1943 г., октябрь
Элегия на смерть Мечислава Калиновского
I
Мать-землю оросил солдат горячей кровью,
Разбитой грудью к ней приник в тоске сыновней,
Как воин, принял смерть — без страха и сомненья,
Под блузой у него хранилось донесенье.
Да, Калиновский пал!
В день грозной нашей славы
Погиб и сердцем вновь обрел свою Варшаву.
II
Он, видевший в мечтах иные очертанья, —
Возникшие в садах фасады светлых зданий,
Веселый детский смех, в тиши аллей тенистых
Звенящий, словно шум потоков серебристых,
И площадей размах, что снилися порою
В цветении знамен, рукоплесканьях, гуле,
Стеклянные цеха, проспекты, труд героев,
И санатории, что к склонам гор прильнули,
И многооких школ задумчивые своды,
Театр, несущий мысль и ясность чувств народу,—
О солнечных делах мечтал он, но решетка,
Насилья черный знак, вдруг перед ним вставала,
И зубы скалила дверей перегородка,
Что под ударами мечты не отступала
И лишь скрипела зло.
Нет, он пророком не был,
Но то, что произнес, — как колокол звучало.
Он созревал, искал, вторгался мыслью в небо
И передумывал всю жизнь свою сначала.
Он твердый путь избрал и не свернет с дороги —
Ведь всюду мрак царит, везде народ убогий,
Повсюду человек другого угнетает,
А имя — Человек — повсюду унижают,
Повсюду Труд — позор, Любовь — везде бесчестье,
Повсюду власть в руках у подлости и лести,
Повсюду дремлет Мощь, себя не сознавая,
И стоязыкое Отчаянье стенает.
Но на истории тесьме, в веках развитой,
Есть надписи порой, что не стереть обманом,
Года, когда на сейме рядом с гордым паном
Простолюдин, умом — не родом — знаменитый,
Решал о судьбах Речи Посполитой[48].
Рабочий, коммунист — он был прямым потомком
Килинских[49]! В боевых традициях былого
Искал для новой жизни родине основу
И счастлив был, что видит новый свет с Востока
В Стране Советов он увидел мир широкий,
Чудесный звездный план народа-исполина,
Сметающего прочь седую паутину
Отживших навсегда проступков и пороков.
Его на подвиг звал шагов народных топот
И правда, что огнем сверкала на знаменах.
Да, он перенимал великий русский опыт
И мужество людей, в сраженьях закаленных.
Не устрашится тот ни топора, ни плети,
Кто новую зарю несет своей планете.
Под виселицу тот шагнет без сожаленья,
Кого овеял бой свободы дуновеньем.
Повсюду, где борьбу с врагом ведут народы,
Он в их ряды идет сражаться за свободу,
Все посвятив борьбе, не требует награды, —
Ведь он из тех, что всё отдать за правду рады —
И молодость, и жизнь,
взойдя на баррикаду.
III
Он каждый спор решал, смирял любую ссору,
Он слабого умел уверить в общей силе,
Он был душой полка, командовал которым,
И совестью солдат, что с ним в бои ходили.
Он был одним из тех, кто начертал крылатый
Путь в будущее нам. Он — офицер Освяты[50]!
Попробуй на ладонь взять родника биенье
Иль ветер задержать, чтоб не швырял волною!
Я с Калиновским был. Я знал, с каким терпеньем
Он подчинял себе иных людей. Не скрою,
Приказывая, он страдал за них, и часто
Превозмогал себя он лишь усильем воли,
Наказывая, сам страдал двойною болью,
Но если награждал — в глазах сверкало счастье.
Нас общие пути свели в солдатской жизни,
Делились мы водой, делились папиросой.
Когда летела песнь солдатская по росам,
Мы верили — ее услышат и в отчизне.
И как сверкание чудесной той планеты,
Что, первою взойдя, угаснет лишь с рассветом,
Так в памяти моей все ярче возникает,
Чтоб вечно в ней сиять, весь облик твой знакомый:
Лукавые глаза, что радость излучают,
Морщинки на лице, фигура друга-гнома.
Ты выполнял свою солдатскую работу,
Вез донесенье то, что стало завещаньем.
Вдруг потемнело — ты увидел очертанья
Варшавой проклятых германских самолетов.
О воин доблестный, что некогда в отчизне
Свой голос называл «Раскаяньем» порою[51],
Ты снова первым в бой пошел во имя жизни,
Которой стала смерть лишь частию второю.
О вы, что в тишине мечтаете о счастье,
Зажгите впереди огонь великой цели!
Ведь если в жизни вы лишь жизнь найти сумели,
Вам лучше в тьму запасть, рассыпавшись на части.
Учитесь пламенеть! Проверьте год за годом
Всю жизнь свою сейчас, и если в ней найдете
Огонь священный тот, что вас сроднил с народом, —
Жить будете, а нет — вы в бездну упадете,
Истлеют имена и кости побелеют.
Лишь тот умеет жить, кто умирать умеет,
Но так, чтоб от его прямой судьбы солдатской
Осталось на века прекрасное горенье, —
Не только пепла горсть в простой могиле братской, —
А пламенный огонь — народа вдохновенье.
IV
Нет Калиновского — но я не верю в это,
Хочу пожать ладонь, что тянется из мрака,
Руками пустоту хватаю я, однако,
Как будто вместе с ним исчезла правда света.
Солдаты молча ждут — суровы и угрюмы,
Как будто вместе с ним и радость схоронили.
Где он? Где радость их? В солдатской спит могиле.
Спит, никому его не разбудить — он умер!
Домбровский[52]! Пусть цветы могильный холм накроют.
Кончай салют — у нас еще работы много.
Вперед, друзья! Трудна и далека дорога.
Погибшего почтим еще не раз — борьбою!
Еще не раз нам в грудь ударит пуля вражья,
Не одного из нас, друзья, оставить надо,
Не мало впереди сражений и снарядов,
Пока за эту смерть убийцу мы накажем.
Пехоты нашей цепь среди кустов укрыта,
Холодные кусты шуршат листвой осенней,
А ночь октябрьская слепою мглой повита,
Прожекторных лучей качается сплетенье,
Светлеет горизонт пожарища громадой.
Метнулся сноп ракет. Крепчает канонада…
Огонь! Пускай гремит орудий шквал могучий!
Вперед! Пускай солдат навек врага отучит
Нести нам смерть! Пускай пехоты батальоны
Сметут с лица земли чужие бастионы!
Пусть реки закипят, пусть сносит лес железом —
Мы по земле врага промчимся полонезом,
Войдем в его гнездо, карающей рукою
Раздавим грудь его, кровь потечет рекою,
И вырвем из груди мешок, налитый ядом,
Чтоб никогда земля не называлась адом,
Чтоб снова все поля ее зазеленели,
Чтоб звал нас труд вперед к заветной нашей цели.
Тогда румянец вновь лицо земли осветит,
Тогда к ее груди опять приникнут дети!
Вы, волны Вислы, песнь тогда мне прошумите
О всех, кто жизнь отдал отечества защите!
вернуться
48
«Года, когда на сейме рядом с гордым паном
Простолюдин, умом — не родом — знаменитый,
Решал о судьбах Речи Посполитой».
Сейм 1788–1792 годов, на котором под натиском депутатов от народа была принята демократическая «Конституция 3 мая» 1791 года.
вернуться
49
Ян Килинский (1760–1819) — предводитель варшавского народного ополчения в войне 1798 года, по профессии сапожник. В Варшаве стоит памятник Яну Килинскому. Его именем названо одно из соединений демократического Польского Войска.
вернуться
50
«Офицер Освяты» — так в дивизии им. Тадеуша Костюшки назывались политработники. «Освята» в переводе на русский язык — просвещение.
вернуться
51
«Свой голос называл «Раскаяньем» порою».
В «санационной» Польше Калиновский выступал в качестве публициста в антиправительственной демократической печати, подписывая свои обличительные статьи псевдонимом «Skrucha» («Раскаянье»).
вернуться
52
Петр Домбровский — капитан, командир подразделения, где заместителем по политчасти был Мечислав Калиновский.