В этой части, как и в предыдущей, улик немного, но они крупные и нельзя их расшатать. Прежде всего доказательством, что пожар явился неспроста, не от случая, представляется прекращение работ без причины за два дня до пожара. Эта улика разобрана уже прокурором. Я ссылаюсь на его соображения, чтобы их не повторять. Я не вижу возможности объяснить это обстоятельство. Работ прекращать не следовало; войска не были обеспечены мукой; 50 тыс. четвертей оставались неперемолотыми; генерал Скворцов никогда бы на приостановку работ не согласился. Остановку работ делают хитро, заявляют только рабочим, а интендантство узнает о том только на следующий день после пожара, из рапорта Квадри, который принесен был только вечером после пожара, в воскресенье 2 числа. Рапорт гласил, что работы приостановлены вследствие порчи котлов. Но это неправда, порча отрицается и механиком Кильпио и вообще всеми свидетелями. В прежние годы, когда нужно было по соображениям хозяина остановить действия мельницы, по крайней мере, сочиняли какой-нибудь предлог. Вспомните, как в 1874 году, когда нужно было остановить мельницу, нарядили Карлсона сочинить искусственную порчу машин. В первоначальном своем показании на предварительном следствии Карлсон сказал, что поломал зубья в шестерне нарочно для того, чтобы машина не шла. На судебном следствии он изменил это показание отзывом, что ломал только негодные зубья в шестерне, но вместе с тем он и теперь перед вами признал, что при закрытии работ вместо новой шестерни поставлена старая, никуда не годная по той причине, как удостоверяет Зоммер, что какие-то лица должны были прийти посмотреть, действительно ли есть порча снарядов на мельнице. Так бывало в прежние годы. В настоящем, в 1875 году, причина остановки мельницы даже не сочинена; мельница остановилась так, без всякой причины. Этого спокойствия перед необходимым — приходом интендантских чиновников для ревизии, которая не могла не обнаружить годности котлов, по крайней мере, еще на полгода, нельзя не чем иным объяснить, как только тем, что на мельнице в понедельник нечего будет свидетельствовать. Другая улика, состоящая из множества мелких обстоятельств, — это те приготовления, которые предшествовали огню. Усиленная, тревожная деятельность проявляется в последнее время на мельнице. Вывозят хлеба много; одним частным лицам продано 1829 кулей, как видно из акта экспертизы. В это время от вахтеров различных магазинов писалось к приказчикам Овсянникова о том, что нужно увеличить число лошадей для вывоза. По всей вероятности, количество оставшейся на мельнице муки было гораздо меньше того, которое показано по книгам Морозова и Квадри, а именно меньше 13955 кулей. Муку эту осматривал Кузнецов до пожара. Теперь он определяет наличную муку в магазине в 4000 кулей; у судебного следователя он показывал, что было ее 8000 кулей. Если вычесть эти 8000 из 13 955, остается больше 5000 кулей. Это определение количества хлеба сделано Кузнецовым по глазомеру. Но оно отчасти совпадает с показанием мельника Зоммера. Зоммер говорит, что когда он уезжал в четверг из Петербурга, перед самой остановкой работ, в трех этажах магазинного отделения были: в одном — от 3000 до 3500 кулей, в другом — около того же, а в третьем — еще менее. Таким образом, и по показанию Зоммера, далеко до 14 000 кулей. Морозов тоже удостоверяет, что муки было менее 13 955 кулей с лишком на 1000 кулей. Я полагаю, что вся мука, которой недоставало против записанной в книгах цифры 13 955, составляла частную прибыль Овсянникова. Я вполне схожусь в мнении с товарищем прокурора, что все 13955 кулей по книге представляют собой муку казенную. Она была не застрахована; если она сгорела, то убыток от этого несла одна казна, которой было не на ком возместить этот убыток. Если потом была поставлена Овсянниковым другая мука взамен сгоревшей, то на то была его добрая воля, это был дар, приношение интендантству ввиду ожидаемого нового долгосрочного подряда. Притом это приношение было сделано условно; Овсянников мог просто сказать: я не плачу за эту муку; и не заплатил бы, потому что по контракту он не страхует муку на мельнице. Генерал Скворцов утверждал перед вами, что не из слов, а из сокровенного смысла контракта, как он его понимает, Овсянникову все-таки пришлось бы поставить муку вместо сгоревшей. Но в опровержение г. Скворцова я ссылаюсь на официальную бумагу его же, г. Скворцова, в которой он пишет судебному следователю, что по контракту на Овсянникове лежала обязанность страховать хлеб на пути и в магазинах, но не на мельнице. Итак, мука эта не подлежала страхованию, она была казенная, показано ее было около 14 000 кулей. Овсянников имел полную возможность не платить за эту муку; каждые 1000 кулей, взятые из счета, были 1000 кулей, идущие в личную прибыль Овсянникова. Вместе с тем он имел и другую прибыль. Оставалось 50 000 четвертей неперемолотой ржи в казенных магазинах. Эта рожь была тотчас же продана Овсянниковым и продана выгодно. Наконец, кроме распоряжений по вывозу муки, кроме распоряжения, чтобы как можно умалить число кулей, действительно оставшихся на мельнице, против цифры 13 955, к числу приготовлений я отношу те факты, которые я уже разбирал, когда доказывал поджог мельницы. Так, я не мог упустить из виду: выпуска воды из труб и бака и то множество мелких особенностей, которые придают огню на мельнице чрезвычайно подозрительный характер; наконец, в-третьих, немедленно после пожара Овсянников напрягает все усилия к тому, чтобы получить долгосрочный подряд. Будь в положении Овсянникова каждый из нас, он бы счел первым делом определить свои убытки, сосчитать свою потерю и разграничить свой интерес от казенного. Он бы рассудил так: во-первых, ставить другую муку вместо сгоревшей на мельнице нет никакого законного основания, а во-вторых, что так как на случай пожара мельницы, предусмотренного в п. 4 контракта, постановлена поставка муки вместо уже изготовленной и отчасти оплаченной ржи, то возникает целый ряд сложных вопросов о том, как сделаться с казной после пожара. Возвратить ли задатки, полученные на рожь, перенести ли ее на муку? Кто должен нести убытки, какие может понести поставщик на массе ржи, которая ему уже теперь не годится. Вместо расчетов, вместо всякого уяснения спорных пунктов Овсянников является беспредельно податливым подрядчиком, муку (ставит вместо сгоревшей беспрекословно, наряды и приказания исполняет беспрекословно и только требует долгосрочного подряда на более выгодных для себя, нежели фейгинский контракт, основаниях. Он поставил новую муку в количестве 13 955 кулей, но он вовсе не сказал, что он эту муку ставит безвозмездно, что он не потребует цену ее, если ему не дадут долгосрочного подряда. Он ежеминутно мог потребовать плату за эту муку в случае отказа в долгосрочном подряде. Я кончил. Я изложил вам, присяжные, мой взгляд, мое убеждение. Ваше дело оценить достаточными те факты, которые известны вам, для того чтобы вывести заключение о виновности Овсянникова. Но если вы внутренно убедились в необходимости вывести подобное заключение, если оно вытекает из совокупности всех фактов, то на вас лежит несомненная гражданская обязанность сказать: "да, подсудимый Овсянников виновен".

Овсянников был признан виновным в поджоге, лишен всех прав состояния и сослан на поселение в Сибирь. Страховые общества "Варшавское" и "Якорь" признаны не обязанными платить страховые премии за сгоревшую мельницу Кокорева.

Дело Дмитриевой и Каструбо-Карицкого

В качестве обвиняемых по настоящему, делу, кроме Дмитриевой и Карицкого, были привлечены врачи П. В. Сапожков и А. Ф. Дюзинг, а также Е. Ф. Кассель.

Дмитриева и Каструбо-Карицкий обвинялись в краже процентных бумаг и в незаконном проведении изгнания плода (аборт). Врачи Сапожков и Дюзинг — в оказании содействия и помощи при изгнании плода. Е. Ф. Кассель — в недонесении, укрывательстве преступления и частично — в соучастии в преступном изгнании плода.