— У Анжелики диабет. Надо срочно начинать лечение, иначе она погибнет.
Постоянно напоминал о себе Лузга своими бредовыми планами захвата власти в клане после предполагаемого бегства шефа за рубеж. Эрнестыч чувствовал себя все более и более уверенно и даже начал осторожно готовить штурмовую группу из недовольных штурмовиков Могилова. Алешину, еще не принявшему окончательного решения, приходилось на всякий случай проверять всех заговорщиков и предостерегать Лузгу от опасности напороться на двойного агента контрразведки Могилова или службы безопасности шефа.
Денис изнывал от всего этого бреда.
Он прятался от всех. Когда у матери, когда в общежитии, у Олега Козырева, или в пустующей квартире Лени Неелова, женившегося на дочери не то мясника татарина, не то парикмахера осетина, отчего его мать, режиссер Театра Вахтангова, пришла в полнейший ужас и, подписав контракт с бродвейским «Цезарем», уехала за океан.
Но и в прокуренной тишине общаги, и в кафешке на Бронной, под глупый лепет Неелова о каких то таблетках для увеличения мышечной массы, нельзя было спрятаться от видений. И кудрявый мальчик снова и снова вспыхивал ослепительно белым огнем.
В дверь его комнаты деликатно постучали. Это была, скорее всего, Люда. Ни Горелов, ни тем более Ягов не стали бы стучать и разводить церемонии.
— Да да. Не заперто. — Денис сел на кровати и взял со стола первый попавшийся журнал. Им оказался «Рейнджер». На обложке один здоровенный, обритый наголо наемник в маске бил ногой другого наемника, с лицом разрисованным зелеными полосами.
Вошла Люда.
Она была в слишком, даже для ее однозначного положения, короткой юбке, шелковых чулках и тонкой маечке с рисунком египетских пирамид на фоне заходящего за край пустыни солнца.
— Мне нужно здесь прибрать, осталась только ваша комната.
— Я надеюсь, ты меня не выгонишь? — Алешин старался на нее не смотреть. Он бесцельно шелестел страницами журнала с рекламой стрелкового оружия и походного снаряжения.
— Нет нет, что вы! Я быстро. — Она с явным интересом разглядывала молодого парня, непонятным образом оказавшегося среди матерых теневых дельцов. Парня, которого даже Ягов называл либо Денис, либо Колдун. Люда прошлась перьевой метелочкой по физиономии бронзового амура, стоящего на столе как декоративная чернильница, обмахнула золоченую раму картины Мадорова «Натюрморт с кувшинками» и наклонилась к напольной вазе с сухими стеблями камыша местного происхождения.
«Вот она убирает… Еще бы ногтем поскребла оконное стекло… Через неделю, глядишь, закончила бы… Тряпка где, ведро, веник? — Алешин вздохнул. — А она сюда пришла в таком наряде из за меня… Ей что, развлечься нужно или просто мозги мне поморочить?…»
Тем временем Люда продолжала заниматься напольной вазой. Юбка ее высоко задралась, обнажая округлые ягодицы под лопающимися от натяжения трусиками. Алешин, взглянув на нее поверх таблицы газовых гранат, вскинул бровь:
— Слушай, красавица, а ты как оказалась у Ягова?
Она, не распрямляясь, продолжала обхаживать вазу.
— Я голосовала машину у метро «Краснопресненская», и Василий Ефремович меня подвез до дому.
— А отец у тебя, случайно, не директор технологического института?
Люда наконец распрямилась, но юбка при этом так и осталась в задранном положении.
— Да а… А вы что, его знаете?
— Нет. Не знаю. Но я знаю, что ты зря бросила свое беспечное сидение дома и прогулки с подругами на презентации новых кинокартин. Или там постановок театральных… — Он выдрал из «Рейнджера» лист и начал невозмутимо сворачивать самолетик. — Тебе же приключений захотелось. Скучно. Подружки такого про себя порассказали, что аж слюнки текут. Разные там мужчины, мальчики, встречи, рестораны, поездки, кольца… Только все это они сочиняли. Как мужики про размер рыбы на рыбалке.
Девушка некоторое время озадаченно молчала, ее глаза выражали некоторый испуг и при этом уважение. Алешин закончил сворачивать самолетик и пустил его в потолок. Бумажная галка тяжело стукнулась тупым носом в матерчатый абажур бронзового торшера.
— Ты знаешь, кто такая Вера Крайман? — продолжил он, привставая на локте и рассматривая коленки девушки.
— Нет.
— Она занимала при Ягове то место, которое сейчас занимаешь ты. Тебе симпатичен шеф? — Денис пристально посмотрел в ее большие, сильно накрашенные глаза.
Люда отвела взор:
— Да, Василий Ефремович очень приятный человек… Добрый, веселый.
Она сделала движение, намереваясь не то выйти из комнаты, не то присесть на кресло, но ее заморозил на месте жесткий окрик Дениса:
— Стой! А ты знаешь, где Вера сейчас?
— Да, мне Василий Ефремович сказал. Она в Италии с каким то его другом. Он меня тоже обещал свозить в Европу, если я буду себя хорошо вести, — добавила Люда, поправляя наконец юбку и откидывая назад длинный локон крашеных волос.
— Она никогда не вернется из Милана. Никогда. Жменев уже продал ее восточным перекупщикам, и она в данный момент сию секунду, летит в самолете, обколотая наркотиками. В забытьи.
Или, по другому, — как вяленый овощ… Заявление в советское посольство о том, что Вера Крайман жертва политических гонений и прочее и прочее, уже лежит на столе советского консула в Риме… А ее на самом деле ждут закрытые от посторонних глаз гаремы нефтяных шейхов. А потом, когда она подурнеет, ее передадут в дешевый портовый притон, ублажать вонючих, грязных арабских моряков… Побои, сифилис и ранняя смерть в рабстве и скотстве ей обеспечены. Она красивая девушка, почти такая же красивая, как ты. Я тебе, Люда, сочувствую. И поэтому советую… Просто советую тебе, Люда, рассказать обо всем отцу и к чертям собачьим уматывать от Ягова, пока не поздно. Может быть, ты еще сумеешь спастись. Хотя… если он позволяет при тебе говорить такое Могилову…
Девушка некоторое время потрясенно молчала. Наконец она взяла себя в руки и ответила весьма уверенно. Алешину даже показалось, что с некоторой издевкой.
— Не понимаю… Василий Ефремович сказал, что, если я кому нибудь расскажу про него, ну то, что встречаюсь с ним еще где то, кроме министерства, у него будут неприятности. Ведь он женат и партком плохо отнесется к внебрачной связи замминистра. Я не хочу его обижать. А вам я не верю. Василий Ефремович не такой. Он просто устает на работе. А Верочка, я видела ее несколько раз, просто не умела себя с ним вести… — Она на этот раз сделала шаг к двери, но Алешин подскочил к ней и схватил за руку:
— Да, ему нравятся нетронутые домашние девочки. Значит, ты хочешь остаться с ним и стать сначала его наложницей; а потом, пройдя путь подстилки всех его ближайших помощников, отправиться в какой нибудь стриптиз клуб, с обязательным трахом после выступления? Об тебя же будут вытирать ноги! Дура…
— Пустите, я вам не верю, вы меня провоцируете! — дернулась Люда, но рука, удерживающая ее запястье, была будто из железа.
— Ах, провоцирую я тебя… — Он потащил ее к столу, отчего она упала на колени. Затем закрыл дверь на защелку и, грубо приподняв девушку, повалил ее на стол: — Лежи смирно… Убью, паскуда!
Денис расстегнул штаны и одним рывком оголил ее вихляющий зад…
Натруженно заскрипел дубовый стол, вторя двум раскачивающимся телам.
— Вы сумасшедший! Я ему все расскажу он тебя покалечит…
— Сначала я тебя покалечу!
— Больно!
— Заткнись…
Такой диалог продолжался еще достаточно долго. У девушки мелко тряслись и отказывались слушаться ноги. Она неровно дышала и стучала кулачком по стопке журналов. Потом попыталась вырваться, но Алешин ударил ее по затылку:
— Я еще не закончил урок…
Наконец он отпустил ее и остался стоять как был, дрожа от возбуждения и досады на свою безумную вспышку. Люда повернула к нему раскрасневшееся лицо и медленно опустилась на ковер:
— Ну, ты даешь стране угля… Слушайте, красавчик… Можно я приду к вам сегодня ночью, когда все уснут?
Алешин опешил. Он заметался по комнате, натягивая влажные от пота брюки: