Любимый серьезно посмотрел на нее.

— Ты готова? — спросил он. Она поспешно кивнула и вытерла мокрые, ободранные пальцы об куртку.

— Готова. Ты пойдешь вперед?

Каменная лестница вела глубоко под землю. Не говоря ни слова, они взялись за руки и, подсвечивая фонариком, на ощупь, шаг за шагом возвращались в прошлое. Первое, что они почувствовали, это запах камней, старого дерева и чего-то сухого и слегка подгнившего. Старая кожа? Пергамент? Узкий коридор вел мимо двух крошечных камер и оттуда к проходу, начинавшемуся на уровне колен. Для Саммер все это по-прежнему было незнакомым.

— Это был вход за зеркалом.

Голос Любимого звучал глухо, пыль оставила светлую полосу на его пальто, когда он протиснулся в щель. Саммер, набравшись смелости, последовала за ним. Первым, что бросилось ей в глаза, были своды и кожаные обои. Воспоминание наконец-то отважилось выбраться из темноты на свет.

— Голубой и золотистый, — прошептала она. — Индиго приказал разрисовать их по моим эскизам. Я любила этот голубой цвет!

Саммер взяла у Любимого фонарик. Когда она, войдя в огромную комнату, медленно поворачивалась кругом, фонарик постепенно освещал ее прошлое.

Самое странное заключалось в том, что время здесь внизу словно остановилось, как последняя секунда жизни. Зеркало рядом с камином хоть и потускнело, но осталось целым. Камин был забит. За все эти годы в шахту надуло много всего, землю, листву и камни, перекрывавшие своды наверху. Вид камина оставил след в душе Саммер. «Сердце Любимого. Здесь оно билось в последний раз».

Саммер быстро отвернулась. И обнаружила кровать. У изголовья две скульптуры в виде пытающихся подняться в воздух лебедей. Филигранные перья были вырезаны из тысяч пластинок из слоновой кости. На кровати, конечно же, не было матраца, она была гладкой и жесткой как спальное место Зори. Это был самый дорогой подарок Индиго. У Саммер было ощущение, что она только что встала с кровати из слоновой кости – нет, как будто ее застали врасплох и стащили с нее. На рассвете, когда ворвались солдаты и связали ее, полусонную, когда место рядом с ней еще было теплым от кожи Любимого. Пыльное, шелковое одеяло потеряло цвет и тонкую структуру, но все еще лежало на полу. Рядом лежали потускневшие осколки графина, который она сбросила со стола в борьбе с солдатами.

«Я не чувствую... ничего», — удивленно подумала она. — «Как будто я совершенно пуста!»

Любимый не выдержал увиденного. Он решительно подошел к кровати и в ярости сбросил на пол, все, что лежало на ней: меха, шелк и смятые подушки. В воздух поднялось облако пыли. Гнилой, животный запах, и запах земли. Любимый достал зажигалку и свечи, подаренные ему животными-бегунами, зажег их и поставил возле камина.

— Я должен разгрести камин, — неохотно сказал он. — Мы не можем рисковать и разводить костер, но нам нужна хотя бы шахта, через которую проходил бы воздух.

Это было необычное ощущение поздно ночью забраться в кровать. Они придвинули ее к стене, словно хотели изменить что-то в комнате и положили на нее свои меха и пальто, а остатки мебели и зеркало убрали в маленькие помещения. Таким образом, камин более менее освободился.

— Здесь нас никто не найдет, — сказал Любимый. — По крайней мере, до тех пор, пока не закончится штурм цитадели. Потом можем переночевать у бегунов. Или попытаемся через несколько недель попасть в Карс. Если повезет, успеем перед снежными штурмами, корабли еще будут плавать.

— На юг?

Ее собственный шепот показался ей очень громким.

Саммер представила будущее, заманчивое, красочное и теплое. «Если ты не скажешь, он никогда не узнает», — прошептал заговорщицкий голос в ней. Все было бы так просто. «Еще одна ложь, но ей даже не нужно открывать рот. Настанет день, и он забудет свое сердце». Но когда Саммер открыла глаза, её взгляд уперся в камин, похожий на зияющую глотку монстра. Ее бабочки сидели на каминной полке как напоминание в виде черепов, для того чтобы она не забывала, кем была. Немое обвинение, дававшее ей понять, что она была на дне, в подвале своей души.

Теплая рука Любимого лежала на пульсирующей ямке между ее горлом и ключицами. Он задумчиво гладил ее кожу. И, конечно же, сразу почувствовал, как ее пульс забился учащеннее.

— Что такое?

Еще никогда ей не требовалось столько смелости. Но все-таки она не могла при этом смотреть ему в глаза.

— Твое... твое сердце...

Любимый резко перестал гладить ее.

— Да? Ты помнишь?

Надежда в его голосе была невыносима для Саммер.

«Дороги назад нет. Больше никакой лжи».

— Теперь я... знаю, что с ним сделала. Я сожгла его.

Тишина в комнате приобрела вес гранита. Бабочки так быстро скрылись в темноте, как будто открылись двери самых темных комнат. Рука на ее шее напряглась.

— Сожгла? — спросил Любимый, не веря своим ушам.

Больше не было возможности объясниться, никаких отговорок.

— Да. Мне бы очень хотелось сказать, что я сделала это, только чтобы спасти тебя. Но мои воспоминания говорят о другом. Я была Зоря, хотела владеть тобой. И украла твое сердце, чтобы ты не мог умереть. Ты любил приключения, в каждом бою был в первых рядах. В те времена Индиго вел много войн. Я боялась, что ты можешь умереть. Я не хотела потерять тебя и испытывала ревность при одной мысли, что тебя могла поцеловать другая Зоря. Это я была той женщиной в белом, Зорей, которая считала, что ты принадлежишь ей, и только ей.

Любимый так медленно убрал руку, словно это была рука старого человека. Только сейчас Саммер отважилась бросить на него робкий взгляд.

Любимый смотрел в старый камин, он был бледен и так сильно стиснул зубы, что на его челюсти выступили мускулы. Саммер хотела обнять его, но ей не хватало смелости сделать это.

— Это значит, мое сердце... навсегда...?

— Да.

Ее голос был едва слышен.

— Потеряно. Пока я существую, отведенное тебе время стоит. Если бы ты не помешал мне довести дело с Индиго до конца, твоя жизнь продолжалась бы, пока однажды...

— Прекрати!

Его крик глухим рокотом отразился от стен. Он вскочил, сверкая на нее глазами.

— Как долго ты уже это знаешь?

В глазах Любимого читалась боль от пережитого предательства и безграничная злость на Саммер. Но в этот раз у нее не было возможности спрятаться за какой-то ролью, которая бы защитила ее.

— Несколько дней... незадолго до того как отправиться в лагерь. Я часто хотела сказать тебе, но…

— Знаешь, что ты наделала?

— Я тоже кое-что потеряла! — крикнула она. — Мы уже не те люди, что были раньше, Любимый! Те двое, которые тогда любили друг друга, были...

Он цинично рассмеялся и покачал головой.

— И это твое извинение?

— Нет, просто вопрос. Мы любим лишь то, что уже прошло?

Любимый выругался, развернулся и, не говоря ни слова, выбежал из комнаты.

В эту ночь он не вернулся. Она думала, что была одинока в Маймаре и других городах, но только сейчас поняла, что такое истинное одиночество. Без него, без Зоря, которых ей, несмотря ни на что, не хватало.

Сегодня она лежала в обнимку с женщиной в белом. Близнецы, но при этом такие разные – Тьямад и Саммер, каждая по-своему любившие одного мужчину. Одна, желавшая владеть им, бескомпромиссная как Зоря, другая, преданная, смеющаяся и ссорившаяся, балансирующая между близостью и дистанцией, как человек. Обе стороны были по-своему правы, что заставляло Саммер больше чем когда-либо разрываться между ними.

Когда потухла последняя свеча, помещение освещалось только второй реальностью. Но разглядеть своих бабочек, забравшихся в ниши и щели, Саммер смогла лишь приглядевшись внимательнее.

— Придите ко мне, — прошептала она, но на этот раз её бабочки не послушались её.

Она не могла мерзнуть, но, тем не менее, укрылась всеми мехами, которые смогла найти. Предоставленная самой себе, Саммер заснула. Она увидела во сне то мгновение, когда держала в руках сердце Любимого, чтобы полностью завладеть им, еще не подозревая, что это был самый быстрый способ потерять человека.