Хочу тишины, покоя, надежности. Хочу спрятаться от этого места как можно дальше. Мне стыдно, мне больно, мне нечем дышать.

— Я задыхаюсь, мне плохо, плохо, — я произношу это с мольбой, сквозь морок опьянения, укачивающего меня, сквозь гул в ушах, становящийся громче. Лишь когда я оказываюсь в абсолютной тишине, открываю глаза и непонимающе оглядываюсь вокруг. Голова еще мутная, и я едва концентрируюсь на потолке, который оказывается мне знакомым. Мои ладони касаются чего-то мягкого и ворсистого, и я не сразу понимаю, что лежу на полу, наверняка брошенная своим Хозяином. В горле совершенно пересохло, так, что я едва сглатываю, испытывая дикую жажду.

Когда откуда-то сбоку разносится звон стакана, поставленного на стол, я с трудом поворачиваю голову в сторону, замечая сидящего в кресле Рэми. Его рубашка расстегнута полностью, босые ноги закинуты одна на другую, волосы лишены обычного порядка, а сам он безотрывно смотрит на меня, при этом поглаживая подбородок пальцами. Я узнаю этот жест — скрытое предупреждение перед началом чего-то страшного — так было в столовой, прежде чем мне принесли отравленное вино. Не удивлюсь, если сейчас он накажет меня за столь позорное поведение, но вместо этого он опускает ноги и хлопает по ним ладонями, подзывая к себе.

— Иди ко мне, Джиллиан.

Мое сердце бухается куда-то вниз, на миг замирает, а потом пускается в галоп, разрывая голову от громкого стука. Превозмогая головокружение, я поднимаюсь на ноги и, поймав равновесие, подхожу к Господину. Он смотрит на меня снизу вверх, но даже в таком положении давит своим могуществом и силой, исходящих от него, поэтому я покорно становлюсь на колени и опускаю голову, готовясь к самому худшему.

— Ты настолько доверчива, что стоит приласкать тебя, как ты тут же теряешь голову, — он приподнимает мой подбородок, заставляя посмотреть в свои глаза, и поглаживает нижнюю губу большим пальцем, пока я бесполезно пытаюсь справиться с нервной дрожью. — Помни, с кем ты имеешь дело, прежде чем подставлять шею. Это самое уязвимое место, ma fille***. Впрочем, в этом есть моя вина, я слишком много ей позволяю, — он великодушно протягивает мне стакан с водой, разбавленной лимонным соком, который я тут же опустошаю и благодарно целую тыльную сторону его ладони, приблизившейся ко мне.

Он так приторно нежен, когда проводит костяшками пальцев по моей скуле, что мне кажется, будто сейчас он достанет удавку и накинет на мою шею, чтобы проучить, но вместо этого его ладонь опускается на мое плечо и тянет на себя, вынуждая меня сесть на его колени и положить голову на его грудь.

Его сердце молчит, в то время как мое задыхается в бешеном ритме.

Не могу удержаться, чтобы не проверить свои догадки, и провожу кончиками пальцев по его коже, которая действительно оказывается гладкой на ощупь. Он делает глубокий вдох, и его гладко выбритый подбородок, мелькающий перед моими глазами, вибрирует оттого, как он сжимает челюсти, чуть ли не скрипя зубами. Алкоголь, до сих пор гуляющий в моем организме, толкает меня дальше, и вот уже я прижимаюсь губами к его щеке, быть может, просто пытаясь загладить свою вину и избежать возможного наказания.

До этого расслабленный, он напрягается и стягивает резинку с моих волос, пропуская их между пальцев и сжимая. Оттягивает чуть назад, вынуждая меня оторваться от него, и смотрит, смотрит с таким откровенным желанием, что я начинаю задыхаться от предвкушения.

Эта ночь воистину безумна, эта ночь срывает с меня страхи и обнажает первобытные желания.

Я хочу его, но стыжусь в этом признаться. То, что начиналось в ночном клубе, продолжается сейчас, витая вокруг нас острым напряжением.

— Ты пахнешь чистотой, Джиллиан, — одна его рука продолжает меня удерживать, а другая берет за запястье, и Рэми подносит его к носу, вдыхая запах жизни, скользящей по моим венам. — Действительно сложно удержаться... — его влажный язык очерчивает дорожку из вен, и я уже точно знаю — Адель ошиблась — мой вечер только начинается. Как в подтверждение этого Господин обнажает зубы и одним резким движением прокусывает мое запястье, отчего я вскрикиваю, но, удерживаемая сильной рукой, тут же затихаю, наблюдая за тем, как он прикрывает глаза, слизывая кровь и начиная дрожать, словно в экстазе.

Он так внезапно отрывается от руки и поворачивается ко мне, что я едва успеваю разглядеть его окровавленные губы, властно прижавшиеся к моим. Этот поцелуй в корне отличается от поцелуев Адель, он твердый, покоряющий, деспотический. Он отдает металлическим привкусом крови, он пугает и возбуждает меня одновременно, отчего я глухо стону, чувствуя, как кровь с запястья капает на мои оголенные бедра, едва прикрытые коротким платьем. Это платье бесстыдно задралось, и Хозяин пользуется этим, кладя прохладную ладонь на мое бедро и продвигаясь выше, на ягодицу, которую тут же крепко сжимает.

Ожидание важного события в моей жизни кружит голову, и я не произношу ни звука, пока Господин с легкостью встает на ноги, заставляя меня ухватиться за его плечи о обхватить его бедра ногами. Голова кружится еще сильнее, по мере того, как кровь с прокушенного запястья орошает его рубашку, прилипающую к телу. И я уже плохо соображаю в какой момент оказываюсь в его постели, той самой, на которой я застала их с Адель.

Он скидывает с себя рубашку, пока я сжимаю в кулаках атлас простыней и сквозь полуопущенные ресницы наблюдаю за ним. Вновь окунаюсь в дурман, какой-то полусон, но теперь не связанный с алкоголем, скорее вызванный подступающей слабостью от потери крови. Я не боюсь, потому что чувствую, что Хозяин не позволит мне умереть и прекрасно знает ту тонкую грань, когда стоит остановиться.

— Ma petite, — обжигающе шепчет он, виртуозно справляясь с моим платьем и приступая к белью. Вряд ли я могу здраво оценивать обстановку, потому что все чаще прикрываю глаза, все больше вырываюсь из реальности, полностью полагаясь на чувства и ощущения, что он дарит мне своими умелыми ласками. Моя кожа липкая от крови, простыни подо мной постепенно намокают, и сам Господин запачкан ею. Мне даже кажется, что эта кровавая картина доставляет ему истинное удовольствие, потому что он не брезгует ею, наоборот, слизывает кровь с моей обнаженной груди, попутно прикусывая соски и заставляя меня изгибаться.

Сейчас я не принадлежу себе, сейчас я другая: порочная, откровенная, смелая. Сейчас я сама тянусь к нему и развожу ноги, желая ощутить его в себе. Умоляю прекратить эту пытку, но тут же шепчу "простите", вжимаясь затылком в подушку и закатывая глаза от безумия, что творится со мной.

Это не я, не Джиллиан, не девочка с Изоляции.