— Но почему... именно мы? Столько людей... мы ведь всего лишь дети Лета.
— Разве ты до сих пор ни о чем не догадался, Спаркс? Посмотри на меня. — Он поднял голову. — Я ведь напоминаю тебе кое-кого?.. Я напоминаю тебе Мун, не правда ли? — Он кивнул. — Ты думал, я этого не знаю? — Она коснулась его плеча. — А я знаю все. Знаю, что это... беспокоит тебя. Она мне родная, одной крови со мной; ближе мне, чем даже ты — ей.
— Может быть, вы... — Он пытался представить себе, в каком родстве они могли состоять, ибо были удивительно похожи, даже в мелочах. — Вы ее тетя? Сестра ее отца?..
Ариенрод покачала головой; светлая прядь волос выпала из прически и заструилась по шее.
— У Мун нет отца... И самой ее тоже больше нет у нас — ни у тебя, ни у меня. Мне так и не представилось возможности повидать ее, но она мне была так же необходима и бесконечно дорога, как и тебе. Может быть, даже больше. Когда-нибудь, надеялась я, она сможет тоже поселиться здесь, в столице, с нами вместе. — На него Ариенрод больше не смотрела; взгляд ее беспокойно скользил по стенам, по украшенной резьбой столешнице...
— Она бы сюда никогда не приехала. — Голос Спаркса звучал уверенно. — Во всяком случае, после того, как стала сивиллой.
— Ты думаешь, нет? Даже ради тебя? — Рука Снежной королевы все еще сочувственно сжимала его плечо. Он вздохнул.
— Для нее всегда важнее всего было стать сивиллой. Но почему вы сразу не сказали мне... о ней и о вас? И... о нас? — Каким-то образом получилось, что он разговаривал уже как бы не с королевой, а с тем единственным человеком, который способен был понять, сколь велика его утрата.
— Я бы непременно со временем рассказала тебе. Вот теперь рассказываю... Мне хотелось сперва понять, хорош ли возлюбленный у моей... родственницы; тот, кого она предпочла всем остальным. Надо сказать, я весьма одобряю ее выбор, весьма! — Рука Ариенрод снова легонько сжала его плечо. Потом она убрала руку и раздраженно отбросила за спину выпавшую из прически прядь; от этого движения волосы ее совсем рассыпались по плечам. Он никогда не видел ее такой — усталой, огорченной, разочарованной. И человечной. Такой похожей на него самого... такой похожей на Мун.
— Теперь я уже никогда не узнаю Мун, Спаркс. У меня остался только ты, чтобы рассказать о ней, напомнить мне, какая она. Расскажи мне, что ты помнишь наиболее ясно и наиболее глубоко связываешь с ней. Что она любила? Что ты в ней любил больше всего? Расскажи мне, как сильно ты ее любил...
Та ночь, наполненная светом очага и шумом ветра, снова возникла в его памяти; и еще — связанные с той ночью тысячи других воспоминаний о Мун: девочка в грубых рукавицах, с ним вместе вытаскивающая из полной сети рыбу и раскладывающая ее на ледяной палубе: девочка, бегущая по пляжу с раскинутыми навстречу ветру руками; и снова она, уже почти взрослая, любимая, шепчущая ему нежные слова и сама такая нежная, теплая рядом с ним...
— Я не могу. Не могу рассказать вам о ней... — Голос у него сорвался. — Не теперь.
— Ее больше нет, Спаркс. — Ариенрод вытащила из волос диадему и тряхнула головой; волосы светлым водопадом рассыпались по ее простому серо-голубому платью. — Но ты не совсем потерял ее. Нет — если сам этого не хочешь... — Она склонилась к нему. — Мы ведь очень похожи с ней, правда?
Он уставился на нее: эта масса вьющихся волос цвета слоновой кости, это хрупкое девичье тело, скрытая мягкой тканью платья небольшая высокая грудь — яркие губы, глаза, как моховой агат... В глазах ее был вопрос, но ответ уже читался на склонившемся к нему лице.
— Позволь мне стать для тебя — Мун. — Она кончиками пальцев коснулась его рыжих волос — такое знакомое, чуть пугливое движение! Он почувствовал, что у него на виске забилась жилка. В голове шумело море, вот только он не знал, благословляло оно его или проклинало. Да и не хотел знать.
Море тоже не смогло бы погасить огонь, зажегшийся в его душе. Спаркс протянул руку и впервые коснулся обнаженного плеча Ариенрод, ее прохладной округлой руки...
Она затрепетала под этой лаской и потянула его к себе, упав на постель и уверенно руководя им...
— Дай мне почувствовать, как сильно ты любишь ее...
Спаркс лежал с закрытыми глазами, слушая собственное тело, упивающееся благодатной истомой. Он вдохнул мускусный аромат прильнувшей к нему Ариенрод, ощущая теплые изгибы ее тела. Морем от нее не пахло совсем; зато пахло какими-то заморскими духами. И все-таки присутствие моря он в ней ощущал; Моря и Хозяйки, вечно юной, одетой в пену... и морские птицы слетают с ее волос, а губы ее — словно заря или... кровь... Это Хозяйка лежала так же тихо и ждала его в течение долгих столетий... Он слушал ее ритмичное и тихое дыхание; потом открыл глаза, чтобы еще раз взглянуть ей в лицо. Глаза Ариенрод были закрыты; она чуть улыбалась в полудреме. Сейчас она казалась ему той, чьим именем он назвал ее, когда совсем потерял голову...
Он вздрогнул от изумления, в очередной раз осознав, что рядом с ним лежит сама королева Зимы. Но тут же исполнился глубокой нежности; ему до боли хотелось осчастливить ее, одарить любовью, которую он поклялся отдать той, другой, ее второму «я». Сейчас ему хотелось быть верным только ей, отдать за нее жизнь...
— Ариенрод... — он выдохнул непривычное имя. — Ариенрод. Я хочу, чтобы, кроме меня, у тебя никого не было.
Она открыла глаза и посмотрела на него с явным осуждением.
— Нет. Нет, любовь моя, это невозможно.
— Почему? — Он жестом собственника обнял ее и прижал к себе. — Я был единственным для Мун. Позволь мне быть единственным и для тебя. Я не хочу становиться всего лишь еще одной рыбкой в твоем неводе. Не хочу делить тебя с сотней других.
— Но ты должен, Спаркс. Я твоя королева и повелительница. Никто не смеет ограничивать мои действия, никто не смеет командовать мной... я никогда и никому не позволю этого. А потому никогда не будет никого, для меня единственного — ни мужчины, ни женщины. Я сама — Единственная. Но такого, как ты, у меня тоже никогда не будет... — Она нежно поцеловала его в лоб, потрогала медальон, лежавший у него на груди. — Мой Звездный Мальчик.