоприятно на творчестве, но даже стимулирует его.

Тут я выразил сомнение:

— Я могу понять, что, скажем, котельщик может быть астрономом, даже живописцем. Но может ли кочегар выхолить нежные гибкие пальцы, нужные для скрипичного виртуоза? Может ли забойщик-шахтер быть пианистом?

— Ну, значит они будут не музыкальными виртуозами, а астрономами, — улыбаясь, ответил Ник. — Однако с каждым годом машина все более облегчает тяжкий физический труд и таким образом предохраняет человеческий организм от излишнего огрубения. Я уже не говорю о том, что целый ряд производств требует тонких, чувствительных как у пианиста пальцев, — например, производства точных инструментов, карманных часов, вольфрамовых нитей для электрических лампочек. Конечно, есть трудности, которые мы не можем еще преодолеть. Ведь вы видите перед собою не пресловутый «рай на земле», а только совершенствующееся человеческое общество. Факты однако, налицо: простые рабочие создали вот эти статуи, рабочие играют в наших театрах, поют в опере, пишут картины, изготовляют в свободное время ручным способом изящные вещицы для украшения наших жилищ и общественных зданий. От гармошки, от «баяна» рабочий поднялся до сложного электрического симфоническою рояля с тремя клавиатурами, педалями и массой регистров, и он владеет этим инструментом не хуже, чем своим станком… Ну, а теперь я покажу центр нашего города.

— Все ж таки у вас есть центр?

— Да, но он имеет совсем иное значение, чем в старых городах. Там жили аристократы, здесь у нас помещаются… Впрочем вы сами сейчас увидите!

Но прежде чем мы дошли до площади Революции, мне пришлось еще раз остановиться. Мы подошли к стене зеленеющих кустарников, которые прорезала узкая асфальтированная дорожка. Сделав несколько шагов, я вскрикнул от восторга. Перед нами был настоящий карликовый японский садик. Собственно говоря, это был овраг. Но что сделала культура с этим оврагом! По склонам его струились и весело прыгали маленькие водопады, по дну протекал чистый ручей, впадая в водоем с фонтаном посредине и красными рыбками в воде; через ручей там и сям были переброшены легкие изящные мостики. Беседки, обвитые плющем, манили в густую тень, среди зелени и цветов виднелись небольшие статуи детей, лебедей, животных. У второго водоема, в самом углу, стояла прекрасная скульптурная группа — маленький ребенок, пухлый, как амур, привел на водопой пару львят, которые наклонились над водой, как пьющие кошки, И цветы, цветы! Каскады цветов!..

— Я помню еще то время, — сказал Ник, — когда на эхом месте был заброшенный дикий овраг, где росла крапива да репейник. И вот, что мы сделали. Это была затея ребят.

Мы медленно перешли «овраг», поднялись на другую сторону и сразу попали на широкие площадки, залитые солнцем. Здесь были теннис, футбол, пушбол, баскетбол, волейбол и еще много других, неизвестных мне, видов спорта. Все площадки были полны играющими — женщинами, мужчинами, молодыми и старыми.

— Здесь никогда не бывает пусто, — сказал мне Ник.

Я не мог не остановиться. Уж очень любопытны здесь были виды спорта. По словам Ника, некоторые из них были позаимствованы у малых народностей, населяющих СССР. Вот, например, сооружение, которое я сравнил бы с огромным барабаном в три метра в диаметре и в метр высотою. На этом барабане стоит молодая девушка в спортивном костюме и подпрыгивает. Барабан пружинит, — вероятно на нем натянута кожа или толстая резина, — и девушка взлетает все выше и выше. Окружающие поощряют ее возгласами одобрения. Игра состоит в том чтобы, подпрыгнув, опуститься на ноги и не упасть, вновь подпрыгнуть и вновь опуститься. Поразительно! Эта девушка кажется невесомой. Она подпрыгивает все выше и выше — на метр, два, три, четыре, пять, шесть! — и ловко становится на ноги для нового прыжка. Но вот прыжки становятся ниже и ниже, и девушка сходит с барабана под аплодисменты. Вслед за нею на барабан взлезает мужчина средних лет и под одобрительно насмешливые возгласы начинает подпрыгивать. Второй, третий прыжок, — и он летит вверх ногами, падает на спину и начинает взлетать кверху то боком, то головой в самом беспомощном положении. Смех и крики. Неудачник сползает с барабана, безнадежно махнув рукой.

А дальше перелетают — вернее перепрыгивают — через площадь люди с привязными небольшими воздушными шарами, которые уравновешивают вес их тела. Человек «ничего не весит» и при малейшем прыжке отделяется от земли. Помнится, такой спорт был изобретен в Америке. Но какая ловкость и точность у этих летучих людей! А вот нечто совершенно невиданное. У спортсменов на подошвах прикреплены вероятно пружины, потому что эти спортсмены прыгают так, как впору прыгать только блохе. Этот спорт требует большей ловкости и грозит большим риском, чем прыжки на барабане. Но прыгуны очевидно хорошо тренированы и ловко перепрыгивают через киоски и даже через небольшие деревья.