— А запись бота? — в голосе пациента появляется азартный интерес — шутка ли, выходит и люди и автоматика прозевали стрелка, причем с очень нестандартным стволом.

— А вот записи черного ящика твои слова полностью подтверждают — пуля вышла именно из ее револьвера, да и тебя очень характерно «сдуло» со спины хряка, разом погасив всю инерцию, да еще и придав приличный разгон в противоположную сторону. Ладно, это уже пусть оружейники разбираются, но новость неприятная — если у местных появились такие пули, то скоро иначе как в «горшке» на прогулку ходить не будем.

Тигр нервно дернул ухом — новость действительно не из лучших. За всеми этими разговорами он даже не заметил, как из ванны ушел гель, за что был наказан бесцеремонным захватом уха, за которое его и выволокли наружу. Уже там, вытянувшись в струнку перед старшим по званию, он дослушал остальные результаты обследования.

— С головой прядок. В том смысле, что мозгов в ней давно уже нет, потому и сотрясения не приключилось. Если вдруг будет болеть… впрочем, болеть она не будет — там сплошная кость, если такое учудить смог и целым остаться.

Крайт горестно махнула ушами, не зная, как выразить свое отношение к седому разгильдяю и продолжила с нажимом:

— Так, боец. Слушай мою команду — сегодня до вечера изображать блин на кровати. Пять дней — без физподготовки и беречь ребра, пусть срастаются. Потом на осмотр. Ты еще тут?

Радостный бег к двери — так легко уйти из медблока удавалось далеко не всегда, был оборван вопросом в спину:

— Тигр, ты хоть понимаешь, чем такие романтические истории обычно заканчиваются? Напряженная спина замерла на фоне темного люка, голос прозвучал глухо:

— Ты знаешь? А кто еще?

— Да все и всё про тебя, влюбленного дурака, знают. Думаешь в нашем коллективе всерьез можно что-то скрыть, особенно если поседевший убийца вдруг стихами письма писать начинает? Да еще и девочке, которой он в отцы годится…

— И?

— Всем тебя жалко. И ее. И помогли бы, да вот как в таком деле помочь?

«Седой убийца» — повернулся и вдруг по-мальчишески подмигнул:

— Вот и славно, не стоит умным людям за дураков их проблемы решать. Бывай, тельняшка!

И исчез за дверью под полушутливое шипение.

Глава 12

‘Снежные склоны хребтов Гиндукуша

в красных заплатах солдатской крови.

Я под огнем перекрестным не струшу

ради твоей неизвестной любви.

Может быть, смерть мои руки развяжет –

я обниму тебя, падая в снег.

Горы высокие небу расскажут,

как человека любил человек.

Словом прощанья, слезою печали

издалека не тревожь, не зови.

Лучше останься такой, как в начале

нашей с тобой неизвестной любви.

Мы не бродили Москвою вечерней,

не целовались в Нескучном саду,

не придавай же большого значенья,

если однажды совсем не приду’.

Я смотрела на эти строки — очередное сообщение от неизвестного поклонника, которому я так нагрубила прошлым вечером — и плакала. Да, я хорошо держалась за ужином, хоть и огорчила Рысь, проглотив с трудом едва ли больше двух ложек замечательного рагу. Да, я смогла спокойно и серьезно выслушать Марата, который так же, как Серж и Рысь пожелал уверить наедине, как ‘чертовски’ сожалеет о том, что не поехал со мной. Даже на звонок Ахиллеса удалось ответить спокойно и без эмоций, что конечно я приеду к нему завтра утром, и мы всё обсудим.

Попрощавшись со всеми, и убедившись, что Оля и правда хорошо всех устроила в моем новом доме — как хорошо, что я накупила столько разнообразных диванов и кушеток — я не стала строить из себя умирающую лебедь и рыдать в подушку. Просто стояла на балконе, ни о чем не думая, не желая пускать в голову хоть какие-то мысли. Лицо обдувал теплый бриз, быстрые тучки скрывали луну на доли секунды и неслись дальше, а бледный синеватый свет заливал все кругом, делая окружающие скалы и морские волны чем-то нереальным, словно в сказке. Изредка, то тут, то там показывались сквозь прорехи облаков яркие крупные звезды. И я невольно гадала, возможно ли увидеть среди них наше Солнце?

Нарушая тишину, царящую снаружи и внутри меня, запищали визоры. Отдав команду закрыть двери — пока что голосовой режим, настроенный Виком, меня устраивал, я вернулась в спальню и, усевшись по-турецки на своей огромной кровати, укуталась поплотнее в теплый пушистый халат и вывела сообщение незнакомца на виртуальный экран.

Горящие зеленым светом ровные строки очередного стихотворного послания медленно всплыли, покружились в каком-то причудливом танце, а затем замерли, позволяя их прочитать. Я ничего не ждала от незнакомца сегодня, и немного удивилась, неужели он не оскорбился моим ответом? И в строках я почти ничего с первого прочтения не поняла, но вот растаяли в воздухе последние слова, и я ощутила ком в горле, а лицо было мокрым от слез. Словно этот стих смог прорвать какую-то плотину в моей душе и дал выход чувствам: жалости к себе, к погибшему страшной бесчеловечной смертью Глебу, горю по своей первой детской любви, уничтоженной доброй памяти о ней, тоске по родине, маме…

Не было рыданий и даже всхлипываний. Я плакала молча, обхватив себя руками и до боли стиснув кулаки.

На душе стало легче не скоро. Точно больная, как в детстве, я спустилась на пол и, шлепая босыми ногами, поплелась в ванную. Пояс халата и длинный подол волочились следом, как шлейф. Умывая лицо, я уже ощущала умиротворенность и сильное облегчение. Надо жить дальше, боль останется, это неизбежно, только нельзя на ней зацикливаться, пострадала и будет, надо попытаться жить дальше, и если не забыть, то как-нибудь спрятать, задвинуть ужас дня в дальний уголок памяти.

Еще раз прочла стихи, просто в визорах, без эффектов голоэкрана — слишком уж сильно подействовали странные строчки. Снова не поняла, что мне хочет сказать незнакомец. Что он военный, рискует жизнью и работа у него опасная, это уже из прошлых писем понятно было. Мне нечего ему сказать, и отвечать я не стала.

Только засыпая, свернувшись калачиком под одеялом, я вдруг поняла и даже подпрыгнула на кровати, снова включая свет и садясь, опираясь на подушки.

Схватила визоры и прочла в третий раз, представляя себе, как незнакомец находит именно этот стих, как отсылает его мне… Ну конечно, больше всего это похоже на прощание! То есть, всё?

Больше не будет писем и признаний? Я чувствовала, как усиленно бьется сердце. Но почему вот так внезапно? И именно тогда, когда особенно одиноко, когда нет достаточно близких друзей, личной жизни, и самого главного — нет любви… А есть ли на свете эта настоящая любовь? С чего я считаю, что это не сказки, разве после сегодняшнего могли у меня оставаться хоть какие-то иллюзии?

И поняла — могли! И остались! Вера в любовь и в то, что я ее все же встречу вернулась именно благодаря незнакомцу. А ведь он мне даже слова простого не сказал. Только эти стихи…

Поспешно активировав виртуальную клавиатуру, стала старательно писать ответ:

‘Прошу вас, кто бы вы ни были, не надо со мной прощаться. Очень прошу. Только не сейчас. Мне стали дороги ваши письма, я жду их, жду того, что они делают со мной, хоть и не понимаю, что именно. Не знаю, отчего я хочу написать вам так откровенно, может оттого, что больше некому. Лучший друг остался на Земле, а нового я не нашла.

Как бы я хотела вас увидеть! Узнать ваше имя! Взглянуть в ваши глаза. Как бы я хотела, чтобы вы были рядом со мной сегодня, несколько часов назад… ведь, если всё, что вы сказали о себе — правда, то вы смогли бы меня спасти. Мне кажется, вы очень смелый и бесстрашный, а я такая трусиха…

Простите, вам наверное не понять, о чем я толкую. Произошел несчастный случай, да, иначе и не назвать. Если честно, все закончилось хорошо, по крайней мере — для меня. Впрочем, не уверена, что те двое заслужили такую страшную участь, и мне стыдно, что я рада их смерти. Да, никому, кроме вас не смогла бы этого сказать.

Почему? Почему я вам так доверяю? Неужели я совсем наивна, и совершаю очередную глупость в жизни? Или есть в этом мудрость — довериться своей интуиции? Я не знаю. Я просто доверилась, сделала выбор, если угодно. Ваше послание заставило плакать, но это даже хорошо, лучше, чем было до него, когда внутри словно всё закаменело.