Выделиться у нас нелегко. Все в одинаковой одежде из провалившегося с Михаилом магазина. Все с оружием. Как оказалось, здешние Соединённые Штаты именно сейчас воюют с Российской империей. И вместо того, чтобы вступить с переговоры с властями, найти разумный компромисс, наши мужчины сразу влезли в войну на стороне захватчиков. Мальчишки, хоть многим уже за пятьдесят.

Раскладываю горячие  блинчики по бумажным тарелочкам. Анфиса, привстав на цыпочки, старательно поливает их кленовым сиропом.  Странно, никогда не любила готовить, но сейчас получается, будто само собой. Маленькая дрянь наконец заткнулась, и больше не пытается шипеть о крашеных старухах и комиссионке. Выросшая на склоне крапива оказалась полезна не только как добавка в витаминный суп-пюре. Возможно, со временем из детки получится неплохая домохозяйка. Главное не прекращать лечебные процедуры.

Мужчины разбирают тарелки с завтраком, не отрываясь от своего любимого занятия. Меряются… интеллектом. Если смотреть на дискуссию под некоторым углом, это не будет такой уж серьёзной ложью.

—  И какую цель мы можем поставить перед собой?

—  Нет смысла стрелять из пушки по воробьям. Как минимум — отколоть Калифорнию от Соединённых Штатов! Вернуть Аляску и Гавайские острова в состав России!

— Но позвольте…

— Мы здесь не просто так, товарищи!

— Твои товарищи в овраге лошадь доедают!

— Господа, успокойтесь!

Просто детский сад. И вот так всегда, если нет какого-нибудь важного, горящего дела. Тогда они замолкают, и те, кто на что-то годится, идут и устраняют возникшую проблему. Человек десять. К сожалению, все они из тех, что решают проблему с помощью оружия и навсегда, даже не спрашивая у проблемы о намерениях. Русские. Но для местных я — одна из них. И объяснить разницу между нами вряд ли возможно.

Испеку-ка я ещё немного оладий.

***

Заголовки европейских газет:

Пятнистые человечки в Калифорнии — правда или вымысел?

Русские вновь нарушают правила ведения войны, которые мы собираемся утвердить на Гаагской конференции!

Силы врага на территории САСШ! Впервые со времён  войны за независимость!

Преступная неготовность правительства САСШ к войне привела к падению биржевых котировок! Пятнистые человечки в одной упряжке с медведями Уолл-стрит!

Русский десант страшнее чумы? Пароходы из Сан-Франциско набиты беженцами, в городе паника. Порты западного побережья запрещают швартовку судов из Калифорнии!

***

В Артуре уже совсем тепло — ветер треплет занавески распахнутых настежь окон. Чёрт знает, как называется то, что цветёт в ближайших садах, но пахнет оно замечательно. Не жасмин, не шиповник… Нет, не вспомнить, хотя запах смутно знаком.  Да и не до того, чем дальше, тем кудрявее закручиваются дела.

Александр бросает пачку газет перед своим советником.

— Читал?

— Читал.

То, что строки уже расплываются перед глазами – никому не интересная подробность.

Наместник дёргает щекой:

— И что думаешь?

Николай трёт красные, как у вурдалака, глаза. Спал последний раз позавчера. Кажется.

— Если выбросить все враки, в сухом остатке остаётся группа людей, говорящих между собой по-русски, в камуфляже, с большим количеством автоматического оружия. Всё это в Калифорнии, недалеко от Сан-Франциско, на другом берегу залива. Если тебе будет интересно, когда-то в тех местах было русское поселение. Люди в пятнистой одежде перестреляли несколько местных банд. Когда власти решили за бандитов заступиться,  залётные надрали задницу местному шерифу и его помощникам, после чего выбили какую-то кавалерийскую часть, посланную для наведения порядка.

— И это всё, что ты хочешь мне сказать?

— Нет. Ещё при разгоне кавалерии они применили что-то до боли похожее на броневики и танки. Точно не скажу — сам понимаешь, в словаре у тамошних писак ещё и слов нужных нет, но очень, очень похоже. Теперь к ним со всех окрестностей сбегаются мексиканские парни, решившие поблагодарить янки за милую привычку отнимать у соседей приглянувшиеся территории. Собираешься помогать?

— Не собираюсь, а помогу.

Наместник начинает нервно прохаживаться по кабинету.

— Это шило в заду у Рузвельта — раз.  Подъём духа у нас в империи — два. И мы своих не бросаем — три. Как тебе мои доводы?

Николай красивым броском отправляет в мусорную корзину скатанные в шар черновики, исчёрканные никому не понятными стрелками, кругами, квадратами и треугольниками. Промахивается, мусор разлетается по полу. Советник делает вид, что ничего не бросал. Придаёт лицу задумчивый вид и начинает аргументировать:

— Через неделю-другую Рузвельт подведёт туда пару броненосных крейсеров и отрежет этих ребят от моря. Что они могут против тяжёлой корабельной артиллерии? Эвакуировать надо, а не подкрепления посылать.

— А если «Победу» туда? — Александру не хочется отказываться от увлекательной идеи. Война на территории САСШ — это вам не японцев в солёную воду макать.

— Не-а, — качает головой советник, — автономности не хватит. Ей база нужна. Тем более, это наш главный козырь против наглов.

Откидывается на спинку кресла, упирается в столешницу ладонями, с хрустом потягивается.

 — Сходи к Лесиным комсомолкам, отдохни душой, расслабься.  В Калифорнию лёгкий крейсер посылать надо. Быстроходный. Заберёт наших и смоется. И ещё: кто-то из нас нужен. Если ТАМ в самом деле попаданцы, с ними придётся договариваться. Местные не потянут.

Наместник в задумчивости смотрит на стену — разглядывает карту северной части Тихого океана.

— Знаешь, Колька, что я тебе скажу? Где наша не пропадала?! Пускай и тут ляснет!

Он яростно лупит по кнопке настольного звонка:

— Запийсало!

— Я!

— Колчака ко мне! Срочно! И госпожу комендантшу пригласи. Жду.

Адъютант растворяется в пространстве для того, чтобы организовать искомое.

***

Памирский участок строительства военно-китайской железной дороги.

Секретное южное ответвление.

Вы не поверите, я мечтаю о ней уже второй месяц.

Нет, я не стал бы сразу хватать её своими мозолистыми лапами. Сначала я посмотрел бы на неё, осторожно, искоса, мельком. Ещё не веря своим глазам.  Потом… потом, если бы это оказался не мираж, я посмотрел бы ещё раз, и ещё, надеясь, что её не испугает яростный блеск вожделения в моих глазах. Подошёл бы ближе. Не сразу, в несколько приёмов, боясь потревожить. Может, если спугнуть, она исчезнет как утренний туман, сорванный несущимся между сопками ветром?

Я замер бы на расстоянии вытянутой руки, пытаясь унять бешено стучащее в горле сердце. Да, в горле, потому что в груди оно бы не поместилось. Потому что это была бы встреча с Мечтой. Мечтой, понимаете, да? Нет, что вы можете в этом понимать, разве умеете вы мечтать так, как мечтаю я?

Я забыл бы, что нужно дышать, я смотрел бы только на неё — прочий мир просто перестал бы существовать в момент нашей встречи. Я ласкал бы влюблённым взором её изгибы, пытаясь запомнить эти немного грубоватые, местами острые, но такие восхитительные черты! Всё это лишь для того, чтобы убедиться — отведи на долю секунды взгляд, и ты уже не можешь вспомнить ничего, кроме ощущения невозможного, всеобъемлющего счастья. А потом, через много-много ударов сердца, несколько бесконечностей спустя, я протянул бы дрожащую руку для того, чтобы самыми кончиками пальцев нежно, едва касаясь, провести…

Нет, не могу говорить, перехватывает горло. Как, как объяснить вам, сидящим в удобных креслах, всю прелесть обладания настоящей киркомотыгой?

Меня толкают в спину:

— Не стой, нельзя стоять, норма не выполняй — ничего не получай, кроме плеть. Стучи, зека, стучи!

Китайцам-откатчикам подённая плата идёт от суммы выкаченного из тоннеля камня, поэтому они немедленно закладывают охране медленно работающих  бойцов.

И я опять поднимаю осточертевшую каменную кувалду для того, чтобы обрушить её на вставленный в небольшую трещину деревянный клин.