Потом из зарослей, находившихся позади горящей школы, один за одним стали выскакивать бойцы. Первыми, конечно, — хрен их догонишь! — мчались Ваня и Валет, с большим отставанием от них топал маленький Механик. Все они неслись к танкам.

— А хрена мы тут сидим? — задал риторический вопрос Гребешок. — Вон, Вася нам тачку подогнал! Вперед! Таран и Луза тут же последовали за ним и побежали к «уазикам», где в целости и сохранности восседали не только Вася, но и сам Болт, Агафон и Налим, дружная тройка Борис-Глеб-Богдан — короче, все-все-все. Гребешок с Тараном прибежали первыми, запрыгнув к Васе, который с готовностью вылез из-за баранки, уступив ее Гребешку. Затем послышался треск ломаемых кустов, и появился Луза, как всегда с обиженным воплем:

«А меня-то забыли?!»

Убедившись, что стрелять тут больше не в кого, Болт направился к команданте. Тот все еще приплясывал и пел боевые песни мазонде. Если б Таран не помнил, что у Васку Луиша не было при себе ничего спиртного, то наверня-ка подумал бы, что мужик хлебнул пару стаканов какой-нибудь мацапуры местного розлива.

Команданте находился довольно далеко от Юрки, к тому же его загораживала горящая «Тойота», поэтому Таран не сразу сумел рассмотреть, чем там занимается Луиш. Пока Болт добирался к нему, обходя лужи горящего соляра, команданте перестал петь и нагнулся над трупом. Потом он поднялся, и стало видно, что Луиш держит в правой руке окровавленное мачете и пристально любуется при свете утреннего солнышка чернокожей человеческой головой, явно свежеотрубленной, ибо из шеи еще капала кровь.

— Камараду! — сказал он торжественно, поднявшись во весь рост и показывая всем свой трофей. — Это голова контрреволюционера и мятежника, врага трудового народа, главного вождя ренегатов-майомбе, наймита империалистов-янки генерала Карвалью! Я убил его! Э лутта континуа, э витториа а серта!

ВиваАлмейда!

— Поздравляю, товарищ майор! — сказал Болт с некоторой иронией. Таран должен был себе мысленно признаться, что лично он, если б находился рядом с головой Карвалью, блеванул бы уже через несколько секунд.

— Ну и обычаи! — вздохнул Гребешок. — Прямо как в России!

— Миш, — робко спросил Луза, — и что, он его теперь сожрет, да?

— Конечно! — с полной серьезностью на роже произнес Гребешок. — И нам всем попробовать дадут. Тебе наверняка двойную порцию положат. Когда зажарят, конечно.

— А отказаться нельзя? — с явным испугом пролепетал детинушка.

— Нэт, — неумолимо произнес Гребешок поему-то с кавказским акцентом. — Кровная обида, слушай! Кто не жрет шашлык из контрреволюционера и врага народа, тот сам контрреволюционер и враг народа!

До ушей Болта, видимо, долетела вся эта «хуна», которую молол Гребешок, и он, отодвинувшись подальше от ликующего Луиша, деловито поинтересовался:

— И долго ты его свежевать собираешься?

— Нет, — мрачно ответил Васька. — Пузо вспорю и за яйца подвешу. Я слово дал там, у блокпоста. А голову в штаб армии отвезу. Вместе с документами и деньгами. У него два кейса с собой. В одном всякие планы-карты и прочее, а в другом — баксы. Не меньше миллиона, если не самопальные, конечно.

— Давай-ка ты лучше чемоданчики прибери! — сказал Болт сурово. — Здесь у нас есть ребята даже со сроками за спиной, так что скоммуниздят запросто. И вообще, нам сваливать отсюда пора. Во избежание лишних жертв среди местного населения. Опять же, что будет, если сюда мировая пресса доберется? Очередные дикие зверства кровавых большевиков — вот что из этого получится. Опять же за яйца вешать негигиенично как-то. Можно случайно сифон подхватить.

— Но голову я все равно заберу! — упрямо сказал Луиш.

— Она, поди, протухнуть успеет. И вообще вещмешок испачкаешь.

— В пакет положу. Алмазы у тебя и так доедут. Болт с готовностью достал пластиковый пакет, переложил в рюкзак шкатулку и большой бриллиант, а команданте запихал в пакет генеральскую башку.

— Строиться! — приказал Болт. — Бандформирование, в одну шеренгу — становись!

Когда что-то похожее на строй образовалось, Болт, пошептавшись о чем-то с Васку Луишем, обратился к народу:

— Так, господа присяжные заседатели! Перекур придется прекратить. По известным причинам, местное население, включая домашний скот, покинуло деревню Муангу. Исходя из того, что торчать в доме, откуда сбежали хозяева, как-то неэтично, принял решение оставить деревню и двигаться в район озера Санту-Круш на соединение с частями доблестной 2-й армии. Где-то по дороге будет примерно такой же мост, как тот, на котором я проиграл камараду Луишу несколько бутылок.

На сей раз товарищ Луиш утверждает, что этот мост ни хрена не выдержит. Что из этого следует — догадывайтесь сами. В пути следования не исключены мероприятия, похожие на только что завершившееся, причем с не менее крупными группами противника. ГВЭПов у нас нет, действовать придется исключительно обычным оружием. Надежда только на жаркую погоду, которая нам самим, естественно, не в кассу, да на мужество и героизм, которого у нас, как всегда, до хрена и больше.

По машинам!

«ГРЕМЯ ОГНЕМ, СВЕРКАЯ БЛЕСКОМ СТАЛИ…»

Болт приказал «Т-55» встать в голову колонны, и сам уселся туда на командирское место. Там была единственная рация, способная «дотянуться» до штаба 2-й армии Жоау Алмейды. Васку Луиш занял место наводчика, а Топорик перебрался к Богдану в «уазик». В других экипажах ничего не поменялось.

— Миш, — со страхом и любопытством в голосе спрашивал Луза, поглядывая на разоренную деревню. — Куда все делись-то, а?

— Хрен его знает. Сбежали куда-то и скот угнали.

— А зачем? Мы ж, вроде, гражданским ничего плохого не делали, верно? А они смылись все. Даже пожар не тушат…

— Ну откуда я знаю? Мы с тобой и Юрка вроде штатских не мочили, а Топорище вон, три халупы развалил. Гусяра, фашист этот, может, и больше ломанул. Палили-то будь здоров — до сих пор в ушах звенит. Механик своим пластитом тоже шороху навел. Наш-то командан вроде бы самому Карвалье голову отрезал… Наверно, думают, что им еще мстить будут за укрывательство. Мало ли чего… Африка, тут хрен поймешь.

Таран, поглядывая на полыхающие и догорающие хижины, только вздохнул.

Лично он, если б кто-то такую разборку где-нибудь в Стожках-Шишовке устроил, надолго запомнил. И простить бы нипочем не смог. Так что ежели тут кто-то здесь русскую речь запомнил, россиянам сюда еще много-много лет лучше не приезжать.

Даже если здешняя войнушка когда-нибудь кончится.

Потом Юрка еще долго-долго думал над всеми этими делами-и в конечном итоге додумался до того, что вообще-то они, в натуре, все-таки военные преступники.

На этой тревожной мысли его размышления оборвались, ибо колонна встала.

Они подъехали к мосту из бревен и тросов, перекинутому через ущелье. Точно на таком же камараду Луиш вы. играл у Болта аж восемь бутылок — две за то, что проехал через него на джипе, и еще шесть за то, что перевел за мост «Т-55».

Сейчас они тоже спорили, но на сей раз, как ни странно, все было наоборот.

Васька утверждал, что машины через мост не пройдут.

— Надо их бросать, капитан! — сказал команданте уверенно. — Пешочком пройти — это не в ущелье лежать.

— Камараду, — удивленно базланил Болт, — какая собачья разница? Сюда мы точно по такому же проехали, а по этому нельзя?!

— Капитан, — нахмурился Луиш. — Вчера, когда мы ехали, был жив вождь камараду Домингуш. Сегодня его нет. Чувствуешь разницу? Сам говорил, что у вас происходило на перевале, когда вас по четыре раза убивало, а вы живы оставались. Если б не было камараду Домингуша, такого быть не могло! Сегодня его нет. И чудес больше не будет.

— Посмотрим! — азартно произнес Болт. — Говоришь, я тебе шестнадцать бутылок должен?

— Я тебе их все прощу, только не лезь на мост с танком! — воскликнул команданте. — И даже на джипе не заезжай!

— Так, — сказал Болт. — Все слышали?! Ставлю свое условие. Если я проваливаюсь, вся моя страховка идет Луишу. Один хрен, семьи нет, памятник на Ваганьковском мне не нужен, а червяки и тут, в пропасти, обглодают нормально.