Вот только когда крылатый повалил на землю громадную лысую кошку, Арха почему-то вскрикнула и сама себе рот зажала. А потом весь мир туманом, бесцветной дымкой затянуло. Кто-то двигался рядом, кричал, её хватали и она, вроде бы, бежала. На миг из марева вынырнуло белое, плоское лицо Шая — и пропало. Дымка, как фонтан, брызнула буро-алым, дикий визг резанул по ушам.

— Не надо, Дан. Пожалуйста, не надо. Это я, Данаш. Не надо, — Арха не сразу поняла, что это она говорит, вернее шепчет — в полный голос не получалось, горло слиплось и во рту сухо. — Не надо, Дан. Это же я…

Красное чудовище над ней, загораживающее полнеба, взревело так, что земля дрогнула, вибрацией отдалась в колени, на которых лекарка и стояла. Демон запрокинул рогатую голову, расправил крылья, стало совсем темно. Рявкнул ещё раз.

— Это я, — тупо повторила ведунья, — не убивай его, не надо. — Рядом застонал, заклокотал разорванным горлом, бессильно скребнул по земле лапой огромный кот. — Не надо, пожалуйста.

Когти рогатого располосовали воздух над головой, лекарке почудилось, будто она даже свист слышит.

— Не надо, — снова прошептала Арха, закрывая глаза. — Ты же не… не…

Слово выговариваться не желало. Потому что было ложью: он демон, самый настоящий демон. Пусть и лучший.

«И вот ради чего?» — мелькнула мысль, да пропала.

Где-то далеко-далеко от Архи кричали длинно, истошно, на одной ноте.

— Это же я, — кажется, она сумела только шевельнуть губами, а вслух произнести не получилось, — не надо…

Громадные, больше её ладони, когти коснулись головы, чуть царапая кожу, путаясь в волосах, проехались к подбородку. Горячая, словно её над огнём держали, но нормальная, до судорог в животе знакомая рука легла на плечо, скользнула по спине. И Арха ткнулась носом во влажную, остро пахнущую мускусом кожу. Грудь под её щекой ходила ходуном, где-то внутри клокотало не желающее успокаиваться дыхание. Прижиматься было неудобно, всё равно как к ожившему валуну. И прекрасно, восхитительно, чудесно. Да слов ещё таких не придумали, чтобы объяснить, почему слезы горло кислым комом забили.

— Зачем? — глухо, хрипло, с трудом выталкивая слова, спросил Дан. Лекарка попыталась представить, как меняется гортань у демонов при изменении облика. И с трудом проглотила истеричный смешок. — Зачем ты полезла?

— У меня тот же вопрос, — буркнула Арха, вытирая нос о хаш-эдовскую грудь — всё равно мокрая, хуже ей не станет. — Зачем ты всё это устроил? Чуть не убил. За что, спрашивается?

— Прости, — демон попытался отодвинуться от ведуньи, но она не далась, сама вцепилась пиявкой, — я плохо соображаю, когда… Ты же знаешь.

— Да не обо мне речь, — проворчала ведунья. — Если каждого не то брякнувшего на куски рвать, так и шаверов не напасёшься.

— Ты моя! — рявкнул хаш-эд вполне членораздельно и очень-очень грозно. — Моя, поняла?

— Да твоя, твоя, никто и не сомневается. И незачем психовать.

— До тебя так и не дошло, — вдруг съехав на шёпот, констатировал Дан. Приподнял Арху за подбородок, заставив в глаза смотреть — алые, с вытянувшимся в волос зрачком, за которым чернела засасывающая тьма Бездны. — Ты моя. Ты принадлежишь мне и никому больше!

— Да это мы уже давно выяснили, — промямлила ведунья. Не то чтобы ей, наконец, страшно стало, но такой напор настораживал. — Успокойся, пожалуйста. Всё просто…

— Удивительно точно, — кивнул хаш-эд, — не в бровь, а прямо в глаз. Всё действительно очень просто. Я просто тебя люблю.

— Ну и замеча… — Арха так клацнула зубами, что клыки заныли. — Что? — хрипнула пискляво.

— Я. Тебя. Люблю, — повторил Дан.

Прозвучало это до соплей обыденно, слишком обычно. И земля не разверзлась, гром не грянул, даже Тьма не явилась. Только за спиной ведуньи клокотал разорванным горлом раненый шавер.

Глава шестнадцатая

Не дай Тьма встретить женщину, которая тебя полностью понимает. Обычно это заканчивается женитьбой.

(Из наблюдений старого ловеласа)

Солнце уже собралось на покой, прихорашивалось на ночь, потому и весь мир преобразился, играл щедрыми красками, переливался золотом, но не слишком ярко, без вызова, а мягонько, успокаивающе. Ветер, будто стесняясь, не дул, а дышал, перебирал волосы. В кустах позвякивала пичуга, недовольно гудел шмель.

— … целый день! — проворчала Ирда.

Тут-то Арха и сообразила: никакого шмеля нет, а есть недовольная ифоветка, которая, вроде бы, что-то спрашивает. И, кажется, не в первый уже раз.

— Очнулась, наконец? — буркнула сагреша. — Или будем продолжать блаженно улыбаться и таращиться, как дура?

Демонесса выпучила глаза, быстро-быстро поморгала третьим веком, а потом ещё и ресницами похлопала, видимо, наглядно демонстрируя, как ведунья «таращилась». Выглядело это жутковато.

— Не надо, — мягко укорила воительницу Ллил, — не каждый день такое признание услышишь.

Арха тихонько подпихнула её в бок, не только за поддержку благодаря, но ещё и за удивительную уместность. Светлые пушистые волосы, тихая улыбка, недоплетённый венок выглядели поразительно гармонично, ложились завершающими мазками к окружающему великолепию.

— Мне вот, например, не довелось, — закончила мысль слепая и горько вздохнула.

Лекарке показалось, что во вздохе зависти было гораздо больше, чем сожаления. И великолепие, прихватив с собой блаженство, мигом куда-то подевалось — остался совершенно ничем не примечательный сад, ветер, кстати, довольно душный, и проснувшаяся к вечеру мошкара. А ещё подруги, поглядывающие не слишком дружелюбно, эдак недобро. И от того, что косилась только одна, а вторая свои чувства вздохами выражала, легче не становилось.

— Я, между прочим, этого тоже больше трёх лет ждала.

Ведунья щелчком стряхнула с подола соринку, тщательно разгладила юбку.

— Другие и дольше ждут, да как-то всё не случается, — фыркнула сагреша, независимо руки на груди сложив, мол: «Вообще-то, меня такие глупости не интересуют!» — А вот и Агной-ара. Наверное, попрощаться пришла. Примешь?

— Где? — Арха обернулась через плечо, посмотрела по сторонам и ничего, кроме кустов, не увидела. И только потом сказанное до неё окончательно дошло. — Попрощаться? То есть мы уезжаем?

— Скорее всего, — пожала плечами демонеса, — К Шарраху ещё часа два назад хаш-эдка заявилась. Кажется, её лорды и ждали.

— И где они сейчас? — Ведунья неловко, опираясь на руку Ингрин, поднялась, торопливо одежду поправила. — Мне надо…

— То есть, с Агной-ара встречаться не будешь? — уточнила сагреша, заботливо поддерживая лекарку под локоток, да ещё и поясницу.

Арха с досады едва не сплюнула. Против встречи с родственницей она не возражала, только вот появление неведомой хаш-эдки наводило на нехорошие мысли. Подозревала ведунья, кого это с таким нетерпением лорды ждали. Но что делать-то? Ведь не помчишься же с воплями: «Какой Тьмы она здесь забыла?!» — не поймут. Это демонам вольно рычать: «Ты моя!». Дан бы, наверное, сильно удивился, заяви подобное ведунья.

— Буду, — проворчала лекарка. — Она сюда придёт или?..

Ирда махнула рукой, подзывая кого-то и тут же, будто в хорошо отрепетированном спектакле за кустами раздалось зычное: «Нарчар, кровь от крови моей!» Что не говори, а тяготели степняки к театральным эффектам. И появление своё Агной-ара спланировала тщательно. Наверное, верхом она смотрелась бы ещё внушительнее. Но ифоветы, при всём уважении к лорду Харрату, не рискнули коней в сады пустить.

Впрочем, и без лошадей получилось неплохо. Степнячка вышагивала впереди клина полуголых, щедро намазанных маслом мужиков: сразу за ней шли двое шаверов, потом трое, а замыкало шествие сразу четверо. Оружие, которым демоны были буквально увешаны, нарочито позвякивало, серебро и золото поблёскивало, а сама бабуля сияла жутенькой улыбкой в два ряда стреуголенных зубов.

— Кровь от крови моей! — снова завела Агной-ара. — Степь была милостива и на склоне моих лет направила твой путь к моему шатру.