Наконец Маслюк положил его плашмя на пол вагона под своими нарами. Хмелев, проводив начальство, сразу залез наверх и, завернувшись в драное одеяло, заснул. Бессонная ночь, начавшаяся еще с приземления транспортного самолета из Душанбе на базе военно воздушных сил близ Бреста, утомила капитана. Куда привычней были многочасовые засады на караванных тропах у Хайбера, или захват опорных точек укрепрайонов моджахедов.

Зубоиров возился с печкой. Рубил, покряхтывая, короткие сосновые поленья штык ножом, который выточил ему из напильника и подарил на день рождения земляк Ильясов, большой любитель самодельных тесаков. Штык нож был в полтора раза длиннее обычного, штатного и почти в два раза тяжелее. Ильясов сделал его за день до того, как пропал без вести вместе с поисковой группой спецназовцев в горах и ущельях реки Кокча. Состав резко стронулся с места. Зубоиров, сидящий на корточках, с проклятиями повалился на спину:

— Еханый машинист, ему бы только дрова да трупы возить! После того как в печи загорелась газетная бумага под горкой щепок и дым пополз в вагон, выяснилось, что труба на крыше повернута против ветра и он в нее со всей силы задувает. Пришлось лезть через верхний люк и поворачивать трубу по ходу поезда. Когда авральная работа закончилась и стихли проклятия в адрес готовивших охранный вагон, Зубоиров с Маслюком уселись рядом с печкой. На ней уже кипел перловый суп, грелись банки тушенки да еще посвистывал рыжий пакистанский чайник с погнутым носиком.

Состав тем временем миновал уныло однообразный городок Малорита, простучал по мосту через один из многочисленных притоков Припяти, мелкую речушку Березь и без остановок пошел на юго восток.

Часов в десять утра, напихав в себя тушенки, перлового супа и кабачковой икры, Зубоиров, Маслюк и Мяскичеков собрались вокруг самодельного стола и начали тихонько, чтобы не разбудить капитана, постукивать костяшками домино. Проигравший десять партий должен был в Днепропетровске, где намечалась первая остановка и смена локомотива с поездной бригадой, на свои деньги закупить четыре бутылки водки. Маслюк, проигравший подряд три партии, почувствовал, что сегодня ему не везет, и неуверенно предложил:

— Может, разбудим капитана? Сыграем парами…

— Нечего, давай ходи… Или снова пропускаешь? — азартно ерзал на ящике с тушенкой Мяскичеков.

— Может, все таки парами?… — тянул свое Маслюк.

— Да отвяжись ты от Хмелева, у него неприятности по женской линии, пусть отдыхает, — сообщил Зубоиров. Затем он встал и, подойдя к маленькому боковому окошку, присвистнув, добавил: — Смотри ка, уже Ковель проехали. Быстро идем, однако. Видно, все под зеленый свет…

— А что за неприятности по женской линии? — поинтересовался Мяскичеков.

Маслюк тем временем будто ненароком просыпал свои костяшки в «базар» и, бурча, что теперь ничего не разберешь, принялся мешать все вместе, включая «фигуру», в которой для него совершенно определенно опять возникла «рыба».

— У него в Джелалабаде медсестра есть знакомая. Встречались. То да се. Мы ведь за последние месяцы почти из Джелалабада не вылезали, там базировались. Так перед тем, как нам лететь в Ташкент, а потом сюда, в Брест, ему кто то накапал, что она за чеки дает. — Зубоиров смачно плюнул в окошко, наблюдая, как его слюна, подхваченная ветром, уносится далеко назад.

— Ничего себе. Концертик. Чекистка, стало быть, капитанова подруга. Как ее, кажется, Галей звать? — спросил Маслюк, продолжая усиленно перемешивать домино.

— Да, так. Высокая такая, мосластая. Причем капитана добило в основном то, что давала она за пять десять чеков, всем кому ни попадя. Начиная от начальника госпиталя и кончая безрукими или безногими солдатами, что ждали отправки на Большую землю.

— Чего ж так дешево, я знаю баб, что по полсотни чеков требуют за ночь. Вот, например, жена нашего полковника… — оживился Мяскичеков.

Зубоиров кивнул и поднял голову к крыше. Труба буржуйка от постоянной встряски немного отошла в том месте, где примыкала к обводу верхнего люка. Вниз, в вагон, опять потянулся дым.

— Это как раз капитана и добило. Со всеми и так задешево… Значит, слегка тронутая в этом направлении. На передок слабая. Ну что это за подруга такая… — закончил Зубоиров и, взгромоздившись на стол, стал поправлять печную трубу.

— ****ь, по другому, самая настоящая… — добавил Маслюк.

— А может, и врут про нее все. Завистники из баб или обозленные отказом мужики, — неожиданно сменил вектор размышлений Зубаиров. — Все может быть.

Капитан заворочался, одеяло съехало с его плеч и свалилось на пол. Он сел, свесил ноги и пошевелил пальцами под штопаными носками:

— Который час то?

— Без трех минут одиннадцать… — отозвался Зубоиров, прилаживая на трубу хомутик из алюминиевой проволоки, — похоже, придется на крышу вылезать — так ее не закрепить.

— Да брось ты, давай лучше двое на двое сыграем! — почесываясь, сказал Хмелев.

— Во во, и я говорю, я с капитаном и вы. Так сказать, старлей и капитан против двух лейтех! — радостно поддержал идею Маслюк.

Капитан, почесываясь, слез с нар, кинул обратно одеяло и принялся натягивать высокие шнурованные ботинки:

— Что то у меня неприятное ощущение, вроде как кошки на душе скребут.

— К чему бы это? — Зубоиров тем временем подтянулся на руках и сел на край люка. Встречный холодный ветер бил ему в грудь и вместе с дымом врывался внутрь вагона.

Мяскичеков еле справлялся с развернутой газетой, которую взял полистать.

— Еханый Мамай! Да слезь ты оттуда! Из за тебя все к нам задувает.

Зубоиров продолжал ковыряться с проволокой. В вагон свисали только его ноги. Неожиданно он спрыгнул вниз, чуть не задев Мяскичекова каблуком ботинка:

— Братва, а там, на крыше, кто то сидит!

Спецназовцы внимательно посмотрели на него, как смотрит обычно консилиум врачей на безнадежно больного. Мяскичеков закивал:

— Это тебе от половой неудовлетворенности мерещится.

— Да иди ты в задницу! Капитан, кроме нас и машинистов в поезде кто нибудь есть?

— Никого нет, чего ты орешь? — пожал плечами Хмелев, наблюдая, как Зубоиров быстро снимает чехол с автомата и вставляет полный рожок, снаряженный трассирующими пулями. Остальные на всякий случай тоже похватали оружие, Маслюк за всех спросил:

— Как там по инструкции: что делать, если в поезде посторонние?

— Идиоты вы, что ли? Да кто думал, что в поезде могут оказаться посторонние! — занервничал капитан. — Кроме того, что «страны блока НАТО только спят и видят… а все СССР надеется на нас», в инструкциях ничего и не было.

— Ну, понятно, опять придется самим мозговать. Только потом как ни сделаешь, будут вопить, что не так надо было, а сяк. Ух, я бы этих начальников… Всех бы скопом продал душманам за пару сотен долларов. — Маслюк потряс автоматом и взглянул на Зубоирова. Тот кивнул:

— Пошли посмотрим, что там да как…

Они по очереди вылезли на крышу. За ними вскарабкался Хмелев и прокричал сквозь грохот колес:

— Я Мяскичекова оставил внизу. Пусть посидит рядом с грузом, мало ли что!

— Чего? — подставил ухо Зубоиров. Крыша вагона ходила ходуном.

Вокруг пронзительно свистел холодный ветер, забирался за шиворот, рвал волосы, заставлял щуриться и вжимать голову в плечи.

Многотонная махина состава уверенно неслась по одноколейному пути, среди густого смешанного леса, который иногда подступал к самому полотну. Справа по ходу монотонно проносились деревянные телеграфные столбы, с ныряющими вверх вниз нитками проводов. Хмелев с тревогой оглядывал глухое место:

— Где мы сейчас?

— А? — отозвался Зубоиров.

Капитан повторил вопрос ему прямо в ухо.

— А! Понял. Проехали Маневичи минут пятнадцать назад, я видел табличку на здании вокзала! — прокричал Зубоиров и осторожно, пригибаясь, пошел по крыше в сторону хвоста поезда. Перепрыгнув на вагон, в котором находились контейнеры с грузом, он обернулся и махнул рукой: — Он был там, перед платформами!