Она пытается вспомнить, пытается вернуть то видение. Через прорезь в вампирской вуали на неё смотрели глаза той девушки. Но они уж точно не были зелёными, они были почти красными. Какие обычно бывают у вампиров. Разве могут быть у вампиров зелёные глаза? Эта мысль кажется Хильдегер сущей глупостью! Возможно — серыми, фиолетовыми, карими… Ну в крайнем случае — голубыми. Но не жёлтыми и не зелёными точно.

— Нет… — качает головой Хильдегер. — Нет, глаза у неё были…

Лицо Инарда снова становится спокойным. Из взгляда почти мгновенно исчезает волнение. Хильдегер не слишком понимает, с чего бы это. Она вообще ничего не понимает, если говорить правду. Почему он перестал нервничать сразу, как только услышал, что глаза у той девчонки не зелёного цвета?

Он снова становится тем ледяным королём, которым его привыкли видеть. Бесстрастным и почти равнодушным. Спокойным… Он всегда старается держать равнодушный вид, если не взволнован настолько сильно, что сил на выдержку не остаётся. И сейчас он сумел вернуть себе самообладание.

— Это просто сон, — перебивает её король. — Всем снятся страшные сны. И мало у кого они сбываются.

Только не у меня, хочется сказать Хильдегер. «У меня все сны — вещие…» Только не у меня, хочется сказать Хильдегер, но она молчит, понимая, что Инард, как бы сильно он её не любил, посчитает это обычной причудой женщины, которая скоро должна стать матерью. Он не верит в пророков. Он верит только в то, что может потрогать, почувствовать, но никогда не поверит во что-то иное, что-то, недоступное разуму. Король должен верить только тому, что он может понять, опираться на факты, говорил ей как-то Инард. Иначе горе тому королевству, которым он правит.

— Куда ты едешь? — спрашивает она так тихо, что Инарду сначала кажется, что ему просто послышалось.

Девушка боится, что, если она скажет эти слова хотя бы чуточку громче, она снова расплачется. Ей совсем не хочется плакать снова. Ей так хорошо в объятиях Инарда, что она очень боится испортить это хрупкое ощущение покоя и счастья. Жизнь короля никогда не бывает спокойной. Жизнь королевы или наложницы короля — тем более.

Хильдегер осторожно расстёгивает его плащ. Тяжёлый плащ из грубой шерсти, очень тёплый, под который девушка так любит забираться… Хильдегер снимает с Инарда плащ, после чего снимает и рубашку — он явно уже собирался отправляться ко сну, когда бросился на мороз, чтобы привести её обратно домой и усадить у камина. Инард умеет быть заботливым, когда считает заботу необходимой. Или просто важной. Хильдегер улыбается этой мысли. Она была важна ему.

Девушка совсем не хочет, чтобы король куда-то уезжал. Лучше бы ему остаться здесь, в Арионме… Зачем ему ехать куда-то? Он — король. Он — единственный законный претендент на престол Фальрании. Без него королевство погибнет. Хильдегер ещё даже не родила. Зачем ему ехать куда-то далеко?.. Хильдегер совершенно этого не понимает.

— В Вирджилисскую цитадель. Возникли непредвиденные обстоятельства. Кажется, у цитадели снова есть Сердце.

Хильдегер прижимается к нему и почти невесомо проводит пальцами по давнему шраму на груди своего короля — кажется, Инард говорил, что получил его лет в четырнадцать-пятнадцать, когда был слишком неосторожен в драке с одним мальчишкой. Она касается того амулета Хейдена, который всегда остаётся горячим… Она касается амулета, который переходил в правящей семье Фальрании от отца к сыну, тому амулету, который в её руках начинал светиться зелёным, а в руке у Инарда был тёмно-синим…

— Уриолан скоро падёт, — шепчет Хильдегер Инард, мягко перехватывая её запястье. — Скоро мы сделаем Линдейм нашей провинцией… Там теплее. Возможно, ты будешь лучше себя чувствовать там… Не один принц, так второй покажет мне дорогу туда.