Хатори усмехнулся, но показался всё же чуть смущённым этими словами, и это вызывало у Иннин ещё больший прилив теплоты к нему.

Она подошла ближе и дотронулась до его руки, чувствуя себя неловкой и неуклюжей, совершенно не умеющей проявлять нежность.

— Есть здесь свободная комната? — спросила она, пытаясь прикрыть смешком свои чувства.

— Да, — кивнул Хатори. — Моя, та, которая напротив. Я ведь всегда сплю здесь.

— Тогда я побуду там. Приходи, когда принесёшь Хайнэ из купальни.

— Приду, но не сразу. Мне ещё нужно будет переодеть его и причесать.

— А слуги на что? — улыбнулась Иннин. — Ты слишком много делаешь для Хайнэ.

— Но мне нравится это делать, — возразил Хатори. — Да и он никого, кроме меня, к себе не подпускает.

Иннин снова улыбнулась.

— Что?

— Да так, ничего.

— Нет уж, говори теперь, — настаивал Хатори, взяв её за плечи.

— Ладно, — сдалась Иннин. — Я подумала, что ты будешь хорошим отцом.

«Уж точно не таким, как наш с Хайнэ», — промелькнуло у неё в голове, и она почувствовала горечь.

На лице Хатори появилось несколько озадаченное выражение.

— Ну, не знаю, — сказал он. — Никогда не думал об этом. А ты уже хочешь ребёнка?

Мысль об этом привела Иннин в ужас.

— Нет! — поспешно вскричала она. — Нет, конечно! Я вовсе не это имела в виду!

Хатори засмеялся и, проводив её в соседнюю комнату, пошёл вниз в купальню.

Вновь оставшись одна, Иннин вернулась мыслями к его последним словам, заставившим её испытать смутное беспокойство.

В самом деле, если она намеревается продолжать с ним… — взгляд Иннин упал на постель — …отношения, то следует, по крайней мере, заранее позаботиться о последствиях и начать принимать напиток, предотвращающий нежелательную беременность, иначе потом может быть слишком поздно.

«Это отрежет мне все пути к отступлению», — подумала Иннин, содрогнувшись.

И тут же спросила себя: а разве она собирается отступать? Разве она не решила уже, что уйдёт из дворца и будет жить с Хатори?

«Да, но ребёнок — это в любом случае слишком рано, — возразила она себе. — Нужно просто вернуться во дворец за напитком, а потом снова приехать сюда, тем более что Хатори сказал, что ждать его придётся долго. И как я только могла не подумать об этом раньше?»

В коридоре послышались голоса. Выглянув из комнаты, Иннин увидела Хатори, который бережно нёс на руках одетого в ночную одежду брата.

Они скрылись в спальне Хайнэ, но Иннин, выйдя из комнаты, продолжила наблюдать за ними сквозь неплотно прикрытые двери.

Хатори заплетал длинные чёрные волосы брата в косу и беспрерывно шутил.

«Он сейчас в гораздо лучшем расположении духа, чем раньше, до того, как увидел меня, — подумала Иннин, бессознательно улыбаясь. — Его обрадовало, что я, наконец, приехала. Он и в самом деле меня любит…»

Вернувшись в пустую комнату, она стала дожидаться Хатори там. Взгляд её случайно упал на пустые, разукрашенные драгоценностями ножны, и Иннин вспомнила, что в них должен лежать кинжал — тот самый, который она однажды подарила рыжеволосому мальчишке за то, что тот вернул домой её брата.

Знала бы она тогда, чем всё это закончится…

— А где же кинжал? — спросила Иннин у Хатори, когда тот, наконец, проскользнул в комнату — уже поздней ночью.

— А, кинжал, — сказал Хатори, взяв из её рук ножны и отложив их в сторону. — Я его выбросил.

— Выбросил?! — повторила Иннин, почувствовав острый укол обиды. — Кинжал, который я тебе подарила?!

— Так это ты мне его подарила! — вскричал Хатори как будто бы удивлённо. — Так вот почему… Он всегда был мне дорог, хотя я не знал, почему.

Но Иннин не обратила на его последние слова особого внимания.

— Ты даже это забыл! — закричала она, кипя от возмущения. — Дурак!

Она сердито отвернулась и позволила себе смягчиться лишь тогда, когда Хатори, подойдя сзади, обнял её со спины.

— Прости, — сказал он, прижимая её к себе, и Иннин поняла, что не может на него злиться.

— Ладно, — проворчала она. — Но я всё-таки не понимаю, зачем ты выбросил кинжал? Какой в этом был смысл? Тем более, если он был тебе дорог.

Хатори выпустил её из объятий и ничего не ответил.

Снова повернувшись к нему, Иннин увидела, что он смотрит куда-то вниз и успела увидеть на полу тёмное пятно, как будто бы от пролитой красной краски, но в следующий момент Хатори уже погасил светильник, и комната погрузилась в темноту.

— Так, мне кажется, будет лучше, — негромко сказал он. — Да?

Иннин молча подошла к нему ближе.

Он так же молча обнял её и, наклонившись, коснулся губами её губ.

Судорожно вздохнув, Иннин обвила его шею руками и повлекла его в сторону постели.

Когда они оба уже были почти без одежды, она вдруг не выдержала и рассмеялась, тщетно прикрывая рот рукой, чтобы не перебудить весь дом.

— Что?! — опешил Хатори, отрываясь от поцелуев. — Почему ты смеёшься?!

— Не знаю, — вымученно улыбнулась Иннин. — Просто это так странно… В прошлый раз мы занимались этим  на каменном полу камеры, а теперь вот — шёлковые простыни.

— Ну, если хочешь, можно всё убрать, включая матрас, — невозмутимо предложил Хатори, уже успевший оправиться от изумления. — И заниматься этим на голых досках.

На Иннин накатил новый приступ хохота, и на этот раз Хатори к ней присоединился.

Так они смеялись ещё несколько минут — а потом к ним вернулась страсть, и была она ничуть не меньше той, что захватила их на сыром полу подземелья.

— Скажи мне, — спросила Иннин позже, лёжа в объятиях Хатори, и осеклась.

— М-м-м? — спросил тот, уже успевший задремать.

Иннин молчала.

— Ну, Иннин, так не честно, — возмутился Хатори. — Ты даже не представляешь, на какую невероятную жертву я пошёл, открыв глаза, а ты теперь не хочешь закончить фразу!

Иннин отвернула голову в сторону.

— Думаешь, это любовь? — спросила она немного отрывисто.

И тут же снова повернулась к нему, не в силах невозмутимо дожидаться ответа.

Даже в темноте она увидела несколько озадаченное выражение его лица.

— Ну, я… — начал было он.

—  Да, ты уже говорил, что любишь меня, — перебила его Иннин. — И всё-таки, я спрашиваю ещё раз. Думаешь, это любовь?

— Не знаю, — сказал Хатори, помолчав. — Наверное, да. Но лучше не спрашивать меня о таких вещах. Хайнэ прав, я не люблю думать, а уж думать о чувствах в особенности. Поэтому ответь на этот вопрос сама.

Иннин вздохнула и прижалась к его голому плечу.

— Мы вряд ли сможем пожениться, — пробормотала она несколько минут спустя. — Официально мы считаемся братом и сестрой, и Даран не выдаст разрешение на такой брак. Кому угодно, но только не мне. Она проклянёт меня, когда узнает.

— Это не важно, — сказал Хатори. — Главное — чтобы мы были вместе. Втроём. Всегда.

Иннин выскользнула из дома на рассвете и пошла во дворец пешком по пустынным, занесённым снегом улицам, подставляя первым лучам солнца разгорячённое лицо.

Так начались их тайные встречи с Хатори, которые продолжались не меньше трёх недель — шесть или семь свиданий, наполненных риском разоблачения и страхом быть застигнутыми, которые, впрочем, только подстёгивали страсть.

«Знали бы они все, где сейчас эта строгая Иннин, которая кричала на всех, кто нарушает правила», — думала Иннин иногда, выгибаясь в объятиях Хатори.

И тут же улыбалась сама себе.

«Зато уж теперь-то Латена бы точно не сказала, что я похожа на Даран».

Она вновь ощутила себя девочкой, которой была когда-то — той маленькой авантюристкой, которая подбивала более робкого брата на отчаянные проделки, побеги из дома и самые смелые эксперименты.

Той, которая спрыгнула однажды со стены Нижнего Города…

Все сомнения, казалось, были отброшены — Иннин жила от свидания до свидания, совершенно позабыв обо всём прочем, но, тем не менее, не торопилась объявлять Даран об уходе из дворца.

«Потом, — думала она, каждый раз холодея. — Я скажу ей потом. Я не обязана торопиться, Хатори меня не заставляет. Он замечательный, такой терпеливый…»